Потерянный ребенок - Эмили Гунис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На ее телефон пришло сообщение от Майлза. Как успехи?
Айрис выругалась сквозь зубы и долго думала, прежде чем напечатать ответ. Она посмотрела на часы. Буду через десять минут.
Майлз не ответил, и Айрис продолжила листать выпуски один за другим. Имени Джейкоба нигде не было. Айрис перечитала показания доктора Хантера, чтобы убедиться, что ничего не упустила:
Я сообщил миссис Уотерхаус, что отдушиной для Джейкоба стали его беседы с лечащим врачом, а в особенности художественная терапия. Во время нахождения в лечебнице он заново открыл в себе талант к рисованию и даже опубликовал несколько своих работ в журнале для пациентов, «Колодце желаний».
Айрис осторожно переворачивала страницу за страницей, и живот у нее сводило от волнения. «Ну же, куда ты мог деться?» – бормотала она про себя, доходя до конца каждого выпуска. Наконец, взяв последний из стопки, она перевернула первую страницу, затем вторую – и увидела его. Это был прекрасный эскиз, в профиль изображавший какую-то женщину: задумчиво опущенный взгляд, изгиб носа, подбородок, плечо, бедро. И подпись: «С.Б. от Дж. У.».
– С.Б. от Дж. У. – от Джейкоба Уотерхауса, – пробормотала Айрис. Она пролистала список: Джейкоб был единственным пациентом с этими инициалами.
Айрис сделала глубокий вдох и потянулась к записям пациентов, которые лежали рядом на сиденье.
Она принялась листать страницы, проводя пальцем по колонке имен, – и наконец нашла: Сесилия Бартон. «С.Б.» Инициалы на наброске оказались единственной «С.Б.» во всем списке пациентов.
– Сесилия Бартон, – воскликнула вслух Айрис.
– Что? – удивился водитель такси.
– А, не обращайте внимания, я сама с собой разговариваю, – ответила она, нахмурившись, и вернулась к чтению.
– Первый признак безумия, – пошутил тот.
Она достала свой телефон, вбила имя Сесилии, добавила «Чичестер» и нашла точное совпадение в архиве сайта Национального фонда.
Черно-белая фотография пары на вечеринке. Высокий красивый мужчина с вытянутым лицом не сводит глаз с женщины, улыбающейся в камеру. На ней роскошная шуба, на шее виднеется медальон. Надпись гласила: «Чарльз и Сесилия Бартон, охота в канун Рождества, поместье Норткот, 1944 год».
Айрис увеличила изображение на телефоне. Лицо женщины, ее фигура, то, как она держалась, – все это было ей до боли знакомо. Женщина на фотографии была точной копией ее матери. Мурашки пробежали по телу Айрис, когда она прокрутила страницу вниз в поисках дальнейших доказательств. Еще одна фотография, на этот раз цветная. Портрет Сесилии Бартон, одетой в зеленое вечернее платье. Ее светлые волосы были убраны назад, отчетливо видны ее зеленые глаза. Пронзительный взгляд, точно такой же, как и у Ребекки. Слезы навернулись на глаза Айрис, и она судорожно попыталась вспомнить слова, которые прочитала в тот день в окружном архиве. Мистер Джейкоб Уотерхаус был впервые госпитализирован в отделение военного невроза в январе 1947 года, когда он работал старшим смотрителем в особняке Норткот. Страницы поплыли перед ее глазами. «Правду нельзя было скрыть, – подумала Айрис. – У Сесилии Бартон и Джейкоба Уотерхауса случился роман, когда тот работал в поместье Норткот, и результатом этого стала Ребекка».
Однако это было еще не все. Из-за того как твердо Ребекка всегда отказывалась обсуждать ту ночь, из-за того, как сильно она хотела оставить всю эту историю в прошлом, скорее всего, ее мать так никогда и не узнала правду.
Айрис была так увлечена, что не заметила, как мимо прошла молодая женщина. Водитель окликнул ее, когда незнакомка уже почти стояла у входной двери.
– Вот она и вернулась, мэм, – улыбнулся он.
Айрис подняла глаза и увидела, как по дорожке к дому номер пятнадцать по Уилсон Роуд идет молодая женщина с ребенком.
– Черт! – вскрикнула Айрис, вскочила и бросила все бумаги на соседнее сиденье, возвращаясь в настоящее. – Вы не могли бы подождать здесь еще пару минут?
– Не вопрос, – ответил водитель, и Айрис выскочила из машины.
Она открыла калитку, когда женщина уже успела вставить ключ в дверной замок.
– Меня зовут Айрис Уотерхаус, – представилась она. – Я сестра Джесси Робертс.
Джейн Треллис покачала головой:
– Извините, но мне запретили о ней с кем-либо говорить, – и открыла дверь, чтобы пропустить дочь вперед.
– Мне правда очень неудобно вас беспокоить, но мне крайне необходимо получить хоть какие-то сведения о том, где сейчас могла бы быть Джесси.
– Извините, но я уже рассказала полиции все что знаю. Мне нельзя с вами говорить, – повторила Джейн, подталкивая дочь в дом.
– Я понимаю, конечно, вам сейчас очень тяжело. Но дело в том, что вся наша семья о ней ужасно волнуется.
– Тогда вам лучше поговорить с полицией. Как вы вообще узнали, кто я и где я живу? – нахмурилась она.
– Я журналистка, – призналась Айрис. – И у меня есть один хороший знакомый, который работает в вашей больнице.
– Ради всего святого!
– Но сейчас я просто хочу поскорее найти сестру. Пожалуйста, Джейн. Мне известно, что у малышки инфекция, у нее мало времени. Позвольте узнать у вас всего одну вещь, и я уйду. Прошу вас.
– Простите, но мне нельзя с вами разговаривать. Из-за вас у меня будут неприятности. Я все уже рассказала полиции. – Джейн повернулась, чтобы закрыть дверь.
– Я понимаю, но нам совсем ничего не говорят. Не рассказывала ли Джесси что-нибудь про свою семью? Может, про нашу мать, Ребекку? Обычно они не так часто видятся, но Джесси приезжала к ней домой в прошлую пятницу. У нашей матери был психоз, когда Джесси родилась, она при вас не упоминала об этом?
Снова начал моросить мелкий дождь.
Джейн выглядела разбитой, словно она не спала всю ночь. По ее бледной, осунувшейся щеке скатилась слеза.
– Она ничего не говорила мне о своей матери.
– Понятно… Спасибо вам, – пробормотала Айрис и повернулась, чтобы уйти.
– Но она вспоминала свою бабушку.
– Бабушку? – Айрис замерла от удивления.
Джейн кивнула:
– Да, она сказала, что у ее бабушки после родов был психоз и что ее поместили в психиатрическую лечебницу, а девочку забрали. Мы немного поговорили о том, как сильно все изменилось за это время, как сейчас врачи стараются сделать все возможное, чтобы не разлучать мать и ребенка. Но я не поняла, как плохо ей было… И никогда не прощу себя за то, что не уделила ей больше