Моя Нирвана - Инна Инфинити

Я молчу, рассматривая свои ботинки под столом. Так некстати в памяти всплывает наш поцелуй и как я чуть не поехал крышей от удовольствия, когда сжимал Лизу в руках и касался ее губ своими.

«Потому что, когда она рядом, я в нирване», — отвечает внутренний голос.

— Я не знаю… — вслух, естественно, говорю другое. — Я лишь могу сказать, что никогда не считал и не чувствовал ее своей сестрой. Да ты и сам это знаешь. Ты же помнишь, как я всегда протестовал, когда ты говорил, что она моя сестра и поэтому я не должен ее обижать.

Я чувствую на себе всю тяжесть его взгляда. Он смотрит долго, явно о чем-то серьезно размышляя. И на секунду мне кажется, что ему сейчас так же нелегко обо всем этом говорить, как и мне.

— Миша, мне есть о чем переживать? — наконец, произносит.

— В каком смысле?

— Не знаю… — пожимает плечами. — В любом. Вот теперь ты точно знаешь, что Лиза тебе не родственница. Что ты собираешься делать с этой информацией?

— Ничего.

— А зачем она тогда была тебе нужна?

Его хитрые вопросы вокруг да около начинают подбешивать. Он смотрит на меня натренированным взглядом адвоката, как будто ведет допрос в суде.

— Задай свой вопрос прямо, — прошу твердо.

— Между тобой и Лизой что-то есть? — чеканит.

— Нет.

— Ты допускаешь, что между вами что-то может быть?

Я не могу удержаться от легкого смеха.

— Нет, что ты. У нас с Лизой слишком разные социальные статусы. Она внучка министра и дочка известного адвоката, а я несчастный сиротка, сын наркоманки и алкоголички.

— Миша, не поясничай, — повышает тон. — Я сейчас серьезно тебя спрашиваю.

— А я серьезно тебе отвечаю. — Тоже повышаю тон. — Кто я, а кто Лиза. Я ей не ровня.

Отец тяжело вздыхает и качает головой, явно недовольный моим ответом.

— Миш, — начинает мягко и примирительно. — Просто я хочу, чтобы ты понимал всю серьезность ситуации. — Многозначительно смотрит, а я внимательно слушаю. — У меня четверо детей: ты, Лиза, Ира и Леша. Ты такой же мой ребенок, как и остальные трое. У тебя моя фамилия, мое отчество и ты вписан в мой паспорт. Людей, которые знают о твоем усыновлении, можно пересчитать по пальцам одной руки. И даже если мы сейчас публично на весь свет объявим, что ты нам не родной ребенок, согласись, твой потенциальный союз с Лизой будет выглядеть, мягко говоря, странно.

— Это говорит мне человек, который женился на своей сводной сестре? — мне не удается сдержать раздражения.

Он согласно кивает, будто ожидал, что я скажу это.

— Да, я женился на своей сводной сестре. — Снова пристально на меня смотрит профессиональным адвокатским взглядом. — Но нас с Кристиной не растили, как брата и сестру. Я не носил фамилию и отчество ее отца, я не был вписан в его паспорт в качестве сына. Мы с Кристиной познакомились задолго до того, как встретились моя мать и ее отец. А в 17 лет мы просто снова нашли друг друга. Чувствуешь разницу между мной с Кристиной и тобой с Лизой?

Я снова смеюсь. Мне просто нечего ему ответить. Я даже не знаю, задевает ли меня тот факт, что он явно против нашего с Лизой потенциального союза. Интересно, как он отреагирует, если я сейчас скажу, что Лиза призналась мне в любви, и мы целовались.

— Я тебя понял, — серьезно говорю, наконец-то отсмеявшись. — Я обещаю тебе, что между мной и Лизой ничего не будет. Можешь спать спокойно. Твоя репутация не пострадает. Как и репутация мамы. Никто никогда не скажет, что Максим и Кристина Самойловы устроили в своей семье инцест.

И сейчас я вдруг вспоминаю наш разговор дома после найденной в моей комнате травки несколько месяцев назад. Если сын известного московского адвоката и главы крупнейшей строительной компании, торгующейся на бирже, попадется с наркотой, то будет скандал. А скандал — это удар и по цене акций маминой компании, и по репутации папиной фирмы.

Примерно то же самое произойдет, если вдруг мы с Лизой станем целоваться в публичном месте, и нас увидят какие-нибудь друзья родителей. Или еще хуже: не друзья, а их конкуренты. Случится скандал, от которого не отмыться, а на репутации родителей будет красоваться жирное пятно. Ведь они довольно публичные люди, а о том, что я усыновлен, никто не знает. И понятно, как все это будет выглядеть со стороны.

— Я не буду препятствовать вашим с Лизой отношениям, если вдруг вы очень захотите. — Неожиданно произносит, что меня сильно удивляет. — Но я просто хочу, чтобы ты понимал всю серьезность ситуации.

— Я понимаю, — уверенно отвечаю. — Тебе не о чем переживать. Никто никогда не скажет, что у Самойловых в семье инцест.

Отец одобрительно кивает. Видно, что после моего обещания ему полегчало.

— Мне жаль, что Лиза стала свидетельницей той сцены. — Переводит тему. — Ей было нежелательно обо всем знать. И Ире с Лешей тоже, но они вернулись домой сразу после твоего ухода, и увидели, в каком мы все были состоянии. Пришлось им сказать. — Папа шумно вздыхает. — Но это должно было остаться только между тобой, мной и Кристиной.

— Лиза давно знает, что меня усыновили. — Спокойно парирую.

От моих слов он замирает.

— Как знала? Откуда?

— Четыре с половиной года назад она нашла в твоем сейфе свидетельство о моем усыновлении. Лиза уже очень давно обо всем знает.

Отец смотрит на меня немигающим взглядом. Кажется, эта информация шокировала его еще больше, чем меня, когда я понял, что Лиза давно в курсе.

— Но… — произносит и тут же запинается. — Как она ни разу себя не выдала, а я ни разу не заподозрил? — задает риторический вопрос, скорее, самому себе, чем мне.

— А ты вообще много о чем не подозреваешь, что касается Лизы.

— В смысле?

Теперь моя очередь подбирать слова. Но реальность такова, что во мне вдруг ни с того ни сего проснулись злость и негодование на отца. За