Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта - Максим Северин

В Афганистане мне присвоили звание сержанта и назначили командиром группы авиавооружения и десантного снаряжения, в подчинении было пять человек. Наша работа заключалась в подготовке вертолета к боевому вылету. Перед вылетом подвешивали блоки с НУРСами (неуправляемые реактивные снаряды), так же обслуживали двуствольные пушки ГШ-23 калибром 23 мм, ленты к ним набивали как вручную, так и специальной машинкой.

В самом начале моей службы в Афгане полк делал много вылетов на уничтожение складов. Когда поступали разведывательные данные об обнаружении в горах склада бандитов, то наши борты вылетали на их уничтожение. Для этих целей подвешивали ПТУРСы (противотанковые управляемые реактивные снаряды). Радиоуправляемая ракета залетала в пещеру и взрывалась внутри, порой от этого даже оседали небольшие возвышенности. Стоит упомянуть и авиабомбы, в основном у нас они были по 100 кг и 250 кг, иногда подвешивали и 500-килограммовые бомбы, но очень редко. «Сотки» и 250-килограммовые авиабомбы подвешивали при помощи лебедки или вручную, причем первые вручную могли подвесить двое, а вторые — только вчетвером. В корпусах бомб были сделаны специальные отверстия с резьбой: два у головки и два у стабилизатора, туда вворачивались куски трубок с резьбой, и бомба поднималась, словно на носилках, со временем эта операция отработалась до автоматизма. Взрыватели у бомб были разные, у 100-килограммовых они были мгновенного действия — прикоснулась к земле и сразу взорвалась, а вот у 250-килограммовых взрыватели в основном стояли с замедлением на определенное время, чтобы получался фугасный взрыв. В хвостовую часть бомбы вставлялся специальный взрыватель, похожий на немецкую гранату-«колотушку» времен Второй мировой: там был шарик и деления, с помощью которых устанавливалось необходимое время замедления. Запомнилась бомботара, на которой стаяла дата изготовления, когда мы впервые увидели год изготовления, то были очень удивлены: бомбы были периода войны, 1943 и 1944 годов выпуска.

Для безопасности боевых вылетов на вертолеты устанавливалась специальная аппаратура, маркировавшаяся как АСО-2В — это термитные тепловые ракеты, температура горения которых три тысячи градусов. При посадке и взлете ракеты отстреливались влево и вправо, что защищало вертолет от ракет с тепловыми головками самонаведения.

— Какой была интенсивность боевых вылетов?

— Все зависело от расстояния до целей. Больше трех вылетов в день никогда не делали, а обычно борт делал один-два боевых вылета. Ночью наши вертолеты не летали.

Экипаж вертолета состоял из трех человек, пилот и штурман были офицеры, бортмеханик — прапорщик. Снизу вертолет защищался бронеплитой, у пилота была бронеспинка. В целом Ми-24 был неплохо защищен, его было не так просто сбить. Вертолеты получали боевые повреждения, но не очень часто. На аэродроме много подразделений и групп, которые следили за состоянием техники. ТЧ — это техническая часть, ВД — вертолетные двигатели, это обозначение группы, следившей за состоянием двигателей Ми-24. Еще были радисты, машина АПА, представлявшая собой большой аккумулятор для запуска вертолета. ТЗ — группа, отвечавшая за заправку. Горючее расходовалось очень быстро. Из Союза приходили колонны бензовозов с соляркой, керосином и бензином. Среди водителей мы постоянно искали земляков, и если кто-то был из Калуги или из Брянска, то уже считался земляком. Но земляков практически не было, один парень из села Барятино и один из Юхнова.

На аэродроме мы практически не были, постоянно перелетали из одного места в другое. Приходил приказ, мы вылетали, например, в Баграм. Там, в Баграме, были свои боевые вертолеты, а наши направлялись на усиление. Вертолеты в течение пары недель совершали боевые вылеты, пока не уничтожали банду или склады. Затем летели обратно к себе в Кабул, затем было немного отдыха, и вновь приказ — летим в Газни. В Газни все повторяется вновь: борты работали, а мы их обслуживали. В Газни жили в заброшенной гостинице, которую построили еще американцы, а по ночам велась стрельба трассерами, было очень опасно. Так «кочевать» нам приходилось постоянно. Снарядили борт боеприпасами, они пошли на задание, и мы часа два отдыхаем, борты прилетели — пополняем боекомплект, они вновь улетают в горы, а мы их ждем.

Бывали с заданием в Джелалабаде. В Бамиане на «точке» не было своих бортов, только наши: прилетели, сделали пару выстрелов и улетели обратно. Мы были молодые, многое было интересно, подходили к командиру экипажа, просились с ним на задание, обычно нам не отказывали. Однажды я полетел на задание с одним из экипажей. На борту был пулемет ручной РПК, вот из него и пришлось мне стрелять по «духам»: когда пролетали над их селением, нас обстреляли, в ответ я открыл дверь и по стрелявшим всадил из пулемета. Правда, я не видел, попал ли в кого-нибудь или нет, но патронов расстрелял немало.

Иногда к нам на аэродром садились борты, которые прилетали из Союза. А однажды прилетели самолеты, обслуга которых была в гражданке, но с оружием. Пару недель простояли у нас, время было, мы успели познакомиться с ребятами, и в разговоре выяснилось, что прилетели они из Ливии и служат, как и мы, срочную службу. Отработали их борты по целям и улетели, скорее всего, это были ребята из КГБ.

— Вертолеты теряли?

— Потеряли при мне всего один борт. При взлете тепловая ракета попала в вертолет, он упал на взлетную полосу. Летчик и штурман получили незначительные ранения, а вот бортмеханик погиб. Запасной двигатель сорвался, а их у Ми-24 два, и придавил прапорщика, жуткая картина: кишки вылезли, лицо от боли перекошенное, все вокруг в крови, я такое видел впервые, даже сейчас, по прошествии времени, у меня мурашки по телу от воспоминаний.

И еще один борт загорелся после минометного обстрела, но это уже было у соседей. Вертолет был Ми-8МТ, начали его тушить, а рядом на стоянке лежали бомбы, хотя и без взрывателей, но все равно было как-то страшновато, мы откатили их подальше от огня.

А вскоре война пошла другая. Банды и оружие пошли через Пакистан, американцы стали помогать бандитам деньгами и оружием. «Духи» и наемники стали воевать намного активней.

Я уходил на дембель 15 мая 1982 года, разговоры тогда были всякие, говорили и о девяти тысячах погибших. Если верить этой цифре, то к 1989 году, когда вывели наши войска, цифра в 13 тысяч погибших, по логике вещей, должна быть больше. Но это только мои предположения.

— С местными общались?

— Мы не очень активно общались с местными. Помню, как на годовщину Апрельской революции мы сажали деревья в центре Кабула. Были мирные жители, солдаты армии ДРА и мы — все вместе высаживали деревья в Парке Дружбы или Революции. И один раз я присутствовал при разговоре, когда наш солдат, узбек по национальности, разговаривал с их солдатом. Потом он мне перевел их разговор. Узбек спросил у афганца, чем тот думает заниматься после службы, а тот ответил, что пойдет в горы, к душманам, заработает денег и купит себе жену. Жили там бедно, детишки какие-то грязные бегают, речка протекала в Кабуле — одна грязь, а те в ней купаются. Молодежь, правда, была уже посовременнее, стали появляться на улицах девушки без паранджи. Наши специалисты построили им современные дома из кирпича, кирпичный завод, отдали много техники.