Феликс - значит счастливый... Повесть о Феликсе Дзержинском - Юрий Михайлович Корольков

Именно это обстоятельство и заставило перебраться на новую квартиру, поближе к вокзалу. Новая квартира находилась на втором этаже флигеля, который стоял посредине просторного двора. Здесь были две комнаты с кухней. Для пущей важности к входной двери прибили латунную дощечку с надписью:

««Пшегленд социал-демократичный». Редакция».

Но внутри, за дверью с латунной табличкой, обстановка не имела ничего общего с редакционной. Сначала вместе с Феликсом здесь поселился приехавший в Краков Ганецкий. Но вскоре в новое помещение перевезли архив. Яков Ганецкий устроился на бумажных кипах, ну а Феликс снова перебрался на кухню.

Теперь у него был коротенький диванчик и стул, оставшийся от венского гарнитура, этажерка с книгами и хлипкий столик у окна для еды и работы. На плиту, застеленную газетами, водрузили примус, а рядом поставили табурет с тазом и кувшин для умывания. За водой ходили на лестничную площадку к водопроводному крану над тяжелой чугунной раковиной.

Феликс остался доволен, когда, вымыв пол, осмотрел свое жилище. За окном росла высокая цветущая яблоня, которая, как часть обстановки, вписывалась в интерьер: когда рамы бывали распахнуты, зеленые ветви дерева колыхались совсем рядом, чуть не над самым столом.

Все, казалось бы, хорошо — можно работать. Но вскоре произошло огорчающее событие: провалилась нелегалка Валерия. Уехала она для связи с Варшавским городским комитетом, провалилась одна, хотя вместе с ней в Варшаву на нелегальную работу приехали Ксендз, Мартин и Франтишек.

Арестовали Валерию вскоре после ее отъезда из Кракова, и Феликс не находил себе места, раздумывая, как это могли случиться.

В который раз он перебирал в памяти людей, провожавших на вокзале товарищей... Были только свои: Яков Ганецкий, Станислав Кшесинский, известный в те годы писатель, который давно уже эмигрировал из Королевства Польского. Был еще один пропагандист, работавший в Лодзи. Он бежал из тюрьмы и поселился в Кракове. Феликс знал его давно, со времен лодзинского восстания.

Значит, на вокзале предательство исключено. И почему арестована только Валерия? Может, потому, что ехала в другом вагоне и за ней увязался шпик? Нет, они ехали вместе с Ксендзом... Возможно, подвела броская внешность — эта модная шляпа с перьями, клетчатый сак, яркий чемодан. Да нет, так были одеты многие женщины...

Но вдруг пронзила мысль: а что, если охранка выследила всех, кто в тот день уезжал из Кракова?! Мартин, Ксендз, Франтишек — это все не рядовые работники, и полиции нужно установить, с кем они связаны, чтобы потом взять всю организацию. Валерия же им не нужна, для охранки она полезнее, когда находится под арестом.

Но все это были только предположения, догадки, в действительности могло быть иначе. Тем не менее Феликс дал сигнал Мартину оборвать все связи в Варшаве, просил предупредить об этом Ксендза, Франтишека и немедленно, как только представится возможность, возвратиться всем в Краков.

Через неделю Мартин и его товарищи вернулись, недоумевая, по какому поводу их отозвали обратно.

3

Тот год выдался знойный, и яблоня за окном, опустошенная ураганом, вдруг вновь зацвела в конце лета... Феликс радовался, видя в этом доброе предзнаменование.

Началось все с будничной повседневной истории — с архивов, которые в беспорядке свалили в редакции.

Однажды воскресным днем Феликс отправился к старой своей знакомой Кларе Фиалковской, которую он знал еще по Закопане, там она работала секретарем партийной организации. Фиалковская жила за городом, на другой стороне Вислы, в Дембниках, вместе с подругой Богданой, высланной полицией из Варшавы. Феликс рассчитывал совместить приятное с полезным — провести день на воздухе и договориться с Кларой по поводу того, чтобы привлечь к работе эмигрантов, осевших в Кракове. Кроме того, он надеялся с помощью Фиалковской привести в порядок архив.

Оказалось, что Богдана тоже была знакома Феликсу. Только раньше ее звали иначе — Чарна.

— А я вас помню, — здороваясь, сказал Феликс, — только вас тогда звали не так...

— Но ведь и вас зовут по-другому, — рассмеялась Богдана. — Я недавно об этом узнала. А меня называйте Зосей.

Зося Мушкат только из приговора, опубликованного в газетах, узнала, что кличку Юзеф носил приговоренный к ссылке Феликс Дзержинский.

Весь день они гуляли, дурачились, говорили о делах и о пустяках... Условились, что Зося займется партийным архивом и приведет его в порядок на новой квартире.

Потребовалось немало времени, чтобы разобрать комплекты нелегальных газет, всевозможные документы, папки и все это водрузить на полки рядом с кухней. Но работы с архивом был еще непочатый край. Кроме того, Зося оказалась незаменимой помощницей — она диктовала для газеты статьи, которые Феликс переписывал симпатическими чернилами или просто лимонным соком. Статьи отправляли в Варшаву, в нелегальную типографию, откуда они возвращались в Краков отпечатанными на страницах нелегального «Червоного штандара». Зося Мушкат шифровала письма, переписывала статьи для набора и не переставала удивляться, как Феликс прежде управлялся со всеми делами один.

Близилась осень. Измотанный напряженным трудом, нервными переживаниями, тревогами, Феликс после долгих колебаний написал, наконец, письмо в Главное правление. Он просил освободить его от текущих дел хотя бы на неделю — для короткого отдыха. Согласие пришло быстро, и Феликс предложил Зосе поехать вместе в Татры, побродить там в горах. Иного отдыха он не хотел, да и просто не было денег, чтобы поселиться даже в самом дешевом отеле.

Зося бывала в Татрах, знала их хорошо. Определили маршрут, раздобыли рюкзаки и утренним поездом поехали в Закопане. Феликс, давно недосыпавший из-за постоянной неотложной работы, позорно заснул, едва тронулся поезд. Проснулся от оживленного разговора соседей по вагону и стал смущенно извиняться перед своей спутницей, а Зося смеялась и говорила, что никогда ему этого не простит...

В Закопане им предстояло добыть альпенштоки. В горах без этих палок нельзя. Здесь жила сестра Мархлевского, к ней и направились добывать недостающее снаряжение. Переписка «заинтересованных сторон» по этому поводу приобрела «международный» характер. Феликс написал Мархлевскому в Берлин, ответ пришел в Австро-Венгрию. А все из-за того, что у Юзефа не нашлось трех-четырех свободных монет, чтобы купить себе горную палку, которая продавалась в любом магазинчике туристского снаряжения.

А дальше была целая неделя счастья. В первый же день, еще засветло, они пришли на Гонсеницовы гали — необозримо просторные горные луга, откуда, собственно, и должно было начаться путешествие. Заночевали в пастушьей хижине, с древним каменным очагом, в котором пылали сухие смолистые ветви. С восходом солнца были уже на ногах, любовались великолепием неба и гор, наслаждались кристальной чистотой воздуха.

Потом долго шли через ущелья, пересекали