Мандаринка на Новый год - Дарья Александровна Волкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И встал, видимо, не только ты один!
– Угу. – Его ладони снова приходят в движение.
– Коля… Давай выспимся, как белые люди… А потом…
– Вот именно, потом и выспимся.
– Ты чудовище! Мой ночной кошмар, который не дает мне спать по ночам.
Его ладонь без предупреждения оказывается между ее бедер.
– Ты же хочешь…
– Всё-то ты знаешь… – Тело предает ее окончательно.
– Именно так. – Он начинает двигать пальцами. – Так. Вот та-а-ак…
* * *
Люба ненавидит и боится, когда Ник становится таким. Он приходит домой и отказывается ужинать. Сразу в душ, а потом ложится на кровать лицом в стену. Она знает – устал. Она понимает – лучше не трогать. Сидит полчаса на кухне с планшетом. Но… но нельзя же так! Невозможно делать вид, что ничего не происходит!
Люба проходит в комнату и, не дав себе времени на раздумья, ложится рядом, обнимает за широкую спину, прижимается щекой. Ник вздыхает.
– Я понимаю… Ты устал. Ты, наверное, хочешь побыть один. Чтобы тебя никто не трогал. Что-то случилось, да?
– Люба…
– Можешь не рассказывать, если не хочешь. Но я не могу делать вид, что ничего не происходит! Я не могу заниматься своими делами, когда ты лежишь вот так – отвернувшись к стене! Мне кажется, что я могу что-то сделать… как-то помочь. Я не могу ничего не делать, когда ты такой, понимаешь?
Он молчит. Молчит так долго и обидно.
– Ладно. – Она со вздохом разжимает руки. – Тебе надо побыть одному, я поняла.
Совсем отстраниться Люба не успела – Ник поворачивается и заключает ее в объятия, утыкается губами в макушку. Снова молчит. Но потом все же нарушает тишину:
– Люб… да ничего особенного не случилось. Просто… у меня бывает так иногда… реально кончаюсь. Физически. Эмоционально. Прости. Это пройдёт.
– Перестань. Я понимаю. У тебя непростая работа.
– Правда. Но я ее выбрал сам. А ты выбрала меня. И я люблю тебя. Я, правда, сейчас очень устал. Но ты не обязана прыгать вокруг меня, подстраиваться под мое настроение. И если ты…
– Ник!
– Если ты чего-то хочешь, – продолжает он упрямо, – скажи мне. Только скажи прямо – я сейчас просто не в состоянии гадать.
Она выдыхает ему тепло в шею. И после паузы шепчет:
– Единственное, чего я хочу, чтобы тебе было хорошо.
– Мне уже хорошо.
– Угу, прямо невооружённым взглядом заметно. – Она поднимается на локте, смотрит внимательно и вдруг начинает покрывать мелкими, лёгкими поцелуями его лицо – упрямый подбородок, щёки, темно-рыжие брови, лоб. И шепчет между поцелуями: – Хочу, чтобы тебе было хорошо, любимый мой, хороший мой. Хочу. Хочу, чтобы тебе было хорошо. Чтобы ты забыл про плохое и тяжёлое. Хочу. Всё будет хорошо, поверь мне. Люблю тебя.
А потом их губы встречаются и…
– Не надо… – говорит она, как только они отрываются друг от друга. – Ты устал. Просто полежи, а я поглажу тебя по голове. Вот так. Вот так.
– Хочу тебя. Пожалуйста…
– Точно?
– Точно, – кивает он. – Только можно… я буду сегодня снизу?
Люба мгновенно понимает, о чём он. И не думает отказывать.
Она выполняет его работу, то, что обычно делает он. Целует, ласкает, возбуждает, заводит его. Раздевает. И не только раздевает – одевает тоже. В первый раз он отдаёт всю инициативу в ее руки. Лишь вздрагивает от ее немного неумелого обращения с изделием из латекса. Но со второй попытки у Любы получается. Она опускается на Ника, ложится сверху. Целует его лицо, обнимает руками и не только – всем телом обнимает, согревает, дарит тепло и нежность, двигаясь неторопливо. Давая ему возможность сейчас просто наслаждаться и быть любимым.
В конце концов, звероящер в Нике проснулся. И Люба оказалась на спине, под ним. Но это ни ее, ни его нисколько не расстроило.
– Спасибо, – сказал он потом ей тихо на ухо.
– За такое не благодарят, дурачок. Ты аппетит не нагулял? – Она погладила его по затылку.
– В общем-то, да. Я бы съел чего-нибудь.
– Ладно, иди в душ, а я пока на стол накрою.
– Любава, – он перехватывает ее руку, целует в ладонь, – я… я не часто буду такой. Правда. Когда со мной надо вот так… нянчиться. И ты не обязана…
– Самойлов, иногда тебе лучше есть, чем говорить. Всё, марш в душ!
* * *
– Ник, я сегодня задержусь, не теряй меня.
– Ты к родителям?
– Нет, у меня встреча с Егором.
– Я тебя встречу.
– Коля! Я не маленькая. К восьми буду дома.
– Я тебя встречу.
Когда он говорит таким тоном, спорить с ним бесполезно. Он на каждый ее аргумент будет повторять одно: «Я тебя встречу». Упрямый и чертовски ревнивый.
– Хорошо, – со вздохом соглашается она.
– В полвосьмого возле мастерской.
* * *
– Ну, всё, Егорик, я побежала.
– Куда так торопишься? Давай чаем на дорогу угощу?
– Не могу. Меня ждут.
– Кто ждет? Твой Отелло?
– Он самый.
– Да познакомь меня уже с ним. Я твоего Николая понимаю, конечно, сам бы на его месте был бы начеку…
– Егор!
– Ну, надо же ему объяснить, что уж с моей-то стороны он может подвоха не ждать. Чтобы зря нервы не трепал.
– Тут я согласна. Пойдем, выйдешь меня проводить, заодно и с Ником познакомлю.
– Знакомьтесь, Николай, Егор.
– Рад знакомству. Давно хотел… – Егор протянул руку и осёкся.
– И тут Штирлиц понял, что явка провалена, – после паузы хмыкнул Ник.
– И тут Беркович понял, что полгода назад был в шаге от крупных неприятностей для своего здоровья, – в тон ему ответил Егор.
– Ребята… – Люба растеряна. – А что происходит?..
– Всё в порядке, солнышко! – сказал Ник деланно бодро. – Егор, рад знакомству! – Он крепко пожал руку Берковичу. – Извини, торопимся страшно, в другой раз пообщаемся.
– Коля!
– Пойдём, пойдём. Всё по дороге объясню!
Егор с улыбкой смотрит вслед удаляющейся и бурно жестикулирующей парочке. Метров через двадцать они останавливаются и начинают целоваться, точнее, он целует ее, сломив легкое сопротивление. Завидовать чужому счастью нехорошо, но сейчас Егор все-таки немного завидует.
– Почему ты не рассказал мне, что знаешь Егора?
– Ну… потому что мне было стыдно.
– Тебе не бывает стыдно!
– Как видишь, иногда бывает. Я просто тогда… метался, как зверь раненый. Не понимал, что делать. Не знаю, зачем с Егором встретился. Думал, пойму что-то.
– Понял?
– Угу. Что хочу набить ему морду. И что ты у меня очень талантливая девочка.
– И кто ты в этой ситуации?
– Как обычно – дурак.
Люба улыбнулась. Она просто не может на него сердиться – такое вот патологическое состояние.
– А мандаринка-то где? Дома