УБИЙСТВО ЦАРСКОЙ СЕМЬИ И ЧЛЕНОВ ДОМА РОМАНОВЫХ НА УРАЛЕ - Дитерихс К.

Была глухая ночь, лил дождь. Всю партию в 11 человек (6 женщин и 5 мужчин) забрал матрос с конвоем и повел куда-то, сначала по городу, а затем на шоссе Сибирского тракта. Все арестованные несли сами свои вещи, но, пройдя по шоссе версты 4, конвоиры стали вдруг любезно предлагать свои услуги - понести вещи: видимо, каждый старался заранее захватить добычу, чтобы потом не пришлось раздирать ее впотьмах, в сумятице, и делить с другими.

Свернули с шоссе и пошли по гатированной дороге к ассенизационным полям. Тут Волков понял, куда и на какое дело их ведут, и, сделав прыжок вбок через канаву, бросился бежать в лес. По нем дали два выстрела; Волков споткнулся и упал. Это падение красноармейцы сочли за удачу выстрелов и прошли вперед. Однако Волков не был задет, он вскочил и снова побежал; ему вслед дали еще выстрел, но в темноте опять не попали. Через 43 дня скитания по лесам Волков вышел на наши линии и благополучно избег ожидавшей его участи.

Всех остальных привели к валу, разделявшему два обширных поля с нечистотами; несчастные жертвы поставили спиной к конвоирам и в упор сзади дали залп. Стреляли не все, берегли патроны; большая часть конвоиров била просто прикладами по головам…

С убитых сняли всю верхнюю одежду и в одном белье, разделив на две группы, сложили тут же в проточной канаве и присыпали тела немного землей, не более как на четверть аршина.

7 мая 1919 года, через семь месяцев после убийства, тела Анастасии Васильевны Гендриковой и Екатерины Адольфовны Шнейдер были разысканы, откопаны и перевезены на Ново-Смоленское кладбище в Перми для погребения. Перед погребением тела были подвергнуты судебно-медицинскому осмотру.

Тело Е. А. Шнейдер находилось в стадии разложения, но еще достаточно сохранившимся для осмотра; черты лица оставались легко узнаваемыми, и длинные ее волосы были целы. На теле обнаружена под левой лопаткой пулевая рана в области сердца; черепные кости треснули от удара прикладом, но голова в общем виде осталась ненарушенной.

Тело графини А. В. Гендриковой еще совершенно не подверглось разложению: оно было крепкое, белое, а ногти давали даже розоватый оттенок. Следов пулевых ранений на теле не оказалось. Смерть последовала от страшного удара прикладом в левую часть головы сзади: часть лобовой, височная, половина теменной костей были совершенно снесены и весь мозг из головы выпал. Но вся правая сторона головы и все лицо остались целы и сохранили полную узнаваемость.

Тела Анастасии Васильевны Гендриковой и Екатерины Адольфовны Шнейдер были переложены в гробы и 16 мая погребены в общем деревянном склепе на Ново-Смоленском кладбище. По случайному совпадению могила их оказалась как раз напротив окна камеры Пермской губернской тюрьмы, в которой провели они последние дни своей земной жизни.

Глава III

РАБОТНИКИ-ИСПОЛНИТЕЛИ

До 26 апреля советские руководители в Екатеринбурге не имели даже в мыслях, что Царская Семья может оказаться на жительстве в столице Красного Урала, и никаких мер по подготовке помещения в городе Екатеринбурге для приема и содержания Августейших Тобольских Узников не предпринималось. В равной мере никто из начальников станции Екатеринбургского железнодорожного узла не получал предупреждений о предстоящем привозе со стороны Тюмени бывшего Государя Императора или Его Семьи. Поэтому, судя по всему последовавшему после этого дня, можно с достаточной достоверностью сказать, что то секретное совещание президиума, о котором упоминает в своем рассказе комиссар Сакович, происходило именно или 25, или даже 26 апреля 1918 года. Вот как повествует об этом историческом совещании сам Сакович:

“Я случайно был приглашен на совещание совета комиссаров перед перевозом Царской фамилии в город Екатеринбург из Тобольска. Совещание происходило в Волжско-Камском банке, в маленькой комнате, исправляю, что совещание было на Коробковской улице в белом двухэтажном доме на левой стороне, если идти от центра города, кажется, в первом квартале. Это было в марте или апреле. Так как дело не касалось здравоохранения, я не принимал участия в разговорах и читал газету. Я лишь слышал, как говорили о необходимости перевоза, и о том, подвергнуть ли поезд крушению, или охранять его от провокаторского крушения, что-то было в этом роде. Когда стали голосовать, я отклонился от голосования, и объяснил, что это к здравоохранению не относится. В этом собрании были все указанные выше комиссары, а может быть, кого-нибудь и не было, помню хорошо, что были Голощекин, Белобородов, Сафаров, Тупетул и Войков. Всего было человек 7 или 8”. Давая через несколько дней показания при другом допросе, Сакович внес некоторые характерные оттенки в свой первый рассказ: “Явившись на собрание, я протестовал против своего присутствия здесь, но это не помогло, и я остался, и был очевидцем отвратительных сцен; например, был возбужден вопрос, кем не упомню, о том, чтобы устроить при переезде Царя крушение. Вопрос этот баллотировался, и было решено перевезти из Тобольска бывшего Государя в Екатеринбург; помню, я случайно узнал, что по вопросу о перевозке бывшего Государя в Екатеринбург была какая-то переписка с центром большевистской власти, и от центра было ясно сказано, что за целость бывшего Государя Екатеринбургские комиссары отвечают головой”.

Следовательно, из этих показаний прежде всего вытекает, что это совещание происходило не в помещении областного совета, и не при полном официальном составе президиума совета; участь Царской Семьи обсуждалась в постороннем месте и только определенными главарями советской власти. Таким образом, решение этой горсточки преступников нельзя считать не только решением областного совета, но даже и решением президиума этого совета. Это было просто решение кучки темных заговорщиков, прикрывшихся потом, благодаря своему официальному положению и влиянию, именем целых официальных органов советской власти.

Далее Сакович хорошо запомнил участие в этом совещании Голощекина, Сафарова, Войкова, Тупетула и Белобородова: три еврея, один латыш и один русский. Запомнил он их, естественно, потому, что инициатива “отвратительных” вопросов, наибольшая деятельность исходила именно от этих лиц. Кто же мог стоять во главе вершителей участи Царской Семьи? Чьи голоса имели доминирующее значение? Сам Сакович своим показанием дает определенный ответ: изуверы-евреи - Исаак Голощекин, Сафаров, Войков.

Наконец, из сопоставления первого и второго показаний Саковича можно вывести, что первоначально совещание было собрано вовсе не для обсуждения вопроса - перевозить Царскую Семью в Екатеринбург или нет, а скорее, чтобы решить способ, каким бы можно было покончить с Царской Семьей, и только при баллотировке, в силу каких-то особых обстоятельств, совещание приняло решение перевезти в Екатеринбург. Эти обстоятельства впоследствии станут вполне ясны, но только вовсе не опасение лишиться голов заставило тогда Исаака Голощекина и прочую компанию отказаться от своих первоначальных замыслов, ибо для этой публики таких угроз от центра и не было. Сакович верно приплел здесь в своем показании, возможно, существовавшие слова Ленина, адресованные командовавшему армией Берзину, о чем уже говорилось в отделе о заговорах.

Во всяком случае, ясно, что убийство Царской Семьи в ночь с 16 на 17 июля вовсе не было вызвано случайно сложившимися обстоятельствами, а было предрешено изуверами-евреями советской власти еще в апреле 1918 года. И обратно, решение поселить Царскую Семью на время в Екатеринбурге было для этих деятелей совершенно случайным, что и видно из всего последующего. 27 апреля областной жилищный комиссар Жилинский неожиданно прибыл в дом Ипатьева, потребовал жившего в нем с семьей владельца и предъявил ему секретное предписание от 27 же апреля за № 2778. В этом предписании Ипатьев ставился в известность, что, по постановлению областного совета, его дом реквизировался для “особого назначения” и ему предписывалось, конечно, под соответственными угрозами расстрела, очистить дом к вечеру 28 апреля. В назначенный срок Ипатьев, естественно, освободил помещение, и дом был принят под расписку жилищным комиссаром с подробной описью оставленной в нем мебели, и передан для охраны красноармейцам, вызванным из резерва 3-й красной армии.

На этих людей и выпала охрана в первые дни привезенных в дом рано утром 30 апреля бывшего Государя Императора, Государыни Императрицы и Великой Княжны Марии Николаевны. Люди охраны менялись из резерва каждый день, а потому установить, кто именно за эти первые дни перебывал в охране, не удалось. По-видимому, еще 30 апреля главари заговора смотрели на временное поселение Царской Семьи в Ипатьевском доме как на очень кратковременное, и только после обмена сведениями с комиссаром Яковлевым, доставившим бывшего Царя из Тобольска, выяснилось, что это пребывание может затянуться, что и вызвало новые мероприятия по организации более надежной и ответственной, специальной охраны для “дома особого назначения”.