Пуля cтавит точку - Роберт Пайк

— Уголовная полиция в Порт Наталь не приветствует вмешательства с нашей стороны. Могут возникнуть проблемы.

— Как в прошлый раз? Думаете, я об этом не знаю? Капитан Потгейтер заявил, что вас больше не хочет там видеть. Им хватает проблемы с представителями печати — а с теми справиться нелегко.

— По правде говоря, я думал скорее о проблемах административного характера. Прекрасно знаете, что бригадный генерал помешан на соблюдении порядка.

— Могу себе представить, что вы имели ввиду.

— Вот именно. Что касается дела, не вижу проблем — заберем его и назад.

— А что, если вас обнаружит капитан Потгейтер? Что тогда?

— Скажу, что наверху вы все решили. При вашем звании он не посмеет усомниться.

— Но если все так просто, почему не сделать это Потгейтеру вместо вас?

— Мне казалось, что доклад будет выглядеть лучше, если все заслуги достанутся нашему отделению.

Полковник, поморщившись, взглянул на него. Снова он проиграл. Ну ничего, придет время, и он на Крамере отыграется.

— Я позабочусь об этом, лейтенант. Но вы можете дать мне сейчас материал для доклада генералу?

— Думаю, нет. Слишком рискованно — все ещё висит в воздухе. Но вы мне здорово помогли. Спасибо.

— Не слишком обольщайтесь. Что, если вы Ленни не найдете?

— Тогда возьму его фотографию и организую поиски в других местах. Здесь, например.

— А если все равно не найдете?

— Тогда будем знать, что, скорее всего, кончил также, как и сестра. Это лучше, чем ничего.

— Гм, я вам должен кое-что сказать, — полковник поигрывал ножом для бумаг. — Если вы не разберетесь в этом деле до завтрашнего вечера, я брошу на него все отделение. Не забывайте, что мое заявление для печати, из-за которого вы устроили такой скандал, оказалось для вас лучшей помощью. Без него у вас не было бы ни старухи, ни брата.

Это был реванш.

Ван Ниекерк ждал Крамера с телеграммой в руке.

— Что-то случилось, лейтенант?

— Ерунда. Что сообщает Дурбан?

— Почти все мы уже знаем. Леон Чарльз Френсис получил год исправительных работ в Дорингбоне за кражу — и, пока там сидел, заработал четырнадцать ударов палками.

— Дайте сюда.

— Шесть — за преступление против нравственности, и восемь — за разбойное нападение.

— Дайте сюда, я сказал!

Вырвав телеграмму, Крамер уставился на нее. Еще там было:

"После отбытия срока в трех случаях привлекался по подозрению. Нападение, дважды в следственном изоляторе. Оправдан по недостатку улик. Вероятно связан какой-то бандой. Образ жизни соответствующий."

И все.

— На большее они не способны?

— Нет, он ведь мелкая шпана, как говорится. И в Треккерсбурге таких более чем достаточно, не можем же на всех заводить дело!

— Может и так. Но недостаток улик указывает, что он знает свое дело.

— Ну да. Я и не говорю, что он паинька.

— Значит, показывать это кое-кому не надо. — Крамер взглянул в сторону запертой двери.

— Она о вас уже спрашивала. Можно ли ей вернуться домой.

— Нет, пока не заполучим сыночка. Он запретил ей ехать сюда, и никто не знает, что может сделать теперь.

— И что с ней делать, лейтенант? Отправить в камеру?

— Оставьте это мне. Кстати, как у вас планы на вечер?

— Хотите, чтоб я поехал в Дурбан?

— Честно говоря, мне нужен кто-то здесь, на случай, если что случится.

Ван Ниекерк поправил галстук.

— Хорошо, лейтенант. Только позвоню жене.

— Обязательно. Когда придет Кумал, велите ему принести раскладушку или возьмите свободную койку из общежития.

— Все будет в порядке, лейтенант. Наконец-то я высплюсь без детей…

— Ну-ну, — подумал Крамер.

Домик стоял возле полей орошения и был окружен самой буйной растительностью, которой в Треккерсбурге мог похвастаться ещё только ботанический сад. За домом росли темные до синевы гевейи, и на ржавых листах гофрированной крыши валялись куски их розовой коры. Миссис Френсис, выглянув из машины, увидела мужчину и женщину, вышедших на крыльцо, чтобы выяснить, что привело такую шикарную машину по такой отвратительной дороге к ним. Они ей сразу понравились.

Потом, узнав Крамера, мужчина подбежал к машине.

— Какая радость, мистер Крамер! — воскликнул он, распахивая дверцу.

— Как дела, Иоганесс?

— Хорошо! Мери рада вас видеть, и дети тоже!

— Подождите минутку, я к вам с гостем, — защищался Крамер, пропуская вперед миссис Френсис. Атмосфера тут же изменилась.

— Что ей от нас надо? — спросил Иоганнес. — Она из церкви? Простите, но ваша благотворительность нам ни к чему, мадам.

Неожиданная улыбка миссис Френсис смутила его.

— Ты все ещё не разбираешься в людях, — укорил его Крамер. — Это миссис Френсис, она приехала на пару дней из Клермонта. Хотелось бы, чтобы вы о ней позаботились.

— Разумеется, — Мери решительно отодвинула мужа в сторону и взяла миссис Френсис за руку. — Пойдемте со мной. — Выпьем чаю, пока не пришли домой дети.

Миссис Френсис ушла, не оглядываясь.

— Без багажа? — озадаченно спросил Иоганнес.

— Без. Она приехала автобусом, узнать кое-что о дочери. Возможно, сама вам расскажет.

— Не важно.

— Так как у вас дела, Иоганнес? Как Катрин?

— Все так же.

— Понимаю.

— Но теперь она к больнице привыкла. Ей дают работу — плетет корзины для грязного белья.

— Это хорошо.

— Вы же понимаете её положение, мистер Крамер. А за нашу гостью не беспокойтесь. Она пробудет у нас, пока вам не понадобится.

— До воскресенья, во всяком случае, вы её не выгоняйте, — рассмеялся Крамер. — Ну, до свиданья.

Зонди рванул машину с места, как только Крамер захлопнул дверцу.

— Что он там сказал о Катрин, шеф? Ее уже отучили убивать своих детей?

— Черт возьми, нет. Просто в последнее время её никто не изнасиловал. Все вы, черномазые, мерзавцы.

Убийство детей и изнасилование — вот тягчайшие преступления, — думал Муса, дожидаясь у себя в комнате дальнейших указаний от Зонди. Но если дети соседей там за стеной не утихомирятся, он пойдет и передушит их пo-одиночке. А если там окажется и соседка — сводница, разберется и с ней.

Вошел Гопал, хлопнул дверью и смерил его взглядом из-под угрожающе сдвинутого на глаза тюрбана.

— Муса!

Призрак с Тричаард Стрит боязливо прижался к стене.

— Муса, скажи, ради Бога, что происходит? Пять бутылок "кока-колы" и ещё "пепси"? Муса открыл один глаз.

— Не пытайся отпираться. Сегодня вечером мне уже три клиента сказали, что весь день ты сидел в чайной у Сэмми и тянул "кока-колу". За чей счет, спрашиваю я? За мой счет!

— Это не твои деньги.

Гопал подхватил тюрбан, который едва не слетел.

— Не мои? — он горько засмеялся. — Ну, тогда я скажу — каждый цент, что появится у тебя в кармане до конца жизни — все это мои деньги.

— Это были расходы, а не деньги.

— Называй это как хочешь. Давай их сюда.

— А если я скажу, от кого я их получил?

— Мне до этого нет дела.

Но тут Гопал запнулся. Что-то начало проясняться у него в голове.

— Ты говорил о каких-то делишках, — наконец сказал он. — Так что, началось?

— Разумеется.

— Ну у тебя откуда-то были деньги уже перед тем, как  ты вышел из дому, вот что я не понимаю. Ведь здесь никого не было… Подожди, здесь был Зонди. Я прав?

Муса решил сделать вид, что связан обязательством хранить тайну. Но у Гопала это вызвало только взрыв пренебрежительного смеха.

— Ты — стукач? Держите меня! Этот черномазый сбрендил! Я ему это и в лицо скажу. Что ты вообще знаешь о том, что творится вокруг? Прячешься каждый раз, когда Гершвин выходит из дому. Сегодня вышел из дома только потому, что Гершвин…

Тут до Гопала что-то дошло, да так, что подломились колени и ему пришлось сесть на край постели. Таким взглядом на Мусу ещё никто не смотрел.

— Гершвин Мкизе… — тихо повторил он.

— Ну и что?

— Вчера вечером тут был Зонди. А позавчера утром…так это ты?..

По лицу Мусы ничего не было видно, и менее всего — то, как его мысли лихорадочно пытались догнать цепь догадок Гопала. Доходить до него начало, когда Гопал снова заговорил.

— Нет, не говори ничего, Муса. Я уважаю твое положение.

В вытаращенных глазах Гопала застыл страх, и это было самое приятное.

Дурбан никогда не привлекал Крамера. Такие города ему не нравились. Скажем, женщин он любил больших, сильных и простоватых, — но, вместе с тем, порядочных и чистых. Но Дурбан — это была шлюха. Дешевая шлюха, буйно развалившаяся вокруг порта у берега теплого Индийского океана, словно тот был не морем, а её собственным достоянием, выставленным на продажу. И народ, желавший вкусить телесные радости, тысячами приезжал сюда, лишь бы вырваться из засушенной пуританской глубинки. Некоторые из них в этом торопливом бегстве не добрались до цели и погибли в своих машинах, изрезанные осколками лобовых стекол и погребенные под грудами транзисторов, надувных мячей, игрушечных медвежат, пакетов с мятными конфетами и всякого барахла.