«Афганистан, мой путь…» Воспоминания офицера пограничной разведки. Трагическое и смешное рядом - Юрий Николаевич Матроскин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А уже 28 февраля 1986 года наша нештатная десантно-штурмовая погранзастава под командованием старшего лейтенанта Виктора Нарочного, участвовавшая в окружной войсковой операции в горах Куфаба в районе Рустака в зоне ответственности соседнего 117-го Московского погранотряда понесла еще одну тяжелую потерю: в бою при высадке десанта погиб рядовой Василий Платонов. Посмертно старший лейтенант Тарасов Дмитрий Петрович был награжден орденом Красного Знамени, а рядовой Платонов Виталий Борисович — орденом Красной Звезды.
По завершении этой операции я вернулся к своим «шпионским» заботам на загранобъекте «Артходжа». Нужно было приобретать новых негласных помощников, прежде всего из враждебной среды — мятежников и их пособников зоны Ходжагар. Это была сложная, но решаемая задача — для этого нужно было хорошо знать ситуацию внутри бандгрупп, настроения самих душманов, их взгляды, настроения и характер взаимоотношений между собой. Ну и самое важное: нужно оказаться в нужное время в нужном месте! Это называется «Его Величество Случай», который случается тогда, когда эффективно действует хорошо отлаженная система разведывательных мер. И нам это зачастую удавалось, хотя порой и приходилось здорово рисковать. Однако огромное желание успешно решить поставленные задачи в сочетании со стремлением молодого офицера к самоутверждению, «здоровым» авантюризмом, неумением еще ценить свою жизнь и порой обыкновенной дуростью позволяло нам достигать поставленной цели. Не избежал такой дурости на заре своей разведывательной карьеры и я. К тому времени, провоевав в Афганистане уже почти полтора года и став опытным боевым офицером, у меня появилась уверенность в своих способностях правильно оценить оперативную обстановку и принять верное решение. Именно в это время на меня через посредника вышел командир группы из крупного бандформирования, оперировавшего в Ходжагарском улусвольстве, которого условно назову «Абдулла». Он выразил готовность к негласному сотрудничеству с нами из-за обострения своих отношений с главарем бандформирования (что соответствовало действительности). А еще были установлены три важных фактора, вероятно толкнувшие его к выходу на контакт с советским разведчиком: его учеба в одном из советских военно-учебных заведений, добросовестная служба в афганской армии и его принудительное рекрутирование в банду во время пребывания в отпуске.
Для начинающего разведчика это был огромный подарок «Его Величества Случая». Тем не менее нет-нет да и появлялась мысль: а вдруг это хитроумная игра? Мои переговоры через посредника проходили весьма успешно и я стал получать от него оперативно значимую развединформацию. А спустя месяц командир группы предложил мне личную встречу и встал вопрос о месте ее проведения, возникла серьезная проблема из-за необходимости совместить обеспечение личной безопасности со строжайшей конспирацией. Сам «Абдулла» мог выходить за пределы бандитской зоны только вместе с несколькими своими боевиками, в противном случае тут же попал бы под подозрение бандглаваря. После тщательного изучения всех вариантов, оставался лишь один: встречу провести в доме связника-посредника в кишлаке, находящемся буквально в нескольких километрах от «точки» в зоне, контролируемой союзными нам «самадовцами». «Абдулла» изредка появлялся у своего родственника (посредника) в этом кишлаке в сопровождении трех членов своей группы из числа родственников. В то же время мои попытки уговорить его прибыть на встречу на «точку» были безуспешны — «Абдулла» не хотел рисковать, поскольку подходы к мосту прикрывал пост охранения батальона «Царандоя» и миновать их он не мог. Завезти его на «точку» на БТРе было крайне затруднительно из-за отсутствия удобных мест для его скрытой посадки. В свою очередь, мое появление в кишлаке в сопровождении вооруженной группы тоже нельзя было скрыть от «самадовцев» на посту на входе в кишлак из-за ровной как зеркало открытой местности. Проход же в темное, в не позднее время на определенном удалении мимо поста двух человек, один из которых был местным жителем, подозрений у «самадовцев» не вызвал бы (они обычно окликали проходящих издали для опознания). В конечном счете командир этого поста был моим хорошим знакомым и при необходимости имелась возможность воспользоваться его помощью. Конечно, запрашивать санкцию на проведение такой встречи у начальника разведотдела не было смысла — ее никто бы не дал. В то же время желание привлечь к негласному сотрудничеству перспективного и ценного источника из числа командиров групп мятежников было у меня огромным, и я решил рискнуть, согласившись на такую встречу на условиях «Абдуллы».
Конечно, страх быть захваченным душманами был, но тщеславное желание сделать ценное приобретение превысило мое благоразумие. К тому же интуитивно я чувствовал и внутренне был убежден, что «Абдулла» со мною не играет. Вместе с тем, поставив на кон свою жизнь, мною было сделано все, чтобы не допустить своего захвата живым. Прекрасно понимая, что если меня решили захватить, то автоматом или пистолетом воспользоваться мне не дадут, я решил в этом случае подорвать гранатой себя и душманов. Такое решение было нормальным для советского офицера, ибо каждый из нас позору плена и перспективе быть подвергнутым нечеловеческим пыткам и издевательствам предпочитал гибель. К тому же у каждого из нас в подсознании глубоко укоренилось убеждение: «Чекисты-пограничники в плен не сдаются!», которое сформировалось у нас многолетним патриотическим воспитанием на многочисленных примерах подвигов чекистов и пограничников в годы Великой Отечественной войны, предпочитавших гибель позору плена. К сожалению, это в кинофильмах и книгах все происходит красиво, а в жизни — совсем иначе. Внезапность боевых ситуаций в ближнем бою с противником порождает массу обстоятельств, при которых у тебя нет