Варшавская Сирена - Галина Аудерская

он был недоволен, что она исключительно была занята племянником. В конце концов он сердито рявкнул:

— Да отстань ты от парня! Неужели не достаточно, что вчера твой сын Хуберт вез тебя, перебросив через седло, по ступенькам этого дома?

— Это все потому, что он хотел меня увезти к себе в Грабов, — оправдывалась маленькая женщина. — Ведь ты же знаешь: мой старший сын живет совершенно один недалеко от Хелма, он женится только через несколько месяцев. Я всегда говорила, что для полного счастья ему не хватает лишь…

— Еще одной лошади, — докончил Михал.

— А вот и нет. Женщины. Но умеющей, как я, оценить все его увлечения.

— Достоинства, увлечения! — передразнил ее муж. — Парень он легкомысленный и совершенно не умеет ценить деньги. Вот и все.

— Зато ценит меня. Тебя тоже, но только тогда, когда ты его не заставляешь продавать конный завод, в этом случае он выходит из себя. Такие кобылы! Такие жеребцы! Но для моего мужа это все не важно. Он считает, что лучше выращивать пшеницу, свеклу или рапс.

— У него же прекрасная земля, просто грех… — начал было хозяин, но хрупкая Камила уже тащила молодых людей в столовую, приказав подавать ужин и не желая больше говорить о Хуберте.

— Что делать, какое ты ему дал имя, такая у него и жизнь. Я хотела назвать его Цезарем. Быть матерью Цезаря — подумать только! Но Михал не согласился, а теперь удивляется, что вместо внуков у него одни англо-арабские скакуны.

Они мило провели в этом сумасшедшем доме два дня. А отъезжая от крыльца, Анна осмелилась сказать, что этот дом совсем не похож на ферму Ианна ле Бон. Адам ответил:

— Здесь совсем другая хозяйка, здесь просто Мила. По недоразумению мы зовем ее женой, матерью, теткой, на самом же деле — это бабочка, стрекоза, иногда комар, который жалит. Она относится к той категории людей, которые никогда из подростка не превращаются в зрелую женщину, и наверняка ничем не похожа на твою тетку Катрин. Но вот Ианн многому бы мог научиться у дяди Михала. Мила пропоет всю жизнь, а он вкалывает за двоих и знает толк в своем деле. Его мечта — когда-нибудь выкупить этот фольварк, и он добьется своего. Посмотри, какие здесь поля, какая пшеница!

Да, это были не бретонские кусочки земли, защищенные от ветра каменными оградами. Широко и привольно раскинулись пашни по обеим сторонам дороги, стебли пшеницы гнулись под тяжестью колосьев. Молодые люди ехали по тенистой аллее, и трудно было не согласиться с тем, что земля здесь щедрая. Неожиданно из-за дерева вылетела маленькая бабочка-белянка и села на колено Адама.

— Это Мила тебя провожает, — вырвалось у Анны. И она невольно согнала бабочку взмахом руки и долго следила за ее полетом, ждала, была уверена, что Адам рассмеется и скажет о ее беспричинной ревности. Но он не переставал оглядывать внимательным взором широкие поля и наконец произнес:

— Хуберт обанкротится с этой своей скаковой конюшней в Грабове, зато его отец Михал Толимир, над которым постоянно подтрунивает тетка, когда-нибудь станет богатым человеком. Вот увидишь.

Но увидеть это ей так и не пришлось.

В следующее воскресенье в Константине, когда все возвращались с богослужения, ранним утром, перед завтраком, так как маршальша не переносила духоты и давки, Анна поинтересовалась: неужели в Варшаве костелы так же переполнены, а может, просто этот маленький костел пользуется летом таким успехом? Прабабка почувствовала себя задетой ее вопросом и — словно это было на ферме в Вириаке — произнесла целую речь, из которой следовало, что в Польше костелы не могут вместить всех желающих независимо от сезона, а процессии в день праздника тела господня так живописны и прекрасны, особенно в околицах Ловича, что посмотреть на них приезжают иностранные дипломаты. Разве Анна не видела, сколько людей стояло у входа в костел, а многие опустились на колени на траве под соснами? Такое, пожалуй, можно увидеть и в Бретани, но не во всей Франции и, уж во всяком случае, не в Париже.

— Тем хуже для Франции, — заключила маршальша. — Но поскольку ты — верующая бретонка, и к тому же «белая», воспитанница «белых» сестер из Геранда, то, как положено, обвенчаешься в Варшаве, а если захочешь — отслужат перед этим римскую мессу! Твой дед не сможет ни в чем упрекнуть ни тебя, ни нас.

— А когда будет официальное бракосочетание в мэрии? — спросила Анна, не подозревая, что этот вопрос может вызвать настоящую бурю. Прабабка от удивления даже остановилась.

— Официальное? — повторила она это слово по слогам. — Но такое возможно только в республиканской Франции. У нас костел не отделен от государства, дети во всех школах изучают закон божий, а свидетельство о браке выдает в присутствии свидетелей тот же ксёндз, который исповедует и причащает… Вероятно, ты знаешь, что супружество — это святое таинство, а не какие-то делишки светского сатаны? Твой дед был, похоже, неглуп и… дальновиден, если он послал тебя в монастырскую школу. И хотя в конце концов ты попала в «школу Дьявола», это случилось не по его воле. Так или нет?

— Так. Я сама…

— Хорошенькая история! — проворчала маршальша, словно в этот момент ее устами говорил сам Ианн ле Бон.

— Я хотела поступить в лицей, чтобы чему-то научиться, чего-то добиться в жизни… — пыталась оправдаться бывшая Анна-Мария. — Когда моя мать умерла, она оставила мне в наследство только маленький образок святой Анны Орейской и черную сумочку, совершенно пустую. Я не хотела, как она…

Анна замолчала, открыла калитку, и они вошли в аллею с качающимися от ветра мальвами. Все, кто шел с маршальшей, отстали. Она прижала Анну к себе, как при первой встрече, когда та приехала вскоре после смерти матери, и сказала совсем другим, веселым и в то же время торжественным, голосом:

— Выше голову! Твоя сумка будет полна прекрасными рыжими каштанами. Нам не нужен никакой мэр, все сделает ксендз-каноник. Венчание будет в костеле Визиток. Твоим «белым» сестрам и всей семье мы пошлем фотографии с церемонии бракосочетания. Знаю-знаю: они терпеть не могут людей с фотоаппаратами, но, вероятно, будут рады, что их внучка и дочь предстанет перед ними героиней такого прекрасного торжества. Я тебе обещаю: оно будет не хуже, чем свадьба Эльжбеты. Шутка ли! Женится мой правнук. Корвин.

Была лунная ночь, и в августовском небе над их головами рассыпались тысячи звезд, падая в море золотым дождем. Они лежали, накрывшись одеялом, одни на огромном пустынном пляже. Адам держал ее в объятиях и время от времени спрашивал, не замерзла ли она, не слишком ли