Откровенно. Автобиография - Андре Агасси

— На самом деле ты его совсем не ненавидишь.

— Нет, ненавижу.

— Вряд ли ты говоришь это искренне.

— Честное слово! Я его ненавижу всей душой.

Мы беседуем о путешествиях, любимых блюдах, музыке и кино. Мы сходимся во мнениях о недавно вышедшем фильме «Страна теней» — картине о жизни британского писателя Клайва Льюиса. Этот фильм задел сентиментальную струну в моей душе, признаюсь я Брук. Особенно та часть, что повествует об отношениях Льюиса с братом. Это была сторона его жизни, скрытая от посторонних глаз. В ней его страх перед рискованным шагом и боль его любви. Лишь потом одна смелая женщина заставляет его понять, что эта боль — лишь цена человечности и ее, безусловно, стоит заплатить. В конце фильма Льюис говорит своим студентам: «Боль — это громкоговоритель, с помощью которого Господь пробуждает оглохший мир… Мы подобны глыбам камня, и удары его долота, столь болезненные, на самом деле делают нас лучше». Мы с Перри смотрели этот фильм дважды, говорю я ей, и выучили его чуть ли не наизусть. Я тронут тем, что Брук тоже любит «Страну теней», а когда я узнаю, что она к тому же прочла Льюиса, меня охватывает благоговейный трепет.

Уже глубоко заполночь, наши кофейные чашки давно пусты. Мы больше не можем игнорировать нетерпеливые взгляды официантов и владельца заведения. Пора идти. Я отвожу Брук домой. Пока мы стоим на тротуаре напротив ее дома, меня не покидает ощущение, что ее мать наблюдает за нами сквозь занавески из окна верхнего этажа. Я целомудренно целую Брук и прошу разрешения как-нибудь еще позвонить ей.

— Звони, я буду рада.

Разворачиваюсь, чтобы идти к машине, и тут Брук замечает на моих джинсах дыру, чуть ниже поясницы. Она быстро просовывает туда палец и легонько царапает копчик, хитро улыбается — и убегает в дом.

Еду на взятом в аренду авто по бульвару Сансет. Я собирался улететь в Вегас, не ожидая, что свидание окажется столь удачным и продлится так долго. Теперь уже слишком поздно, не успеваю ни на один рейс. Решаю переночевать в первом попавшемся отеле. Им оказывается Holiday Inn, знававший лучшие времена. Десять минут спустя лежу в постели в пропахшей плесенью комнате на втором этаже, слушая, как машины пролетают по бульвару Сансет и шоссе 405. Вспоминаю наше свидание и пытаюсь разобраться в нем, понять, что оно для меня значило. Веки тяжелеют, но я пытаюсь бороться со сном, как всегда, не желая терять контроль над собой: ведь потеря контроля оборачивается обычно отсутствием выбора.

15

НАШЕ ТРЕТЬЕ СВИДАНИЕ С БРУК ПРОХОДИТ накануне ее операции на ногах. Мы сидим в гостиной на первом этаже ее манхэттенского особняка. Мы целуемся, дело заходит все дальше, но, прежде чем все случится, я должен сказать ей правду про свои волосы.

Она чувствует, что меня что-то гнетет:

— Что-то не так?

— Нет, все в порядке.

— Скажи мне.

— Я кое в чем тебя обманывал.

Мы лежим на диване. Я сажусь, бью кулаком в подушку, глубоко вдыхаю. В поисках правильных слов разглядываю стены. На них висят африканские маски — лысые, с прорезями вместо глаз. Они выглядят зловеще и вместе с тем смутно знакомо.

— Так что случилось, Андре?

Мне нелегко в этом признаться. Брук… Понимаешь, я давно начал лысеть, и я ношу накладку, чтобы скрыть лысину.

Я беру ее за руку и кладу ее ладонь на свой парик. Она улыбается:

— Я так и думала.

— Правда?

— Нетрудно догадаться.

— И ты ничего не говорила?

— Мне нравятся твои глаза. И твое сердце. А волосы мне безразличны.

— Я смотрю в безволосые, безглазые лица, и мне кажется, что я пропал.

ЕДУ В ГОСПИТАЛЬ ВМЕСТЕ С БРУК и жду ее в палате. Брук ввозят на каталке; ее ноги перевязаны так же, как мои во время матча. Когда она приходит в себя, я сижу рядом. Меня окатывает громадной волной нежности, желания защитить ее. Но волна эта спадает, как только раздается телефонный звонок от ее близкого приятеля Майкла Джексона. Я не понимаю этой ее дружбы с Джексоном, с учетом всех слухов и обвинений в его адрес. Но Брук говорит, что он похож на нас — еще один вундеркинд, у которого не было детства.

Я отвожу Брук домой и остаюсь у ее постели, пока она восстанавливается после операции. Однажды ее мать застает меня спящим на полу возле кровати Брук. Разражается скандал. Спать на полу? Нет, это невозможно! Я объясняю, что предпочитаю спать именно на полу из-за больной спины. Она уходит, возмущенно пыхтя.

Я нежно целую Брук и желаю ей доброго утра.

— Мы с твоей мамой сегодня встали не с той ноги, — говорю я ей.

Мы оба смотрим на ее ноги. Неудачная шутка.

Однако мне пора уезжать. Я еду на турнир в Скоттсдейле — мой первый турнир после операции на руке.

Увидимся через пару недель, говорю я ей, нежно поддерживая и вновь целуя.

Жеребьевка в Скоттсдейле была для меня удачной, однако это не рассеяло мои страхи. Сейчас рука пройдет первую настоящую проверку. Что, если она не зажила? Что, если стала работать еще хуже? Мне снится навязчивый кошмар, в котором в середине матча рука вдруг перестает меня слушаться. Я лежу в своем номере, закрыв глаза и пытаясь представить себе, как хорошо работает кисть и как удачно проходит матч, — как вдруг в дверь стучат.

— Кто там?

— Брук.

С перевязанными ногами она приехала сюда, ко мне.

Я выиграл этот турнир, не почувствовав никакой боли.

НЕСКОЛЬКО НЕДЕЛЬ СПУСТЯ мы с Питом соглашаемся дать совместное интервью корреспонденту одного из журналов. Войдя в мой номер, где должна состояться беседа, Пит с изумлением видит перед собой Пичез.

— Что это? — спрашивает он.

— Пит, это Пичез, моя старая попугаиха. Я спас ее из зоомагазина в Вегасе, который собирались закрыть.

— Хорошая птичка, — насмешливо произносит Пит.

— Она действительно хорошая птичка — не кусается и имитирует людей.

— Например, кого?

— Например, меня. Она чихает, как я, разговаривает, как я, правда, словарь у нее побогаче. А каждый раз, когда звонит телефон, она начинает кричать: «Телефон! Телефон!» Ужасно смешно!

Дома, в Вегасе, рассказываю я Питу, у меня целый зверинец. Кот Кинг, кролик Бадди — они помогают мне справляться с одиночеством. Мы с ними словно на необитаемом острове. Пит качает головой. Он явно не считает теннис таким уж одиноким видом спорта.

В ходе интервью мне вдруг кажется, что в комнате уже два попугая. Когда я рассказываю журналистам всякие глупости, я по крайней мере делаю это эмоционально, с человеческими интонациями. Пит же говорит еще более механически, чем Пичез.

Я, разумеется, не сказал об этом Питу, но считаю Пичез еще одним членом своей команды, которая постоянно растет и меняется. Я потерял Ника и Венди, зато теперь к ней добавились Брук и Слим, чудесный парнишка из Вегаса. Мы вместе ходили в школу и даже родились в одной и той же больнице с разницей в сутки. Слим — потерянная душа, но хороший парень и мой персональный ассистент. Он следит за домом, приглашает чистильщиков бассейна и прочих необходимых мастеров, сортирует почту, отвечает на письма фанатов с просьбами о фото и автографах.