Устами Буниных. Том 2. 1920-1953 - Иван Бунин

[Записей Веры Николаевны за этот год немного:]

13 февр./31 янв. Вторник.

Значит, я устала, что только сегодня открыла эту тетрадь. […] Только что ушел от нас иеромонах Иоанн [Шаховской. — М. Г.]. Я не видела его 8 лет. Изменился, просветлел, только голос прежний, такой же чистоты, наивности и прелести. […] Из Берлина уезжать не хочет. Увлечен Марфа-Мариинской общиной, 2 квартиры — в одной 2 монахини — Марфа и Мария, в другой столовая для детей. Кормят обедами. Мать Марфа имеет дар влиять на души. […]

Ян сравнительно в добром настроении. С желудком у него лучше. Он стал осторожнее в еде.

Леня [Зуров. — М. Г.] поправился. Много работает. Галя [Кузнецова. — М. Г.] тоже поздоровела после Парижа. […]

8 марта.

[…] Я еще нездорова. Сердце лучше. По мнению Маана, дело не в сердце, а в нарушении правильного действия секреций. Этим объясняется и моя ненормальная утомляемость. Я ничего не могу делать. […]

На очереди вопрос о покупке Бельведера. Рукье хочет 87.000. Ян ездит и смотрит. Везде дороже. […]

21 апреля.

Полтора месяца ни слова. […] Многое я за этот год поняла. Главное, что никому я собственно не нужна, как я, моя душа. […]

Из домашней жизни радует только Леня. Он работает, пишет, иногда мне диктует. Перестал ссориться с Галей. Стал спокойнее и сдержаннее. Но, конечно, его положение трудное. Заработок пустяковый. […] Галя тоже стала писать, но еще нервна. […] У нее переписка с Маргой [Степун. — М. Г.], которую мы ждем в конце мая. […] Ян все мучается и насчет покупки Бельведера. […]

23/10 апреля.

27 лет моей совместной жизни с Яном. […] И опять в душе воскрес наш дом в Столовом. […] Волновало приятно, что направляемся в Святую землю и, хотя я была тогда далеко от Христа, именно там у меня начался возврат к Нему. […] К Гробу Господню я подходила и прикладывалась в большом волнении и даже религиозном трепете. Но какое бы я испытала счастье, если бы в те дни жила настоящей жизнью, не отвратила бы лица своего от Господа! Ян порой хорошо говорил о Христе, о Преображении и, пожалуй, он кое-что сделал для приближения меня к Нему. Теперь мы опять не вместе. Он как-то остановился, а мое стремление все вперед и выше к Нему. Но я еще далеко от того, чтобы от всего освободиться.

26 апреля.

Вчера приехал Борис Зайцев. […] очень родной нам, точно из семьи.

Сейчас около 10 ч. Сошел пить кофе. К нему вышел Ян. Быстро заговорили о Гоголе. Ян вспомнил свою давнишнюю мысль, что Гоголь сжег не вторую часть «Мертвых душ», а то, что не вышло из этой второй части. Ему хотелось писать в ином стиле, неорганически, а это у него не вышло. Ему хотелось стать Данте, Шекспиром. Зайцев сказал: — Я Гоголя понимаю, стал недавно понимать, через себя. Ведь я знаю, что жизнь не такая, как я изображаю ее, а между тем иначе я не могу, без этих «акварельных тонов».

День чудесный. Внизу читала Евангелие от Матфея. […] Сколько ни читаешь Евангелие, всегда увлекательно, и всегда черпаешь что-то новое. […]

Приезд Бори может принести в наш дом мир. Он успокаивает и, так как в нем нет чуждости нам, то он не утомляет.

6 мая.

Письмо от Мити [Брат В. Н. — М. Г.]. […] Диагноз: органическое заболевание центральной нервной системы. Артериосклероз головного мозга. […]

8 июня.

[…] Поднялась до парка, а потом по нему спустилась. Прогулка взяла 3/4 часа. Для первого раза достаточно.

3 дня и 2 ночи мы с Яном были одни. Мне понравилось. Какая-то свобода. […]

Марта у нас третью неделю. Она нравится мне. […] Можно с ней говорить обо всем. С Галей у нее повышенная дружба. Галя в упоении и ревниво оберегает ее ото всех нас. […]

14 июня.

[…] третий день нет писем от Мити. Я сама не своя. […] Убивает меня его атеизм. Молюсь все, чтобы Бог просветил его. […]

Марга довольно сложна. Я думаю, у нее трудный характер, она самолюбива, честолюбива, очень высокого мнения о себе, о Федоре [Ф. Степун, философ и писатель. — М. Г.] и всей семье. […] Но к нашему дому она подходит. На всех хорошо действует ее спокойствие. […] Ян как-то неожиданно стал покорно относиться к событиям, по крайней мере по внешности. […]

15 июня.

[…] Рукье сказал, что даст ответ [относительно продажи Бельведера. — М. Г.] во вторник. Боюсь, что опять будет что-нибудь выторговывать. А весь этот торг выбивает Яна из колеи, он до сих пор не садился за писание. […]

8 июля.

[…] Митя. То напряжение, в котором я живу в отношении его, берет у меня почти все силы. […] Дома у нас тоже не радостно. Галя как-то не найдет себя. Ссорится с Яном, а он — с ней. Марга у нас, ждет денег. […]

11 июля.

Вчера Ян твердо сказал, что покупает Бельведер1. Мне страшно. Зачем себя связывать? В доме у нас нехорошо. Галя, того гляди, улетит. Ее обожание Марги какое-то странное. […] Если бы у Яна была выдержка, то он это время не стал бы даже с Галей разговаривать. А он не может скрыть обиды, удивления и поэтому выходят у них неприятные разговоры, во время которых они, как это бывает, говорят друг другу лишнее.

23 июля.

[…] Уехала Марга. Галя ездила ее провожать до Марселя. […] У нас поселился Капитан [Прозвище Н. Рощина. — М. Г.]. Он совершенно перековал язычок насчет большевиков: «Если все пойдет так, как теперь, то я через 2 года уеду в Россию». […] Друг Капитана, Каменский, уже уехал туда. К. видался с Катаевым и с настоящими коммунистами. Подленький он человек, честолюбивый, злой. «Уменя вся эмиграция в кармане». Ян думает, что он побрешет, побрешет, и никуда не поедет. А я не знаю. Вот эта-то подлость мне непереносима в нем. […]

Мите значительно лучше. […]

5 августа.

Очень недовольна собой — утеряла то, что было раньше, способность работать, много читать. […] Раздражает меня Капитан своей подленькой сердцевиной, своим враньем. И, конечно, я не права проявлять раздражение. […] Что бы ни было, Ян возьмет его под свою защиту. […]

9 августа.

[…] Наконец, Ян решился ехать в Лаванду — смотреть землю Гребенщикова. Но и тут неудача. Не звонит телефон. […]

3 сентября.

Опять давно не открывала эту тетрадь. Живем нехорошо. Лучше всех Леня: работает, иногда ездит купаться, в церковь, привозит книги. […]

3 октября.

Галя, наконец, уехала. В доме стало пустыннее, но легче. Она слишком томилась здешней жизнью, устала от однообразия, от того, что не писала. […]

Ян очень утомлен. Вид скверный. Грустен. Главное, не знает, чего он хочет. Живет возбуждением, и от этого очень страдает.

9 ноября.

Ровно год, как раздался звонок из Стокгольма2 и все завертелось. Кутерьма пошла и до сих пор мы не обрели покоя. Слава, деньги, поздравления, восторги, зависть, требования, обиды, радость, что можно помочь, огорчение, разочарование, бессилие, лесть — вот чувства, которые или мы испытали или окружающие. И все это мешалось, путалось, переплеталось, и до сих пор мы точно во сне. Это мешало сосредоточиться, работать, а тут еще горе без конца.