Соотношение сил - Полина Дашкова

Дверь несколько раз дергалась, Люся стучала, верещала что-то, в ответ Илья раздраженно бросал:

– Не мешайте работать!

Наконец Проскуров поднял на него глаза и спросил знаками, можно ли ему взять письмо себе. Илья кивнул и произнес:

– Иван Иосифович, а ведь мы с вами торчим в кабинетах часов по десять в сутки, пойдемте-ка на воздух, сейчас не холодно, и вроде метель кончилась.

– Идея неплохая, Илья Петрович, вот только чай допьем и пойдем, – он покосился в сторону балконной двери.

Илья отрицательно помотал головой, подошел и прошептал на ухо:

– Зачем их бесить? Я тут каждую подворотню знаю, оторвемся.

Летчик покачал головой и скорчил скептическую гримасу. Илья решительно направился к двери, повернул ключ. Канарейка успела отпрянуть и опять что-то заверещала. Они поблагодарили ее за чай и вышли, вежливо с ней попрощавшись.

«Привет», дежуривший в подъезде, как заправский лакей, открыл перед ними дверь и остался на своем посту. В арку они не сунулись, пошли в другую сторону, быстро обогнули флигель, нырнули в узкий проход между какими-то приземистыми строениями, похожими на огромные сугробы. Пришлось пробираться в полной темноте, по колено в снегу. Пару раз останавливались, прислушивались. Никаких признаков погони. Наконец очутились на Волхонке, огляделись.

– Вроде все в порядке, – сказал Проскуров и, опершись на плечо Ильи, принялся вытряхивать снег из ботинок.

– Маленькая экскурсия на Финский фронт, – заметил Илья с усмешкой.

– Ну нет, Илья Петрович, там снег до подмышек, и между прочим, еще и стреляют. – Проскуров зашнуровал ботинки, распрямился, пробормотал: – Разделение изотопов урана – главная проблема в производстве ядерного оружия.

– Уже знаете?

– А как же? Все-таки военной разведкой руковожу.

– Честно говоря, я сразу догадался, что вы уже в курсе, когда увидел, как внимательно читаете. Вот, хотел с вами посоветоваться. Письмо попало ко мне случайно. Я навел кое-какие справки, выяснил, что профессор Мазур действительно серьезный ученый, академик, не шарлатан, не помешанный. Конечно, прежде всего нужна компетентная экспертиза этого прибора, но организовать ее своими силами я не могу. Тема закрыта директивой товарища Берия: все разговоры о так называемом урановом оружии являются вражескими попытками отвлечь внимание советского руководства от более насущных проблем. Видите, уже вызубрил. Любой мой шаг в этом направлении чреват серьезными неприятностями не только для меня…

– Ясно, не объясняйте, – перебил Проскуров, – насущных проблем действительно хватает, вот уж в этом товарищ Берия точно прав. Где он сейчас, ваш академик?

– В Иркутске, в ссылке. Ему за шестьдесят, здоровье слабое. Два с половиной года одиночки. Боится повторного ареста.

– Вы сказали, к вам письмо попало случайно?

– Мой свекр привез из Иркутска, был там в командировке, – объяснил Илья, – когда-то учился у Мазура.

– Почему же этот профессор не обратился в Академию наук, к своим коллегам?

– Боится высовываться и напоминать о себе. Он вообще не хотел писать, отказывался ставить свое имя.

– Интересно почему? – Проскуров пожал плечами. – Казалось бы, наоборот. Шанс вернуться из ссылки, если, конечно, изобретение действительно чего-то стоит.

– Шанс, – тихо повторил Илья. – Видимо, староват он для игры в орлянку. Знаете, Иван Иосифович, мне кажется, было бы разумно для начала отправить в Иркутск надежного компетентного человека, так сказать, в неофициальном порядке.

– Согласен, – кивнул летчик, – для этого вы и сосватали мне лейтенанта Родионова?

– Ну, в общем, и для этого тоже. Родионов окончил четыре курса физфака, с Мазуром хорошо знаком, ходил к нему на семинары, бывал дома, в физике разбирается.

– Я уже заметил. – Проскуров усмехнулся. – Крестник ваш, не успел заступить на должность, докладную мне настрочил на десять страниц. Анализ научных публикаций в германской прессе показывает, что ядерная тема в рейхе полностью засекречена, из чего следует, что работа над бомбой идет, и началась она не позже апреля тридцать девятого.

С Волхонки они вышли на Гоголевский бульвар, оба то и дело оглядывались. Все было спокойно, никто не шел за ними.

– Между прочим, не он первый, – продолжал Проскуров, – у меня уже здоровенная папка материалов набралась по урану. А толку? У нас урановых разработок нет, и начинать их никто не собирается.

– Но комитет по урану при Академии наук все-таки уже создан, – заметил Илья.

– Комитет. – Проскуров с комичным пафосом поднял палец. – Комитет – это здорово, но пока они там будут заседать, немцы урановую бомбу сделают и на нас сбросят.

– Шутите? – осторожно уточнил Илья.

– Ага, шучу. С июля идет информация.

– С июля? – Илья изумленно взглянул на Проскурова. – Но ни в одной вашей сводке мне ничего не попадалось.

– Правильно, потому что информация пока косвенная, данные непроверенные. Якобы немцы пытались скупить весь уран, которым торгует Бельгия. На территории Германии и Чехословакии везде, где есть месторождения, сплошные секретные объекты. Богемия, Судеты. Секретными объектами стали около двадцати научных институтов в разных городах Германии.

Проскуров говорил спокойно, ровным, каким-то безнадежным голосом. Конечно, устал от абсурда. Информацию об урановых разработках в Германии он не мог включать в сводки потому, что она добывалась вопреки запрету Хозяина вести разведку на территории рейха. Проскуров сильно рисковал, внедряя своих людей в делегации военных специалистов, ездившие в рейх. А учитывая резолюцию Берия об уране, это был двойной риск.

– Ну, тогда тем более надо действовать на опережение, – сказал Илья. – Вы не хуже меня знаете, что руководство рано или поздно заинтересуется ураном, и тогда в этой теме мелочей не будет. Сейчас мы с вами не имеем возможности послать в Иркутск авторитетную академическую комиссию или вытащить Мазура сюда, в Москву. Но на первом этапе это и не обязательно.

– Да-да, Илья Петрович, не вопрос, Родионова я отправлю в ближайшее время. Он знает о приборе?

– Пока нет, я решил вначале заручиться вашей поддержкой.

Проскуров молча кивнул, задумался и через минуту пробормотал:

– Пожалуй, могу сунуть его переводчиком в немецкую делегацию. Военные инженеры концерна «Хенкель» отправляются в ознакомительную поездку по сибирским авиазаводам. Новосибирск, потом Иркутск. – Он покосился на Илью и тихо добавил: – Знаете, Илья Петрович, у меня такое чувство, что вы чего-то не договариваете.

– Правильное чувство, Иван Иосифович, недоговариваю главного. В начале разговора вы спросили: почему Мазур не хотел писать о своем изобретении. На самом деле вопрос в другом. Почему он все-таки решился написать? А решился он потому, что его германский коллега профессор Вернер Брахт идет тем же путем. Многие годы они занимались одной темой. Учитывая, что Брахт работает в Институте физики Общества кайзера Вильгельма в Далеме…

– Где? – Проскуров резко остановился, уставился на Илью. – Черт! Вы хоть понимаете, что это значит? Далем – наверняка главный центр исследований, именно там открыли расщепление ядра, именно там в Первую мировую работали над газовым оружием. Да, ошарашили вы меня, Илья Петрович.

– Ну, подождите, может, не стоит преувеличивать? – Илья пожал плечами. – Допустим, Мазур абсолютно прав, и его прибор способен делить изотопы, но из этого вовсе не следует, что его коллега в Германии в ближайшее время придет к тем же выводам.

Проскуров сморщился, помотал головой:

– Бросьте, Илья Петрович, ставка слишком высока, чтобы полагаться на авось. Уж поверьте мне, я изучал вопрос. Урановое оружие настолько страшно, что многие серьезные ученые, европейские, американские, да и наши, предпочитают заниматься самоутешением: фантастика, дело далекого будущего. Я не разбираюсь в физике, не возьмусь судить, насколько оправданны их доводы. Но есть факт. Немцы бомбу делают. Рассуждать, взвешивать за и против – все равно что стоять перед надвигающейся лавиной и гадать на ромашке: накроет, не накроет.

– Согласен, – кивнул Илья, – только вот, честно говоря, плохо представляю, что мы можем.

– Да ни черта мы не можем, – угрюмо пробормотал Проскуров, – шею себе сломать можем, это точно. Но раз уж свалилась на нас эта история, деться некуда, надо как-то действовать, а то потом свалится урановая бомба и мы будем виноваты.

– Когда она свалится, уже не будет ни виноватых, ни правых, отвечать придется разве что перед Господом Богом. – Илья сгреб с кустов горсть снега и принялся лепить снежок.

– Вот именно. – Летчик нервно усмехнулся, помолчал и продолжил спокойно, четко: – Значит, отправляем в Иркутск вашего Родионова, смотрим, что он нам оттуда привезет. Потом пытаемся прощупать этого Брахта.

– А что, если Родионов привезет из Иркутска письмо? – Илья подкинул снежок на ладони. – Обычное письмо, весточку профессору Брахту от его старого друга, профессора Мазура. Об изотопах, конечно, ни слова.