Амулет (Потревоженное проклятие) - Сергей Волков

Теперь о самой процедуре купли-продажи. Постарайтесь сделать так, что бы вещицу, которую вы приготовили, передал продавцу сам Логинов. Кстати, что это за вещь?

Я достал из кармана и протянул Слепцову завернутую в бумагу фибулу. Майор ловко освободился от бумаги, прищурившись, осмотрел заколку, удивленно присвистнул:

— Ух ты! Редкая штучка! Кстати, а где вы ее взяли?

Я внутренне напрягся, посмотрел на Бориса, но тот и бровью не повел:

— Товарищ майор! Ну мы же с вами договорились! На помойке он ее нашел!

Слепцов усмехнулся:

— Услыхало бы мое начальство еще лет шесть назад, чем я тут с вами занимаюсь — ох, и дали бы по ушам! Ну да ладно…

Я осмелел и завел разговор о том, что меня больше всего тревожило в этом деле:

— Э-э-э… Извините, не помню вашего имени-отчества…

— Геннадий Анатольевич!

— Так вот, Геннадий Анатольевич, я, как главный исполнитель, хотел бы знать, какие вы мне даете гарантии — ну, формально-то продавцом являюсь я!

Слепцов ухмыльнулся:

— Дожили! Формально, между прочим, продавцом являюсь я! А как еще можно назвать майора госбезопасности, который через подставных лиц пытается уличить в незаконных действиях и арестовать с поличным человека, о котором известно, что он — преступник, но нет ни одного доказательства!? Молчите? То-то!

— То есть вы берете всю ответственность на себя? — не унимался я. Слепцов кивнул:

— Если вы уж так обеспокоенны своим положением с юридической точки зрения, я могу выдать вам бумагу, согласно которой все ваши действия совершались под надзором и по просьбе ФСБ!

Я утвердительно кивнул:

— Сделайте одолжение!

— Прямо сейчас?

— Ну да, а чего тянуть!

Слепцов засмеялся, встал и вышел из кухни. Мы остались одни. Я посмотрел на беспечного Бориса, который, казалось, упивался всем происходящим, и осторожно сказал:

— Борь, по моему, это авантюра!

Искатель довольно улыбнулся:

— А я вообще авантюрист по натуре! Не дрейфь, Серега! Все будет нормально!

— А как ты думаешь, наш разговор записывается?

Борис кивнул:

— Наверняка! Да ты не тушуйся, сейчас не тридцать седьмой год! Изобличим эту сволочь, как честные, законопослушные граждане! Мне сознание того, что он безнаказанно ходит по земле, может быть, спать спокойно не дает!

Последнюю фразу он произнес нарочито громко, явно для тех, кто будет потом нас слушать.

Вернулся Слепцов, сунул мне свежеотпечатанный на принтере лист бумаги:

— Теперь ваша душенька довольна?

Я прочитал:

«Справка. Выдана майором ФСБ РФ Г.А. Слепцовым гражданам Воронцову С.С. и Епифанову Б.П. в том, что вышеуказанные граждане добровольно предложили Отделу по борьбе с хищениями культурных ценностей ФСБ РФ свои услуги по изобличению преступной деятельности подозреваемого в продаже таковых ценностей за границу Логинова М.К.

Все действия, совершенные гражданами Воронцовым и Епифановым, вызваны оперативной необходимостью, и ответственность за них ложиться на майора ФСБ Слепцова Г.А.». Печать, число и подпись…

— Серьезная бумага! — сказал я, закончив чтение, передал лист Борису, и с готовностью посмотрел на Слепцова. Майор сел напротив нас, за стол, вытащил из ящика бутылку коньяка, три крохотные рюмочки, разлил коньяк, и проговорил деревянным голосом:

— Итак, мы остановились на том, что предмет сделки покупателю должен передать сам Логинов. Это принципиально!

— А если не получится? — влез Борис, улыбаясь — он прочитал «Справку…» и остался очень доволен.

— Если не получиться, все наше дело — коту под хвост! — серьезно сказал Слепцов, нервно сжал свои тонкие, прямые губы, потом продолжил: Вам, Серегй, необходимо быть очень осторожным, но в то же время навязчиво-настойчивым! Кстати, как вы обьяснили Логинову, почему вам необходимо продать фибулу?

Я замялся:

— Ну, сказал, что на мне большой долг, и мне пригрозили — если не отдам до девятого, все, крышка! По моему, он поверил!

Слепцов забарабанид пальцами по столу:

— Весьма возможно, что и поверил… Ситуация, конечно, проста и тривиальна, обыграна в кино и литературе… Но, может быть, это и к лучшему! Так, теперь далее: место встречи он вам завтра может назначить где угодно. Сам покупатель, скорее всего, туда не явиться — Логинов заберет вас и повезет в условленное место. Вы не волнуйтесь, наша группа будет наготове! Даже в самом невыгодном для вас случае — предположим, он догадался, что вы — подставка, но повторяю, даже в этом случае мы, я думаю, сумеем спасти вашу жизнь!

Я похолодел:

— А что, он может догадаться?

Слепцов помолчал:

— Понимаете… Логинов очень, очень хитер! Лет пять назад, в девяносто первом, я тогда еще в капитанах ходил, наш отдел расследовал дело о продаже за границу крупных партий икон и антиквариата, причем весьма ценного Фабереже, Гропп, был такой немецкий ювелир, и так далее… В деле были замешаны многие известные фамилии, между собой мы называли его: «дело детей Политбюро». В числе основных подозреваемых действительно значились фамилии сыновей и дочерей некоторых членов того, брежневского Политбюро. Существовала целая сеть по розыску, покупке, оценке икон и антиквариата, мы вышли на нее совершенно случайно, ну, и поторопились — факты хищений были, что называется, налицо… По делу, в качестве обвиняемых, проходило более двадцати человек, и только один из них сумел, так сказать, сменить амплуа превратиться в свидетеля. Как вы догадываетесь, это был Логинов! Мало того, для нас так и осталось загадкой — как похищенный, скупленный, собранный преступниками антиквариат должен был переправляться за границу. Подозреваю, что и тут должен быть замешан Логинов, но никаких улик против него не было, да еще допрашиваемые постоянно поминали какого-то Максуда, таинственного и неуловимого человека, который, получалось, и организовал весь этот, с позволения сказать, бизнес. Так он и остался для нас загадкой…

Я еле-еле сдержал себя, чтобы не крикнуть: «Да это не человек вовсе! «Максуд» — это Максим и Судаков, вот в чем соль!», но вовремя подумал, что начни фээсбэшники сейчас копать, неминуемо выясниться, куда и зачем ездил Судаков, а там всплывет и имя его попутчика, а потом найдется и его труп…

Слепцов заметил, как я вздрогнул при упоминании им Максуда, но ничего не сказал, хотя наверняка про себя что-то отметил…

Мы еще довольно долго разговаривали со Слепцовым — майор проинструктировал меня, что делать в том или ином случае, велел записать пару контактных телефонов, назвал простые, легкозапоминающиеся, но в то же время весьма оригинальные пароли. Мы с Борисом дали подписку о неразглашении, выпили коньяк, — «За удачу!», попрощались со Слепцовым, вышли из дома на многолюдную улицу, и только тут я повернулся к улыбающемуся Борису и задал давно вертящийся на языке вопрос:

— Как ты ему все объяснил?

— Что — все?

— Ну, почему мы затеяли это дело?

Борис скорчил хитрую гримасу:

— А я ничего и не объяснял! Просто сказал, что раз «Поиска» больше нет, мы с тобой решили помочь органам, пресечь, так сказать, вывоз за рубеж культурных ценностей! Нам за державу обидно!

— А раньше обидно не было? — ехидно спросил я, доставая сигарету.

— А раньше мы ничего не знали!

— И он поверил?

— Хрен его знает… Может, и поверил… — Борис пожал плечами: Ладно, завтра узнаем. Ты лучше расскажи, как себя вел этот гад?

Приехав домой, я первым делом схватил телефон, отправив искателя готовить ужин. Я уволок аппарат в комнату, сел на кровать и с замирающим сердцем набрал Катин номер…

Хотя было довольно поздно, да и я до того собирался позвонить ей только завтра утром, вернувшись от Слепцова, я вдруг почувствовал, что просто не вытерплю!

В трубке раздался длинный гудок. Один, второй, третий… Я про себя представлял, как Катя, застигнутая моим звонком на кухне, или в зале, перед телевизором, встает, поправляет кофту (Дурак, надо было спросить, дали ли у них отопление!), и идет в прихожую, к телефону. Гудки меж тем продолжались. Я уже понимал, что моей бывшей жены нет дома, но упрямо ждал и надеялся. Через пять минут я швырнул трубку на аппарат, вскочил, злой и взбешенный, а в голове моей роились самые черные мысли!

«Ушла, развлекается со своим Владимиром Петровичем! Зараза! Я тут мучаюсь, хожу по лезвию ножа, межь двух огней, а она…».

И тут же внутренний мой голос напомнил: «А чего ты злишься, чувачок? Ты ей — никто! И она тебе тоже! Развод вас развел! Все, забудь! А если хочешь все вернуть, то и начинать надо с начала — с цветов, ожиданий у поъезда, культпоходов по разным театрам и галереям…».

Я замер, обнаружив, что в бессилии кружу по комнате, с телефоном в руках. Мне стало горько и смешно одновременно. Я отложил аппарат, вышел на балкон, и сырой, холодный воздух взбодрил меня. Но тут мне на глаза попалась замаскированная фанерками мумия, я чертыхнулся, и отправился к Борису на кухню — с живым человеком все лучше, чем с умершим пять тысяч лет назад…