Я научу тебя любить (СИ) - Акулова Мария
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сидел на диване, занимаясь чем-то на ноутбуке.
Сегодня воскресенье. Спортзал уже был, бассейн тоже. А еще был завтрак, обсуждение того, как будет выглядеть обновленная спальня, сколько займет ремонт, как дела, в принципе…
И пусть Аня понимала, что откладывать нельзя, но и начать было сложно. Невзирая на то, что за последнее время она уже решилась на миллион и одну вещь, о которых раньше в жизни не подумала бы.
* * *Они съездили в Рим. Свой первый совместный Новый год… Проспали.
Их измотала работа, учеба, нервы, стрессы, экстренные сборы в путешествие. Поэтому, попав в номер, завалились спать. А проснулись только на следующее утро. Аня расстроилась, конечно, но ненадолго. Ведь получилось… Что она встретила именно так, как хотела провести — с ним.
Неделя наедине не решила разом все вопросы, но помогла заново сблизиться. Они многое обсудили, многое проговорили.
Корней был жестким, но честным: еще одна подобная выходка и второго шанса уже не будет. Демо-версия отношений с ним окончена. Дальше — все по-настоящему и без скидок на возраст. Он правда хочет, чтобы Аня больше думала, меньше плыла на волнах импульсивности.
Нырять в любовь можно по-разному. Не обязательно плюхаться плашмя, чтобы брызги во все стороны. Можно «заходить» дельфином, рассекая воду острым носом. Это эффективней. Это позволяет оказаться глубже. Дольше задержаться под водой — вместе.
Хочет, чтобы при наличии вопросов — задавала. При несогласии с ответами — настаивала на обсуждении. Если обсуждение ничего не дает — училась принимать. Точно так же, как он будет учиться принимать ее.
Ударом для Ани стало то, что Корней объяснил, зачем ему нужна была эта не случившаяся поездка в Днепр наедине с собой. Он хотел принять важное для двоих решение, находясь вдали от нее. Вырваться на какое-то время из-под влияния их общего помутнения друг другом и обдумать трезво…
Он хотел позвать ее замуж.
Понимал, что для нее это важно. Подождала бы немного, потерпела — получила бы. Не чувствовал сильный внутренний протест, хотя и искренне считал, что до такого вряд ли скоро докатится.
До встречи с Аней был уверен, что может ближе к сорока, когда захочется новых перемен и новых сложностей… Когда проснется инстинкт… Если захочется. Но ее приход в жизнь изменил многое. И это тоже.
Он хотел ее рядом с собой. Он хотел планировать на двоих. Он знал, что романтичной девушке нужно кольцо, нужно признание, нужно новое доказательство серьезности. Не те, которые свойственны и понятны ему, а те, о которых снимают мелодрамы.
И она все получила бы, если не испортила. Сейчас же… Неуместно. Им снова нужно время, чтобы обрести уверенность друг в друге. Чтобы убедиться — они одинаково понимают, в чем состоит их общая работа. Они одинаково готовы браться за нее, засучив рукава.
После Рима был Днепр. По дороге туда Аня нервничала сильнее, чем когда ехали впервые в новую квартиру бабушки. Изводила Высоцкого вопросами. Пугалась, бледнела, брала себя в руки, выдыхала…
Забавляла его таким своим волнением, но не обижалась за это. Сама понимала — в итоге все окажется куда менее феерично-провальным, чем рисовалось в голове.
Так и случилось.
Корней был очень похож внешне на отца, на мать — неуловимыми намеками черт.
Алла Григорьевна — очень аккуратная, миловидная женщина, улыбка которой попала четко застеснявшейся до невозможности Ане в сердце, называет сына Корюшка. Ему это дико не нравится, но он терпит. В ответ же мать сдерживала слишком очевидно неприемлемые для него порывы нежности. Они балансировали. Это было видно. Аня поняла, что этому стоит у мудрой женщины поучиться.
К гостье за весь день Алла обращалась исключительно на вы, что вызвало особый трепет. И, как ни странно, чувство близости. Она не была громкой, заводилой, тем более не пыталась оценить — взглядом, вопросами, намеками, насколько привезенная из Киева «невестка» достойна ее сына. Просто приняла, деликатно о чем-то спрашивала, улыбалась подбадривающе… Смотрела на сына строго, когда он лез, как самой казалось, не к месту, пытался «защитить» Аню. Давала понять — от нее защищать не надо. Вечером, когда сын с отцом говорили о чем-то своем в гостиной, позвала Аню в кухню на «семейные альбомы», показывала, позволяла и себе, и Ане наумиляться вдоволь, говорила честно:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Не волнуйтесь, Анечка. Я вижу, что вам неловко. Но поверьте, нас можно не бояться. Сыну мы доверяем. И очень рады, что наконец-то…
Аня тоже была очень рада, хоть и провела весь день в состоянии крайнего возбуждения.
Ночью даже заснуть не могла, мешая Корнею. Жеманничать никто не стал, им постелили в одной из спален. Ане, с ее вечной мечтательностью, конечно, хотелось бы, чтобы это была его детская… Погулять по комнате с мальчиковыми обоями, перебрать пальцами корешки детективы, которые он мог почитывать в детстве. Найти старый дневник… Увидеть подвешенный к люстре самолет…
Но всего этого не было. Как только появилась возможность — Корней купил родителям новую большую квартиру. Сделано здесь все было не так, как в его Киевской, вероятно, он все же пытался подстроиться под мать, но гостевую спальню (которая чаще всего служила пристанищем для него) сделал такой же — лаконичной, для кого-то безликой, а для Ани — самой родной.
Переживая заново события дня, она жалась лбом к мужскому плечу, не в состоянии сдержать дрожь в губах. Щекотала дыханием кожу, получала неодобрительный вздохи… Не давала заснуть.
— Они у тебя замечательные, Корней, — в итоге не выдержала, изрекла.
— Я у них тоже. — А услышав ответ, заулыбалась еще сильней. Обняла, вжалась телом, сильней полюбила, кажется. Хотя думала — уже некуда.
— Ко-о-орюшка… — Протянула тихо, ласково, потерлась носом о кожу, не сдержав нежность. Услышала новый тихий вздох. — Как рыбка…
— Прекрати, Аня. Спи. — И приказ, не подлежащий обсуждению.
Утром же, только проснувшись, взяла в руки мобильный и переименовала контакт. Из «Корней Высоцкий» в «Корней» со знаком рыбки. Очень надеясь, что он никогда не увидит это непозволительное безобразие, почему-то так сильно ее тронувшее.
В кого он такой замкнутый, Аня все же не поняла. Видимо, дело не в наследственности. Потому что Владимир Степанович — его отец — был куда более открытым человеком. Они обладали невероятно схожими голосами и даже местами манерами. Когда идут рядом, понятно, что и походка одна на двоих, но… От старшего Высоцкого не веяло холодом. А младший вел себя отстраненно даже с максимально родными.
И Ане снова стало больно… И необъятно тепло… Потому что еще и здесь она поняла, насколько широко он распахнул дверь в свою жизнь для нее. Насколько ради нее он старался. Насколько сильно и незаслуженно она его обидела. Снова хотелось долго извиняться, но он начал раздражаться в ответ на эти ее порывы. Поэтому лучше прекратить. Извиняться. А вот доказывать, что пошел навстречу не зря — до бесконечности.
Становиться идеальной, начинать думать. Хоть изредка.
После возвращения из Днепра не заикаться больше о том, что уйдет из ССК. А понимать, что он хотел бы другого. Заварила кашу? Бери ложку и расхлебывай. Учись. Наконец-то учись. Защищать себя и не только себя.
И если с «защищать себя» у Ани всегда были проблемы, то ради Корнея она действительно училась.
Впервые заходить снова в офис было страшно и стыдно. Но он делал это так, будто ничего не произошло. Не шарахался от нее. Не просил встать на кухне на стул и публично извиниться. Ни о чем не просил.
Просто, как всегда, ехали в лифте. Аня кусала губы, Корней смотрел в телефон. На нужном этаже он придержал ее сзади, подталкивая к двери, Аня послушно сделала шаг, вздыхая.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Вышли вместе. Не он немного сзади, а вместе. Он снова крейсер. Она… Уже не лодочка. Хотя бы яхта. С «Высоцким» выражением на лице. С «Высоцкой» осанкой. С осознанием — больше ни словом, ни действием, ни взглядом не имеет право поставить ни свое, ни его имя под удар. Он это не озвучивал, но это было понятно без слов.
