Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой - Кристоф Рехаге

Вот только где же они, орхидеи?

Чем ближе я подхожу к городу, тем плотнее становится воздух. В городе расположено множество предприятий тяжелой промышленности, а вокруг сплошные горы. Мне кажется, что он похож на опустившегося старого знакомого, которого я застукал за курением в телефонной будке.

Но я-то знаю, что на самом деле город хороший. Два года назад я уже был здесь. Я тогда приехал на поезде из Пинляна и с ума сходил по арбузам. Я сидел на перекрестке и ел их, ел, пока сладкий сок не начинал капать с моего подбородка. А на дома, между тем, опускалась серо-коричневая завеса вечерней пыли.

На этот раз Ланьчжоу встречает меня мертвой свиньей. Она лежит под мостом, серая, раздувшаяся и трагичная. Я прошел было мимо, но у меня привычка заглядывать под каждый мост – вдруг там кто-нибудь оставил для меня послание. Смотрю на свинью и удивляюсь, почему ее тушу не растерзали собаки?

Ну и где же эти орхидеи?

Согласно словарю, иероглиф «лань» может так же означать «изящный» или «элегантный». Джули говорит, что только иностранцы задумываются об изначальном значении слов, когда сталкиваются с названиями мест. Ведь Гамбург для меня не означает «крепость», а Франкфурт – «брод».

И вдруг неожиданно Ланьчжоу разворачивается передо мной во всей красе. Я останавливаюсь над обрывом и стараюсь не упасть, с ужасом осознавая, что город похож не на смущенного курильщика в телефонной будке, а на заводскую трубу под колпаком для сыра. Его дыхание отравлено. Я думаю о центре Лос-Анджелеса и машинально покашливаю: «Ну, здравствуй, Ланьчжоу!»

Этот город не совсем такой, как его дымящие коллеги на западе. Он разрастается вширь. Власти пробивают в горах вокруг города дыры, чтобы обеспечить лучшую циркуляцию воздуха, и в то же время возводят все новые здания из бетона. Их уже столько понастроено, что я чувствую себя совершено раздавленным среди них, как лягушка на дороге.

Я пришел сюда через горы, где воздух чист, душа радовалась каждой деревушке, а тут такое!

Пока я гуляю по центру, вечернее солнце окрашивает все в золотой цвет. Этим оно оказывает городу хорошую услугу, теперь, если постараться, в нем можно найти нечто от Золотого города. Я узнаю пешеходный мост, который когда-то уже фотографировал. Раньше вокруг него были недостроенные дома, а теперь везде блестят фасады высоток. «КОМПЬЮТЕРНЫЙ ГОРОД ЛАНЬЧЖОУ», – написано на одном из зданий, а ниже висят плакаты с ноутбуками и мобильными телефонами.

Вокруг снуют люди. Все яркое и кричащее.

Только не эта нищенка. Она лежит на мосту, свернувшись вопросительным знаком, перед ней миска с мелочью. Я знаю, что Ланьчжоу притягивает к себе весь запад страны, и в Китае нигде не встретишь столько опустившихся людей, как на улицах этого города. И все-таки я испытываю здесь шок, после того как провел так много времени среди природной идиллии со стадами овец и деревушками.

Я прошел уже почти тридцать километров и смертельно устал, но ни одна гостиница не хочет пустить меня переночевать.

– Речь идет о вашей собственной безопасности, – сладким голосом отказывает мне первая администраторша, и я лишь отмахиваюсь, потому что уже знаю, в чем дело.

Это в столице повсюду развешаны олимпийские слоганы «Один мир – одна мечта», а здесь, в двух тысячах километрах от нее, гостиницы по-прежнему требуют официального разрешения, чтобы принять у себя иностранца.

– Это только для вашей безопасности, – уверяет меня вторая администраторша, и, глядя на ее извиняющуюся улыбку, я начинаю злиться на Ланьчжоу, на этого неотесанного дремучего великана провинции.

После нескольких попыток мне наконец повезло. Я получаю комнату на десятом этаже, так что из окна я могу рассмотреть в сумерках тени гор. Я вставляю кабель в свой ноутбук и ищу билет до Мюнхена. Самая ранняя доступная для заказа дата – пятое мая, почти через неделю. Сколько же нам еще предстоит терпеть друг друга? Я имею в виду, городу и мне.

… – И что, теперь ты хочешь изменить свой план и лететь обратно к девушке? – Брюс Ли (так я окрестил своего собеседника за его стрижку) ставит на стол свой стакан и ухмыляется. – Ты уверен, что после этого вообще захочешь продолжить свое путешествие?

– Может, он вообще не покупал обратный билет? – вмешивается девушка со скейтом, и оба смеются, глядя на меня.

Только Колд Догг остается серьезным.

– Отношения на расстоянии – это кошмар, – бурчит он, качая головой.

Каждый высказал свое мнение.

Колд Догг сам придумал себе такое имя. Его любимые музыканты – «Coldplay» и Snoop Dogg, поэтому, когда мы познакомились у него на работе, он торжественно попросил называть его Колд Догг, что-то вроде Холодного Пса.

Сейчас поздняя ночь, мы сидим вчетвером за пластиковым столом, между нами громоздятся тарелки с соевыми бобами, огурцами в уксусе, и горы шашлыка из баранины. Официанты приносят все новые и новые порции.

Это похоже на ночной ужин в Пекине.

Брюс Ли и Колд Догг подрабатывают после учебы в магазинчике товаров для спорта на природе, сверху донизу набитым китайскими и импортными товарами. Большинство из них роскошные и дорогие, но все в тему. Я подыскивал там себе новую пару обуви, и мы обнаружили, что у нас есть как минимум две общие страсти: мы любим бродить повсюду и фотографировать.

– Ты действительно не боишься, что самолет может развалиться в воздухе, когда ты будешь лететь домой? – спрашивает меня Холодный Пес, когда мы выходим из ресторана. На улице тихо, где-то гудит машина. Я оглядываюсь вокруг, на секунду мне становится трудно поверить, что я действительно пришел сюда пешком из Пекина. Я обстоятельно отвечаю на его вопрос.

И вот наконец я прилетаю в Мюнхен. Солнечный свет пронизывает здание аэропорта.

Сотрудник паспортного контроля в замешательстве смотрит то на меня, то на фотографию в паспорте и наконец движением руки пропускает меня. Ох уж эти путешествующие по Азии бородачи-хипстеры. С собой я взял лишь полиэтиленовый пакет. Рюкзак остался в Ланьчжоу в качестве заложника.

Дверь в зал прилета открывается, и на мгновение меня пронизывает страх, а вдруг ее там нет. Потом мой взгляд находит пару темных светящихся глаз, и больше не остается сомнений. У нас впереди целая неделя.

…Через семь дней, когда я снова нахожусь в воздухе, мои руки еще ощущают ее приятную прохладу. Самолет мчит меня в сторону Азии, бортовой телевизор показывает комедию о любви, а я нащупываю маленькую записку в кармане рубашки.

«Друг зависит сегодня от твоей доброты».

Я нашел это в печенье с предсказанием, которое мы купили в азиатской лавке в Мюнхене. И хотя в Китае не принято делать такие печенья, но записка говорит правду. Я на самом деле сегодня был нужен Джули. Я на самом деле должен был быть рядом с ней.