Проклятие королевы фей - Тереза Медейрос

Остин ухватился за стойки, стиснув их с такой силой, что, казалось, балдахин вот-вот обрушится на них.

— Женщина, сжалься надо мной! — выдохнул Ос-тин, выгибая спину в неудержимом порыве, удвоившем его муки и его наслаждение. Уцелеть, пережить натиск Холли Остину помогло лишь то, что он все это время обдумывал в мельчайших подробностях свой ответный удар.

Наконец Холли снова прикоснулась поцелуем к его губам, и Остин, уже не сдерживая страсти, ответил ей, проникнув языком в самые глубины ее рта.

Однако учитель у Холли был прекрасный. Прикусив мужу нижнюю губу, она прошептала:

— Ты откажешь мне, муж мой? Я должна извиниться и уйти?

Сердце Остина гулко забилось в груди. Увидев его внезапно потемневшее лицо, Холли прекратила насмешки. Она не стала возражать, когда Остин, не разжимая объятий, перекатил ее на спину, оказавшись сверху. Их тела слились воедино, словно господь бог специально сотворил их для этого.

— Останься, — прошептал Остин, понимая, что в последний раз просит свою жену об этом.

Холли восторженно вскрикнула, наслаждаясь доселе запретной роскошью обвить ногами талию мужа, призывая его проникнуть еще глубже.

Остин знал, что ему нужно во многом покаяться, но это было самое сладостное и в то же время самое мучительное наказание, которому он подвергался. Он проклинал все эти наполненные мраком ночи, проклинал себя за упрямство, лишившее его благословенного света свечей. Какое это восхитительное наслаждение — смотреть на Холли и видеть, как ее прекрасное лицо расцветает от удовольствия, видеть, как заливаются краской щеки, как приоткрываются ангельские уста, испуская радостный стон, еще больше возбуждающий его.

Да, она красивая, но эту единственную последнюю ночь красота ее принадлежит ему. Это его жена. Зачарованный блаженным наслаждением, разлившимся по лицу Холли, Остин скользнул пальцем туда, где в горячей влаге соединились их тела. Одного нежнейшего прикосновения оказалось достаточно, чтобы судорожное дыхание Холли переросло в крик восторга.

Ее трепетная дрожь захлестнула Остина волной наслаждения. Он со всей силой прижался к Холли, заглушая готовый сорваться с его уст стон сладостной агонии, впиваясь поцелуем в ее губы и чувствуя, как низвергающимся водопадом изливается из него любовь всей жизни.

Проснувшись в окутанной предрассветным сумраком комнате, Холли обнаружила, что постель рядом с ней пуста. Решив на мгновение, что Остин, как и раньше, ушел, получив наслаждение, она почувствовала, что душа ее наполняется отчаянием.

Едва сдерживая печальный вздох, Холли прикоснулась к тому месту на ложе, где должно было лежать большое сильное тело мужа. Смятая простыня все еще хранила остатки тепла. Облегченно вздохнув, Холли радостно рассмеялась и перекатилась в углубление, оставленное им в перине. Какое-то время она лежала, уткнувшись лицом в подушку, потягиваясь и вздыхая.

Перевернувшись на спину, Холли уставилась в полог балдахина, но перед взором ее мелькали сладостные воспоминания. После блаженных судорог экстаза Остин, уложив ее голову к себе на грудь и убрав с лица влажные кудри, сдавленным шепотом просил прощения за все те ночи, когда он бросал ее, обещая впредь никогда так не делать. Холли сбилась со счета, сколько раз за промелькнувшие слишком быстро часы между полуночью и рассветом Остин подкреплял свои слова действием. Но не менее прекрасными были и те мгновения, когда, истощенные и насытившиеся, они падали в изнеможении и она, прильнув к теплой груди мужа, упивалась ощущением того, что ее любят и ей больше нечего бояться. Когда Холли пыталась отодвинуться от мужа, Остин, ворча, обвил ее за талию, привлекая к себе и утыкаясь подбородком ей в макушку. И Холли, видя, что он не в силах расстаться с нею даже во сне, довольно улыбалась.

А потом снова пробуждалось его желание, и все начиналось сначала.

В желудке Холли раздалось требовательное урчание. Она уселась в кровати, гадая, не отправился ли Остин за подносом с едой, чтобы они смогли утолить голод, имеющий более земную природу. Свечи оплыли, превратившись в застывшие лужицы воска. Воздух наполнился легкой прохладой. Свесившись с кровати, Холли увидела, что штаны Остина исчезли, но рубашка по-прежнему валялась бесформенной кучей там, куда она бросила ее вчера вечером.

Поддавшись внезапному порыву, Холли натянула рубашку на себя, словно с помощью этого наивного ухищрения можно было стать еще ближе к мужу. Грубая шерсть щекотала обнаженную кожу. Не удержавшись, Холли весело закружилась по комнате, глядя на то, как рубашка раздувается колоколом.

Она споткнулась, налетев на стол.

И ей пришлось вцепиться в него обеими руками, чтобы не упасть. Дверь спальни была распахнута настежь, приглашая Холли покинуть Опостылевшие стены своей темницы.

27

Холли осторожно спустилась вниз по лестнице, сама не замечая, что прижимается спиной к стене. Затем она прошла мимо нескольких обитателей замка, которые спали на скамьях и на подстилках на полу в главной зале. Дверь со скрипом отворилась, впуская в залу тусклый свет.

Проскользнув в узкую щель, Холли вышла во внутренний двор и застыла, глядя на небо так, словно увидела его впервые в жизни.

На далеком небосводе гасли последние звезды. Подобное утро в конце лета легко спутать с осенним: шепот прохладного ветерка с реки, сорвавшийся с дерева желтый лист, проблески рубина в изумрудной зелени кроны дуба. Эти предвестники ненастья спешили вслед за последним вздохом лета, за которым уже чувствуется ледяное дыхание зимы.

Холли успела забыть, сколь многообразен мир. Скалистые горы, обширные болота, непроходимые леса, среди которых тускло сияла оловянная лента реки, текущей сквозь клубящийся туман в море.

У Холли перехватило дыхание. Она поежилась от первобытного страха, испугавшись, что эта первозданная красота поглотит ее целиком. Ей не хватало ставших привычными стен, окружающих ее тюрьму, уютного гнездышка в постели, среди меховых покрывал. Вероятно, Холли скользнула бы назад в свою нору, словно робкий мышонок, испугавшийся котов, населяющих замок, если бы не заметила стоящего на обрывистом берегу реки мужчину.

Увидев мужа с развевающимися от ласковых дуновений ветерка черными волосами, Холли торопливо направилась к нему.

Ей не терпелось заглянуть ему в глаза, услышать нежные слова, убедиться, что все случившееся этой ночью не было сном. Холли почувствовала себя невесомой, ей захотелось скакать и резвиться в мокрой от росы траве, но странная неподвижность Остина остановила ее. Он не замечал приближения жены. Глаза его словно остекленели, казалось, взгляд его проникал сквозь туман до самого моря.