Вторжение в Персей - Е. Брандис

— Мы отвлеклись, — сказала Мери, хмурясь.

Тигран возвратился к сервам. Сервов проектировали как совершенство, но получилось уродство. Их избавили от индивидуальной любви, вызывающей искажение реальной картины мира, но зато у них развилось самообожание, еще более путающее объективные пропорции.

Поначалу сервами не могли нахвалиться. Умные, работящие, они легко овладевали расчетами, производили сложнейшие эксперименты в лабораториях, конструктивные их дарования уже тогда поражали. По мере того как от поколения к поколению увеличивалась их биологичность, становилось ясным, что для сервов существует один объект, выделяющийся среди всех других, истинный объект для поклонения — они сами.

Самообожание стало у сервов из постыдного индивидуального чувства, всегда тайного, открытой формой взаимоотношения. Они были равнодушны ко всему, кроме себя. Тело было живое, душа — мертва.

— Эгоизм как философская система, — заметил Ромеро. — В древности и у людей пытались внедрить эту философию Штирнер и Ницше. Вы просто не нашли метода борьбы с созданными вами демонами зла.

Галакты, оказалось, испробовали разные методы воздействия на сервов — уговаривали, спорили с ними… Потом поняли, что духовный перекос вызван двойственностью природы, сочетавшей мертвое и живое, искусственное и естественное. Новый закон объявил недопустимым внедрение в живую ткань искусственных органов. Отныне сервов полагалось создавать полностью живыми, чтобы выправить их психику.

Но они не стали ждать переконструирования. Началось массовое бегство сервов с планет галактов. Подготовлено это было хитро. Колонии сервов переселялись на необитаемые планеты, якобы для их освоения. Галакты радовались, что жизнь, начавшаяся в их звездных системах, быстро охватывает все светила Персея. А когда уразумели размеры бедствия, было поздно.

Сервы, превратившиеся в разрушителей, не просто завоевывали себе место под звездами, но провозгласили уничтожение всего, что галакты насаждали во Вселенной. Те всюду повышают биологичность разумных объектов, помогая организмам достичь наивысшей степени усложненности. Сервы же понижают биологичность организмов, постепенно превращая живые существа в машины, этап за этапом заменяют животворение конвейерным производством.

Несчастные биологические автоматы на захваченной людьми Станции Метрики — все эти операторы, Главный Мозг, Надсмотрщик — примеры космической политики обезжизнивания и оболванивания…

В общем, все, о чем рассказал Тигран, мы знали и раньше. И все же нас поразила глубина противоречий, разделивших галактов и разрушителей. Ромеро сказал, что людям посчастливилось отыскать свой путь развития, непохожий на пути галактов и их врагов.

— Вы оживотворяете механизмы, они механизмы, они механизируют организмы, а мы оставляем механизмы механизмами, а существа существами. Мы не стремимся сделать машины биологически совершенными универсалами, зато грандиозно увеличиваем их специализированные мощности. На старом человеческом языке, вам неизвестном, это называлось так: не путать божий дар с яичницей.

— Что такое яичница, я не знаю, — признался галакт. — А что вы превзошли нас в могуществе, мы поняли при вашем появлении в Персее.

Я спросил, в какой фазе сейчас война галактов с разрушителями. Тигран ответил, что разрушители владеют межзвездными просторами, а на своих планетах галакты в безопасности: они изобрели оружие, неотвратимо поражающее все живое, и разрушители страшатся его.

— Но перспектива? — настаивал я. — Хорошо, они вас оставили в покое, а вы их? Вы примирились с их злодеяниями?

— А что мы можем сделать? Перенять философию сервов и перейти к их уничтожению, раз перевоспитание не удалось? Это не для нас. К тому же сражения в космосе приведут к смерти многих галактов.

Ромеро надменно проговорил.

— Вот как — приведут к смерти? А разве на ваших планетах вы не умираете? Или одна форма смерти приемлема, а другая — нет?

— На наших планетах мы — бессмертны. Однако вы устали. У нас еще будет случай побеседовать.

— Мне надо соединиться с «Волопасом», — сказал я, вставая. — Если мой голос не услышат, подумают, что мы попали в беду.

— О, это просто исполнить! — Тигран провел меня к передатчику, который находился неподалеку от места, где мы вели беседу.

7

Нам предоставили помещение, похожее на земные гостиницы. Мирный пейзаж в окнах усиливал впечатление, что мы на Земле. В салоне Ромеро водрузил трость между ног и оперся на нее руками.

— Трудный орешек, — сказал он хмуро. — Теперь я понимаю, друзья мои, почему они не вышли на помощь трем нашим звездолетам, когда мы появились в Персее. У них мания изоляционизма.

— Бессмертие на планетах, — высказался Лусин. — Смертные в космосе. Интересно.

— Важно одно — они друзья, а не враги, — вставил я слово.

— Что-то мне в галактах не нравится, — призналась Мери, когда мы остались одни. — Красивы они божественно. И умны, и обходительны, и благородны, одеты так нарядно, что глаз не отвести. Тебе понравились их туники? По-моему, они не окрашенные, а самосветящиеся…

— Ты собиралась говорить, что не нравится в них, а вместо этого все хвалишь.

— Не все. В их присутствии я ощущаю стеснение. А этот галакт, Тигран, смотрел на меня так, что, если бы земной мужчина посмотрел с таким восхищением, я бы почувствовала себя польщенной.

— Смотрел он на тебя отвратительно, — подтвердил я. — Если бы земной мужчина посмотрел на тебя так, я завязал бы ссору.

Мери обняла меня за шею.

— Как хорошо, что у людей — примитив. Один мужчина и одна женщина. И оба — прямые, без вправо и влево закрученных.

— Право- и левосконструированных, — поправил я.

— Все равно. Один ты — и этого достаточно!

— Нужна еще ты — тогда, пожалуй, хватит.

Так мы обменивались шутками, а за шутками таилась снедавшая нас озабоченность. Были бы мы просто людьми, непреднамеренно повстречавшимися с галактами, вероятно, ничего, кроме радости, такая встреча не вызвала бы. Но мы добивались от галактов действий на общую пользу — задача была непроста.

Я, лежа в ванной, размышлял лишь об этом. Никогда я еще не принимал столь отличной ванны. Это была, конечно, вода — но превосходно выделанная. Она нежила и пьянила, успокаивала и радовала. Если бы мне сообщили, что для ванн галакты употребляли особый сорт легчайшего вина или полувоздушный нектар, я поверил бы, не колеблясь, хотя, повторяю, это была вода и ничто другое.