Не жизнь, а роман! - Юлия Викторовна Меллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бертран не мог нарадоваться на то, как управились без него Катрин и Леон. Жена умело вела хозяйство, сын доказал, что достоин и готов быть рыцарем. Впереди у них всех только хорошее — и вдруг Катрин захандрила. Тётя Люси встревожено выпытывала, не обидел ли он её, но у Бертрана у самого сердце разрывалось, думая о том, что жена гаснет у него на глазах.
К осени она собрала товар для торгового каравана, вручила карту и слегла. Несколько дней к ней ходили Люси, Леон, Берт, даже отец Жюль, пытаясь понять, что у неё болит, или произнести обличительную речь о женской лени и коварстве, но Катрин словно бы засыпала.
Однажды Берт схватил её за плечи и затряс как куклу, рыча ей в лицо, чтобы она сказала, что болит.
— Душа, — едва слышно всхлипнула она.
— Душа? — задумчиво переспросил он, а потом как рявкнет: — Душа?!
И совершенно неожиданно залепил ей увесистую оплеуху!
— Марш на кухню, иди, ощипи птиц! Хватит бока отлёживать!
Катерина обалдело уставилась на него и, сжав кулаки, кинулась навстречу.
— Не смей меня бить! — осыпая его ударами, норовя расцарапать, добраться до глаз, раз за разом она накидывалась на него, повторяя одно и то же: — Не смей! Никогда!
Бертран защищался, отцеплял от себя её скрюченные пальцы, пытался обхватить её, но жена не сдавалась. Вскоре она выдохлась и он, чуть оттолкнув её от себя, глухо произнёс:
— Когда юноши впервые видят распоротые животы или оторванные головы, то некоторые не хотят больше жить в нашем жестоком мире. Лучший способ вернуть их к нам, это труд. Если ты, Катрин, не желаешь позаботиться о себе, то я заставлю тебя это сделать. Иди на кухню и займись делом, а пока работаешь, подумай о том, что будет с твоими милыми девочками, о которых ты так пеклась всё это время. Они мне не нужны. Кто будет подкармливать деревенскую малышню, что стрижёт тебе перья для подушек? Ты их за работу кормишь как на убой, так знай, работу они продолжат, но тратить свои припасы на них я не намерен, и столько баб мне в замке не нужно! — зло закончил он и вышел, громко хлопнув дверью.
Несколько минут она сидела растрёпанная и несчастная. Щека горела огнём, на пальцах были ободраны ногти. Ей удалось расцарапать Берта в кровь. Нехотя она привела себя в порядок. Стыдно было за свою истерику и поведение, обидно за обращённый на неё гнев мужа. Разве она заслужила? За что он так с нею? Неужели не понимает?
И всё же поплелась на кухню и, ошпарив тушку птицы, взялась её ощипывать. Потихоньку она успокоилась. Работницы молчали, изредка поглядывая в её сторону. Когда Катерина положила ощипанную птицу, она столкнулась взглядом с Анэт.
— Сеньора, хозяин не велел больше благодарить детей за работу, но я уже приготовила…
— Что? Почему?
Анэт пожала плечами, а входящая Люси пояснила:
— Потому что только тебе есть до них дело, точнее было, — с упрёком произнесла она, — но, похоже, ты поигралась и бросила, когда надоело.
— А тебе?
— Мне многих жалко, но я управляющая, а не хозяйка. Это у тебя право награждать и наказывать, — как всегда прямолинейно и не щадя чувств, ответила Луция.
Катя кивнула:
— Отнеси еду ребятам. Всё как обычно, — тихо, но отчётливо велела она и вышла.
В большом зале она столкнулась с Бертраном. Он широко раздул ноздри, видя, как Анэт, нарушая его приказ, несёт котелок с душистым мясным варевом на улицу и взгляд его не обещал той ничего хорошего.
— Прошу прощения за своё поведение, — выдавила из себя Катерина и совсем не ожидала, что муж жарко обнимет её.
— Катрин, милая Катрин! Будь прежней! Прошу тебя, не своди меня с ума своим отсутствующим взглядом. Нам всем бывает тошно, но Бог не даёт ничего из того, что мы не могли бы выдержать.
— А если всё же мне не по силам мой груз? — слова мужа совсем не воодушевили её.
Всё это она могла сама сказать себе, но сил это не придавало, как и смысла продолжать жить. Слова нужные, хорошие — но всего лишь слова.
— Я верю в тебя. Мы не знаем, зачем нам Господь посылает испытание, нам не дано увидеть смысла в боли и трудностях, но преодолевая их, мы становимся сильнее, живём сами и помогаем другим.
Катя прикрыла глаза, и прижалась к Бертрану, но спустя пару мгновений, она, не поднимая голову, тихо произнесла:
— Берт, если ещё хоть раз ты ударишь меня, то я убью тебя.
Его тело напряглось, он коснулся ребром ладони её подбородка и заставил посмотреть на него. В её глазах была решимость и ясный ум.
— Ты мне угрожаешь? — он был зол и немного ошарашен её словами.
— Я предупредила, Берт, потому люблю тебя. Ты меня услышал?
Он ещё долго вглядывался в её лицо, но она не отступила. Отступил он, чтобы не сорваться. Женщина ему угрожает! Ему угрожает женщина и он понимает, что это может быть опасно! Дожил…
Несколько дней он был грубоват с нею, но Катрин вернулась к делам и демонстрировала слегка доброжелательное, но чаще равнодушное спокойствие. Боль о собственных детях она спрятала в своём сердце, посвящая себя новым образовавшимся в душе связям.
Берт прав. Без её участия все люди, которым она дала надежду на другую жизнь, никому не нужны и если женщины вернутся в свои дома всего лишь с сожалением, то страшно подумать, каково будет её кружевницам возвращаться в деревню. Девочки не только по — другому стали смотреть на мир, но словно бы продлевалась их юность. Для них открылась новая ступень или ответвление в развитии, они стали воспитанницами, ученицами, а не невестами, как их сверстницы.
Она опрометчиво поступила, рьяно взявшись за строительство светлого будущего для служащих замка, но, похоже, наивная вера в то, что при должном усердии у неё получится всё изменить буквально за несколько месяцев, сейчас спасает её, вытягивает из лап смертельного уныния.
Катя чувствовала, что если бы Берт не вышвырнул её из того состояния, в которое она погрузилась, то она смогла бы в течение месяца тихо угаснуть. В ответ на его бесцеремонное вмешательство ей хотелось убить его. За то, что помешал, за то, что посмел ударить, за гадкие упрёки и за
