Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921 - 1943 гг. - Хироюки Агава

— Как вы знаете, — заговорил он, — правительство уверяет, что сократило время между вручением ультиматума и началом атаки до тридцати минут. Полагаю, министерство иностранных дел сделало все, что подобает в таком случае. Из телеграмм, которые поступили на данный момент, явствует, что атакующая сторона соблюдает условия сделки. Но есть опасность, что кто-то ошибся, и потом станут говорить — это подлая атака. Не торопитесь, но держите в памяти и проведите тщательную проверку.

— Уверен, что все в порядке, — ответил Фудзии, — но я тщательно проверю.

В 8.30 утра командиры и начальники штабов частей, остававшихся в Хасирадзиме, прибыли на борт «Нагато» для анализа ситуации и оценки достигнутых результатов. Собранные вместе, полученные до сих пор сообщения позволяли предположить, что все боевые корабли на якоре в Пёрл-Харборе выведены из строя. Однако, допуская, что одни и те же повреждения зафиксированы несколькими самолетами, офицеры штаба снизили это число до величины, представлявшейся наиболее разумной, и обратились к Ямамото, желая узнать его мнение. Ямамото посоветовал им дать еще более осторожную оценку нанесенного противнику ущерба. Тогда они уменьшили цифру на 60 процентов; в результате в 20.45 появилось объявление морского отдела императорского генерального штаба: «Потоплены два линкора; четыре линкора серьезно повреждены; примерно четыре крупных крейсера серьезно повреждены. Эти цифры подтвержденные».

В действительности потоплены четыре американских линкора и три серьезно повреждены, еще один получил средние повреждения; главные силы Тихоокеанского флота в Пёрл-Харборе уничтожены. 18 декабря, десятью днями позже, императорский генеральный штаб сделал дополнительное объявление по поводу ущерба, нанесенного в результате Гавайской операции. На этой стадии сообщениям морского отдела императорского генерального штаба верила даже американская сторона.

8 декабря станция номер 1 начала радиовещание с выпуска специального бюллетеня новостей в 6.00 утра. Снова и снова зачитывалось совместное коммюнике морской и сухопутной групп императорского генерального штаба: «Сегодня, 8 декабря, до рассвета императорские армия и флот начали боевые действия против вооруженных сил Британии и Америки в западной части Тихого океана».

В 11.45 передан императорский рескрипт об объявлении войны, а в 13.00 поступило первое сообщение о военных действиях флота. Объявление из четырех пунктов начиналось так: «Перед рассветом 8 декабря императорский военно-морской флот произвел уничтожающий налет на военно-морские и военно-воздушные силы США в районе Гавайских островов...»

В тот день подготовкой утренних новостей к эфиру занимался Татено Морио, чье имя стало хорошо известно впоследствии, когда он взял на себя императорское радиовещание, объявившее 15.августа 1945 года о конце войны. Насколько он помнит, в новостях того дня имя главнокомандующего Объединенного флота не упоминалось. Не найти имени Ямамото и в объявлении императорского генерального штаба. И все-таки даже не делалось попыток скрыть тот факт, что он — главнокомандующий, и большинство японцев об этом знали. Не стоит сомневаться в том, что и императорский флот, и само имя Ямамото в тот день обрели новое значение в умах общества.

Широкая общественность слушала эти новости с крайним возбуждением и душевным волнением. То же относится и к большинству интеллектуалов; такие писатели, как Токуда Сусеи, Такамура Котаро, Мусанокодзи Санеацу, Нагайо Йосиро, Муро Сайсей, Ито Сизуо и Ито Сеи, — личности, считавшиеся более всего отдаленными от «ура-патриотов», — также выражали свои чувства словами, которые вовсе не обязательно диктуются приспособленчеством. Некоторые, правда, своим поведением свидетельствовали более или менее полное безразличие, и среди них Нагаи Кафу, который в своей «Данчотеи Ничийо» писал: «8 декабря. Составлял план первой части романа «Укусизуми». В сумерках дошел до Дошубаси. В экстренных выпусках газет — объявление войны между Японией и Соединенными Штатами. По пути домой ужинали в ресторане на Гинзе, когда объявили затемнение и один за другим погасли уличные фонари и рекламные огни магазинов; но трамваи и автомобили не выключали освещения. Давка среди пассажиров, желавших сесть на трамвай, следующий в Роппонги; среди них нашелся патриот — визгливым голосом произнес речь».

Запись от 11 декабря здесь же содержит следующий пассаж: «...после обеда поехал в Асакусу, посмотреть, как идут дела. Рокку, как всегда, переполнена, но никакого предчувствия тревоги, ни признаков сильного возбуждения. Для нервной, вроде меня, личности Асакуса — воплощение невозмутимости...»

В музыкальной записи 8 декабря коротковолновая радиостанция NH К передавала Пятую симфонию Бетховена, все время прерывавшуюся объявлениями: «Императорский флот наконец вступил в действие!» Такого рода объявления, должно быть, особенно неприятны людям типа Кафу; все же подбор музыки и выражение «наконец » позволяют предположить, что кто-то на радиостанции NHK имел по крайней мере реальное представление о внутреннем мучении, с каким флот вступил в войну с Соединенными Штатами.

Видя, что война идет почти так, как запланировано, основная часть флота во Внутреннем море прервала телефонную связь с Токио через Куре и в полдень восьмого числа снялась с якорей в Хасирадзиме.

После наступления темноты флот в составе тридцати судов — за флагманом «Нагато» следовали линкоры «Мутсу», «Фусо», «Ямасиро», «Исе» и «Хуига», авианосец «Хосо» и отряд эсминцев 4-й эскадры эсминцев — прошел через свободный от мин восточный фарватер канала Бумго и поплыл на юг с официальной целью встретить и прикрыть ударную группу.

В действительности получилось весьма странное путешествие. Огромный флот - израсходовал немало драгоценного топлива, дойдя до линии Бонин, и при этом «Хосо» и три эсминца временно отстали от основной группы и чуть не наскочили на американскую подводную лодку. В конце концов, не достигнув ничего существенного, флот на утро пятого дня, 13 декабря, вернулся на свою стоянку во Внутреннем море.

Видимо, разговоры о встрече и прикрытии ударной группы просто предлог; что в самом деле поставлено на карту, так это, мягко говоря, мораль медали. Ямамото и его офицерам штаба простое стояние в Хасирадзиме принесло бы медаль «За выдающиеся заслуги», а простым матросам прогулка вокруг Внутреннего моря без участия в боевых действиях — ничего. Кто бы ни предложил эту идею, очевидно, тут еще один случай, когда сердце Ямамото — его беспокойство о своих подчиненных — сыграло свою роль.

Примерно тогда же, когда основные силы отплыли из Хасирадзимы, ударная группа Нагумо завершила свою атаку на Гавайи и находилась уже на пути домой. Фучиде поручили сделать так, чтобы Тихоокеанский флот США оказался неспособен покинуть Пёрл-Харбор в течение шести месяцев, — к этому времени Япония надеялась обеспечить себя нефтью в Юго-Восточной Азии; Фучиде следовало своими глазами убедиться в итоговых результатах, достигнутых этой атакой. Даже после того, как большинство самолетов первой и второй волн вернулись на свои авианосцы, он оставался в небе над Оаху, скользя взад и вперед за облаками на своем одиноком самолете и наблюдая, что происходит внизу.

Пелена черного дыма закрывала все объекты — трудно получить четкую картину, но наверняка потонул один линкор класса «Аризона»; остальные внешне, как минимум, оставались на плаву, хотя, поскольку гавань мелкая, трудно понять, на плаву конкретный корабль или нет.

Фучиду не покидало опасение встретить американские истребители — для него это означало бы конец, но никто не появился. В хвостовой части фюзеляжа у него большая пробоина от шрапнели зенитной артиллерии, а две трети кабелей управления повреждено, но он провисел в небе над Пёрл-Харбором около трех часов, придя к заключению, что фактически четыре линкора потоплены и четыре серьезно повреждены. Затем вместе с остававшимися при нем истребителями второй волны атаки он вернулся на авианосец «Акаги».

Когда он вернулся, офицер штаба авиации Генда и те подчиненные Фучиды, которые прибыли до него, бросились к нему и стали наперебой докладывать и расспрашивать его, но на ответы у него не оказалось времени — его тут же вызвали на командный мостик. Там его с нетерпением ожидал главнокомандующий Нагумо и на него обрушился град вопросов: как идут дела; встретились ли вражеские истребители; как он считает, может ли авиация противника контратаковать?

Фучида, командир эскадрильи на «Акаги», полагал, что прежде всего он обязан доложить командиру корабля, но капитан показал глазами на Нагумо; Фучида повернулся к нему и доложил следующее. По крайней мере четыре линкора потоплены и четыре серьезно повреждены; можно считать, что эти восемь кораблей выведены из строя, как, минимум, на шесть месяцев. Авианосцев в гавани нет, возможности контратаки противника не следует исключать, но сухопутные аэродромы на Оаху — правда, бушующее над ангарами пламя усложняет оценку, — как видно, в основном потеряли боеспособность: за три часа, пока кружил над районом налета, он не встретил ни одного истребителя.