В Ставке Верховного Главнокомандующего - Александр Бубнов

Впоследствии к этому несчастному офицеру вернулся рассудок, и он нормально продолжал свою жизнь.

Этот случай показывает, до какой степени тяжело влияли на психику офицерского состава страшные на него гонения в начале революции и как повсюду ослабело исполнение служебных обязанностей, раз психически больной мог дважды беспрепятственно убежать из больницы, а также показывает, в каких тяжелых, подчас даже опасных, условиях протекала наша работа в Ставке.

Подтверждением того же служит нижеследующий случай.

9 июля меня вызывал к прямому проводу адмирал М.И. Смирнов, бывший тогда начальником штаба Черноморского флота, для чрезвычайно важного и срочного разговора.

Аппараты «Бодо» прямых проводов, связывающие Ставку с фронтами и Петроградом, находились в Могилевской почтовотелеграфной конторе. Разговор происходил следующим образом: собеседники, находившиеся у аппаратов на обоих концах прямого провода, диктовали разговор телеграфисту, который отстукивал его буквами на ленте аппарата и, конечно, точно знал содержание разговора.

М.И. Смирнов сказал мне, что матросские комитеты вынесли постановление отнять у офицеров их ручное оружие и явились к адмиралу Колчаку с требованием, чтобы он отдал им свою золотую саблю, полученную им за храбрость в Порт-Артуре во время войны с Японией. Колчак этому решительно воспротивился и выступил против них с горячей патриотической речью, не достигнув, однако, цели. Так как матросы продолжали в грубой форме настаивать на своем, М.И. Смирнов, опасаясь гнева адмирала и возможных в связи с этим катастрофических последствий, считал единственным выходом из положения немедленный вызов адмирала Колчака в Ставку.

Керенский, от которого этот вызов зависел, находился в это время в Петрограде, и я сказал Смирнову, что сейчас же передам ему об этом, а сам перешел к рядом стоявшему аппарату «Бодо» прямого провода с Зимним дворцом в Петрограде, где жил Керенский и происходили заседания правительства.

Керенского в Зимнем дворце, однако, не оказалось и никто не знал, куда он уехал. Между тем М.И. Смирнов вновь сообщил, что адмирал Колчак, после вторичного требования матросов, выбросил свое золотое оружие за борт, не желая его отдавать матросам, и что настроение матросов стало настолько угрожающим, что в любой момент может наступить катастрофа, а потому необходимо вызвать адмирала из Севастополя, не теряя ни минуты.

Тогда я решил, не ожидая ответа от Керенского, послать этот вызов за его подписью.

Тут у меня возникло сомнение, захочет ли передать вызов телеграфист, который ведь знал, что согласие на него не получено еще от Керенского, и который мог поэтому счесть этот вызов «контрреволюционным» деянием с моей стороны.

Раньше, до революции, такой вопрос не мог бы и возникнуть, ибо, конечно, телеграфист не посмел бы не выполнить приказания начальника одного из управлений штаба; но теперь приходилось считаться с его «воззрениями», тем более что именно телеграфисты, фельдшера, приказчики и тому подобные полуинтеллигенты составляли главный контингент советов солдатских и рабочих депутатов и всевозможных исполнительных комитетов.

Однако всё обошлось благополучно: вызов был передан, и матросская толпа убралась с флагманского корабля, а через несколько часов в Севастополе был получен вызов, за подписью Временного правительства, адмирала Колчака в Петроград, куда он в тот же вечер и выехал, чтобы в Севастополь больше не возвращаться.

После его ухода с поста командующего флотом мы потеряли господство на Черном море, и неприятельские суда, которые за всё время его командования ни разу не появлялись на Черном море, начали беспрепятственно на нем плавать и оперировать.

После того как немецкое командование убедилось в том, что наша армия потеряла свою боеспособность, началась ранней весной массовая перевозка немецких войск с нашего фронта на Запад, где подготовлялось генеральное наступление против наших союзников.

Крайне встревоженные этим, наши союзники требовали от Временного правительства через посредство своих социалистов, участников, так же, как и наши социалисты, 2-го Интернационала, немедленного принятия решительных мер, чтобы остановить переброску немецких войск на Запад.

Керенский, глава наших социалистов, не намеревался — надо отдать ему справедливость — уклониться от исполнения нами наших союзных обязательств и, стремясь елико возможно охранить честь России, хотел удовлетворить требования союзников.

Поэтому было решено предпринять издавна уже подготовленный прорыв на Юго-Западном фронте.

Керенский несколько раз ездил на тот участок фронта, где должен был этот прорыв осуществлен, и «уговаривал» назначенные для этой операции войсковые части, мужественно исполнить свой воинский долг.

Операция прорыва была предпринята в начале июля месяца в присутствии Керенского, и благодаря замечательной артиллерийской и инженерной подготовке, а также и благодаря значительной потере боеспособности австрийских войск фронт был пробит на широком участке, с которого австрийцы, не выдержав страшной артиллерийской бомбардировки, попросту бежали, так что наши войска беспрепятственно проникли в глубину их расположения на несколько верст, оставив далеко за собой всю укрепленную полосу австрийского фронта и выйдя в глубокий тыл всей системы обороны австрийцев в Галиции.

Полное поражение австрийцев было неизбежно, тем более что немцы до такой степени ослабили свой фронт в России перевозками на Запад, что никакой помощи им оказать не могли.

Но тут наши войска остановились, начали «митинговать» и, ссылаясь на большевистский лозунг «война без аннексий и контрибуций», категорически отказались идти дальше. И как ни старался Керенский и другие бывшие с ним социалисты сдвинуть их с места, им это не удалось.

Таким образом позорно пропал чрезвычайно благоприятный случай победоносно закончить войну, а австрийцы были спасены от неминуемого поражения.

Тут-то, с одной стороны, стало ясно, как близки были мы, не будь революции, к победе, а с другой стороны, тут же творцы революции воочию убедились, в какое позорное состояние привели их деяния нашу армию.

Тогда-то Временное правительство, убедившись, что путем «уговаривания» нельзя командовать войсками, вынесло решение о необходимости восстановить в войсках дисциплину и с этой целью назначило Верховным Главнокомандующим особо отличившегося на войне генерала Л.Г. Корнилова.

Глава II. Попытка восстановить боеспособность армии. Генерал Л.Г. Корнилов