Укрощение зверя - Василий Головачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот и все, – снова оскалился Балабонов. – Мои шустрики быстро догонят твоих посланцев и остановят. Ничего у вас не выйдет. А теперь прощай, старик!
Он быстрым движением сделал укол зонтиком, направляя острие в грудь волхва. С острия прянула извилистая зелено-фиолетовая молния, вонзилась… в подставленную ладонь с металлическим кругляшом Шри Янтры и – отразилась, как луч света от зеркала! Не ожидавший этого Балабонов с воплем отскочил в сторону, так как молния разряда вонзилась ему в левую руку и превратила ее в нечто похожее на гигантскую клешню рака.
Иннокентий, склонив голову к плечу, полюбовался на пляску противника, затем дотронулся пальцем до плиты с вихревой дырой в центре.
– Мракотворь, закройся!
С пальца на плиту стекла струйка золотого сияния, и плита задрожала, заходила ходуном как живая, задымилась и с визгом приобрела прежнюю форму с плоским изображением морды Зверя.
– Идиот! – завопил, брызгая слюной, Балабонов. – Я все равно открою модуль и выпущу Господина! Но ты этого не увидишь!
В то же мгновение в помещение начали вбегать парни в камуфляже и черных беретах, с ходу открывая огонь из автоматов по фигуре у постамента.
Какое-то время Иннокентий с удивительным проворством уклонялся от пуль, затем стал невидимым, и стрельба прекратилась. Но Балабонов взмахнул зонтиком, и фигура волхва проявилась призрачной вуалью в углу бункера. Бойцы «Стикса» снова начали стрелять.
Тогда Иннокентий закрылся заклинанием «кольчуги», одеваясь в ореол серебристого свечения, и пули начали рикошетировать, словно натыкались на гладкую кристаллическую глыбу. Послышались вскрики, ругань: кое-кто из оперативников Балабонова получил свои пули обратно. Одна из них сбила с его головы цилиндр.
– Прекратить! – рявкнул замминистра.
Стрельба стихла.
Иннокентий перестал светиться, встал перед плитой.
– Уходите все! Сейчас я взорву эту штуку!
Бойцы «Стикса» попятились, переглядываясь в нерешительности, оглянулись на своего босса.
– Он блефует! – скривил губы Алексей Ридигерович. – Модуль невозможно взорвать, он подчиняется другим физическим законам.
Иннокентий раскрыл ладонь, на которой остро блеснул золотой кругляш мандалы.
– Знаешь, что это такое?
Лицо Черного Вея изменилось.
– Зоребор, мать твою! Шри Янтра! Откуда она у тебя?!
– Если не хочешь погибнуть вместе со мной – уходи, мразь! Моих сил, к сожалению, не хватит, чтобы уничтожить тебя, но вполне достаточно, чтобы инициировать детонатор Шри Янтры.
– Ты не сможешь! – недоверчиво ухмыльнулся Балабонов. – Для иницииации зоребора нужна особая звуковая мантра…
– Вот такая? – спросил Иннокентий и пропел глубоким бархатным баритоном: – Ве-е-р-ра-а-а!..
По бункеру заскакало гулкое эхо, от которого бойцы «Стикса» схватились за уши.
– Подожди, давай договоримся! – торопливо сказал Балабонов. – Переходи на мою сторону, и я дам тебе такую власть, какую только можно выдержать! Представь: ты – на вершине, все остальные – под тобой!
– И все будут счастливы, – тихо проговорил Иннокентий, – все миллионы существ, кроме сотни тысяч управляющих ими. Ибо лишь мы, хранящие тайну, только мы будем несчастны…[9]
– Что ты там бормочешь, старик?
– Уходи! – сказал Иннокентий своим прежним звучным голосом, поднимая на шнурке мандалу и опуская ее на плиту.
– Убейте его! – сдавленным голосом приказал Балабонов.
Но «черные береты» не послушались и гурьбой бросились к выходу из помещения.
Черный Вей выругался, ударом кулака надел цилиндр на голову, скачком превратился в огромного зверя и бросился на противника, вытягивая к нему руки-лапы.
Иннокентий бросил ему навстречу короткое слово, превратившееся в реальный физический объект – звуковой шар, и зверя отбросило к двери бункера.
Волхв опустил Шри Янтру на Врата, закрыл глаза, лицо его разгладилось.
– Станьсветом, Мракотворь!
Кругляш мандалы засиял, как маленький осколок солнца.
Черный Вей отшатнулся, закрыл лапами глаза, завизжал:
– Не смей! Сам погибнешь!..
Мандала ожила, начала приобретать объем, сочетавший в себе призрачные геометрические фигуры и конструкции «божественных манифестаций», являющихся символами для обозначения стадий развития Вселенной и человеческого разума.
Всхлипывая и что-то лепеча, наместник Морока попытался выползти из бункера, забыв о том, что имеет возможность перейти на трансфизическое преодоление пространства.
Иннокентий развел руки в стороны, поднял окончательно успокоившееся лицо.
Шри Янтра засияла ярче, от ее света плита Врат стала корчиться, плавиться, течь ручьями на пол, словно была сделана из пластилина. А потом во все стороны прянули золотые огненные струи…
Водители проносившихся по улицам ночной Москвы редких автомобилей стали вдруг свидетелями яркого и страшного зрелища.
Храм Спасителя засветился изнутри призрачным лунным светом, покрылся слоем вихрящегося алого пламени!
Земля содрогнулась!
Раздался гулкий подземный удар!
Громада храма закачалась, завибрировала… и стала с грохотом и гулом уходить под землю, проваливаться в некую бездну! Длилось это явление недолго, с минуту, не больше. Храм исчез! А затем в этот провал хлынули воды Москвы-реки, и на его месте образовалось глубокое черное озеро…
Глава 29
Через речку, через мост
Сначала было долгое и страшное падение в бездну, от которого сжималось сердце и леденела душа.
Потом был странный порхающий полет над невидимым, но ощущаемым костром. Впоследствии в памяти осталось впечатление, будто он пролетал над самой настоящей звездой наподобие Солнца, с веерами жидкого огня и протуберанцами. К счастью, звезду эту удалось миновать без последствий.
А потом был удар о невидимую опять же твердую поверхность и жуткая боль, словно тело сплющилось в блин, все кости переломались, раздробились и тело превратилось в лужу киселя…
Понимая, что все эти ощущения не отражают реальных событий, Илья прислушался к себе, к ватной тишине вокруг, и начал медленно настраивать свое тело, как настройщик – рояль, трогая каждый нерв-«струну», прослеживая все его изгибы и добиваясь правильного «звучания».
Боль стала покидать «желеобразный сгусток» тела, пришли новые ощущения, сначала – жаркой духоты, потом – колючего холода. Лишь глаза, как он их ни таращил, ничего не видели. И только по прошествии какого-то времени Илья сообразил, что он лежит на вершине твердой скалы и смотрит в черное ночное небо. Еще чуть позже пришло понимание того, что в этом мире царит вечная ночь, хотя при этом ландшафт виден так, будто освещен полной луной.
Стали видны и звезды, хотя очень странные, больше похожие на немигающие глаза насекомых.
Затем, когда Илья начал осваиваться со своим положением, дышать (воздух здесь был почти так же плотен, как и в земной реальности) и оглядывать окрестности, произошла неожиданная трансформация пейзажа.
Исчезли редкие скалы вокруг скалы, на которую «выпал» Илья из «тоннеля Врат», да и сама она оплыла, превратилась в кочку посреди болота, поросшего сухой и жесткой, шелестящей в безветрии, серо-желтой травой.
Илья сел, пытаясь понять, что происходит. Напряг слух. Но кроме тихого мертвого шелеста ничего не услышал. Ради эксперимента даже пошлепал ладонью о ладонь, о колено, кашлянул. Все звуки в этом мире были тусклы и тихи, будто их пропускали сквозь плотную ткань савана.
Сравнение не понравилось. Хотя тут же пришла мысль, что это мир Морока и Чернобога, уделом которого является пустыня, болото, снег, холод, мрак, запустение и смерть. Живому человеку делать здесь было нечего.
Илья встал, разглядывая колдобины с черной водой, горки грязной пены, бороды водорослей, островки сухой травы и редкие кочки.
Владислава! – вдруг резанула по сердцу проснувшаяся память.
Он встрепенулся, завертел головой, позвал:
– Слава!.. Антон!..
Никто не отозвался.
Душной волной навалился страх, что он тут один, что остальные погибли во время перехода, и он теперь никогда не увидит жену и не выберется из мира смерти обратно.
– Слава!.. Антон!.. Валерия!..
Тихий шелест вместо эха, слабые трески, шуршание травы.
Но вот на одной из недалеких кочек метрах в пятидесяти зашевелилась трава на вершине, из нее поднялась фигура мужчины в синеватом спецкостюме, с рюкзаком за плечами.
– Гром, черт тебя возьми! Уснул, что ли?
– Наоборот, только проснулся, – проворчал Громов, озираясь. – Куда это мы свалились?
– Если Врата Морока имеют только один выход, он же вход, то мы свалились туда, куда надо, в мир Нави.
– Это – Навь?! Не может быть! Я вижу натуральное болото!
– Скорее всего таким это место видит наше воображение, и Навь выглядит иначе. Хотя я могу и ошибаться. Иннокентий говорил, что между Явью и Навью существует Кромка – Мир Сновидений и обитель бестелесных духов-кромешников. Может быть, мы упали именно на Кромку.
