Поводырь (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович

— Запрещаю! — резко отвечаю я — Это тебе не шаманы. Этих уродов слишком много, и они гораздо сильнее.

Уго слегка обиженно замолкает, я же мысленно его обнимаю, и посылаю картинку — истыканный стрелами, растерзанный Уго, и рядом с ним я — плачущий и схватившийся за голову. И другую картинку — с мертовой Снежкой, на белой шерсти которой алеют кровавые пятна.

— Успокойтесь, дети! И никуда не лезьте!

Молчат, присутствуя где-то на периферии сознания. Погибнуть с честью мы всегда успеем, нам бы выжить…только вот как? И людей побило, лечить надо…

И тут я понял. Я все понял — КАК мне надо сделать.

— Барби, Максим — остаетесь здесь! Я сказал — здесь! Вы две боевые единицы, каждая из которых равна целому полку! А со мной будет Уго со Снежкой, с ними ничего не страшно!

— Да! Со мной ничего не страшно! — рявкнул Уго.

— И со мной! — пискнула Снежка, которая уже очень даже недурно научилась «говорить». Мысленно говорить.

И я с трудом себя сдерживая, шагаю к входу в замок, по дороге отмечая полученные замком раны: вздыбленная, вывернутая брусчатка, усыпанная осколками камня и черепицей площадь, темно красные лужи крови, такие, что кажется — истекает кровью сам замок. Досталось ему. Придется хорошенько потратиться на ремонт!

И ведь я все равно верю в победу, иначе о ремонте у меня и мысли бы не возникло!

Глава 25

Я погладил ЭТО, и моя ладонь ощутила едва уловимое, едва заметное покалывание. Раньше я такого не ощущал. Мутация продвигается все дальше? Интересно, что будет, когда она все-таки закончится? В кого, или ВО ЧТО я превращусь? В бога? А что будет с мозгом? Не стану ли холодной, равнодушной сущностью, которой глубоко плевать на людей и вообще на все в мире? У меня такое ощущение, что если есть бог, то ему на нас плевать с высокой колокольни, иначе бы он не допустил те ужасы, что творятся в мире. Или в мирах.

Но я здесь не для того, чтобы рассуждать о теологии и прочей теософии. Я вообще до мозга костей практик, и сейчас мне нужна не помощь божественных сущностей, а хорошенький такой штурмовик с огнеметом. Иначе хорошим людям скоро будет плохо. А чтобы избежать этого, мне надо просто следовать интуиции. А интуиция гласит…хмм…ничего она собственно говоря не гласит. Просто мне хочется гладить эту прекрасную сферу, гладить….касаться ее…ладонями…пальцами…мыслями…

За спиной взревел Уго, завыл, как пожарная сирена. Ему вторила Снежка — голос у нее мелодичнее, но завывает — ох, как умело! Женщины всегда умели завывать, тем более, если женщина — кошка.

И взвоешь тут! Я очумело смотрю на то, как из «яйца», разбухшего, развернувшегося до размера шкафа появилась когтистая лапа. Появилась, и тут же втянулась обратно. А на месте лапы появился глаз. Оранжевый глаз с вертикальным зрачком. Глаз смотрел на меня внимательно, будто оценивая — вкусен я, или нет, а потом на него наползла прозрачная перепонка-веко, наползла, и снова исчезла. Глаз в диаметре был как раз с разбухшее «яйцо», но этого и следовало ожидать — появившаяся ранее лапа едва пролезла в портал — или что-то иное, я не знаю, как назвать это явление.

А «яйцо» все раздувалось, раздувалось…сделалось туманным, в нем что-то вихрилось, и похоже это все было на метель где-нибудь в Оренбургских степях. Красиво и жутко. Я на всякий случай отбежал, поднялся на пандус «амфитеатра», и смотрел, смотрел…

Уго и Снежка стояли рядом со мной и хвосты их бешено хлестали по бокам — шерсть поднялась, глаза сверкают — настоящие звери! Сейчас даже нежная Снежка никак не выглядела домашним котенком. Разъяренный полярный лис — вот какая она сейчас!

Секунда, две…пять…десять! И вот он — во всей своей красе. Красные крылья и спина, синее брюхо. Кстати — крылья снизу тоже синие. И я мгновенно догадался — почему: если посмотреть на него снизу, то сразу так и не заметишь, в синем-то небе. А вот зачем весь верх красный — этого я не знаю. И зачем ему рога?! Бодаться, что ли?

— Поводырь! — громыхнул голос чудовища у меня в голове — Поводырь, приветствую тебя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я чуть не оглянулся — что, с ним еще и поводырь вылез? Щас засадит стрелу из арбалета, и аля-улю, несите меня четверо. И только потом сообразил, что дракон-то обращается ко мне! Это Я — Поводырь! Ну…якобы…

— Поводырь, освободи моих соплеменников — голос дракона был спокоен, но я вдруг ощутил в нем нотки мольбы и беспокойства — Мы слишком долго находились в коконе…

Кокон. Кокон, кокон…яйцо! Вот что он называет коконом! Интересно, кто их туда засадил?

— Предводитель поводырей, Массоглин — на мой незаданный вопрос ответил дракон — Поводырь, освободи!

— Я не поводырь — решаюсь на прямую речь — И не знаю, как освободить твоих собратьев. Мне очень жаль.

— Ты Поводырь! — упорствует дракон — Только Поводырь может слышать наши голоса! И только Поводырь может открыть кокон! Ты открыл. Значит, ты Поводырь. И только так!

— Как тебя звать? — не комментирую я его мыслеслова.

— Дагон — отвечает дракон, и удивляется — Разве ты не слышишь мою память? Я слышу твою. Всю. Ты странный, Поводырь. В тебе два Поводыря. Один не нашего мира. Как мне тебя звать?

— Альгис — после секундной запинки ответил я — Зови меня Альгисом. Я попробую освободить твоих собратьев, но…может, ты подскажешь, как это сделать?

— Подскажешь? — дракон явственно смеется — Просто пожелай их освободить, да и все тут! Подожди, сейчас я попробую кое-что сделать…

Дракон смотрит мне в лицо своими огромными оранжевыми «фонарями», я чувствую какое-то давление, будто кто-то огромной рукой забирается мне под череп, а потом…потом я утопаю в этих глазах, проваливаюсь в них…

* * *

Я родился в одном из этих гнезд, мою мать звали Генза. Я помню, как она вылизала меня раздвоенным горячим языком. Помню ее горячее дыхание и ласковое поглаживание родной лапы.

Помню своего первого Поводыря — он вырос на моих глазах, из мальчика превратившись в мужчину, а потом…в дряхлого старика. Новый поводырь всегда пускал его ко мне, и мы лежали вместе — он на моей спине, я на полу. А потом он умер. Умер и второй поводырь, и третий…люди так мало живут! Мы, драконы, по сравнению с людьми — вечны. Тысячи и тысячи лет, десятки и сотни Поводырей… Но я помню каждого, и каждого люблю. Когда я уйду к звездам, надеюсь, что там меня встретят все мои Поводыри — молодые, здоровые, веселые. И мы будем летать меж звезд, купаться в солнечных лучах и нырять в океан тумана!

А потом была война. И драконы убивали драконов, убивали поводырей. И последний оставшийся Поводырь, старший из них, и самый старый — заключил нас в кокон, где мы могли бы лежать вечно, до скончания веков. Или до тех пор, пока нас не освободит Поводырь. Новый поводырь — молодой, здоровый, сильный! И мы будем служить, потому что вся цель нашей жизни — служить поводырю! Мы созданы богами, чтобы служить поводырю. Людям. И только так…

* * *

Голова страшно болела. Тошнило. Я открыл глаза, и первое, что увидел — темную голову со мерцающими глазами. И над ней — силуэт чего-то огромного, и…живого. Уго и дракон.

— Прости, Поводырь! — мыслеголос отдавал вкусом вины, раскаяния, печали — Я не хотел причинить тебе боль! Сейчас я заберу ее у тебя…

Оп! В голове стало ясно и звонко, как на лугу ранним июньским утром. Охх…хорошо!

И я все вспомнил Все жизнь этого дракона. Всю его длинную-предлинную жизнь…и мне опять подурнело.

Оклемался я минут через тридцать — ноги дрожали, руки дрожали, но я уже был в силах не только ходить, но и мыслить как следует. И первой мыслью было…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Дагон, ты сыт?

— Сыт — громыхнул дракон, и в голове у меня явственно послышался его смех, как раскат грома — Мы легли в кокон сытыми.

— Тогда…тогда попробуем заняться твоими соплеменниками. Агни, Зиргой, Аматой, Станом и Керком.

— Займись, пожалуйста! — громыхнул дракон, и в его словах было столько надежды, столько отчаянной радости, что я не выдержал — захохотал, чувствуя, как отступает ощущение безнадеги. Все же впереди! Поживем еще, братцы!