От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии - Генри Мортон

Куда бы я ни бросил взор, всюду видел тысячи горшков. Они стояли рядами на плоских крышах домов, во дворах, на полу под навесами и даже в пещерах. Целый полк амфор и не меньшее количество кувшинов или тарелок. Они выстроились на солнце, и каждый предмет отбрасывал собственную тень. Я забрался в мастерскую, расположенную выше всех остальных, посмотрел сверху на Гроттальи и подивился, что гончары находят место еще для одного кувшина. Тем не менее мужчины в легкой спортивной обуви, словно носильщики — два впереди и два позади, — осторожно ступали между рядами с новыми изделиями. Я унес с собой воспоминание, которое навсегда останется магическим: руки гончара, серые от слизи. Они создавали форму, словно доставая ее из воздуха. Запомнил и юношу — он сидел под навесом с кистью в руке и рисовал на вазе очередную греческую фигуру.

Однажды я приехал в горы, что в двадцати милях к северо-востоку от Таранто. Измученная земля, изувеченная пещерами. В некоторых пещерах заметил темные заброшенные часовни, в других — вылинявшие византийские фрески. Заговорил с пастухом, но тот то ли не понял меня, то ли не захотел говорить с чужаком. Повернулся и, ни слова ни говоря, исчез между скалами вместе со своими овцами. Девушка, подвязывавшая виноград, сказала, что в старину греческие отшельники жили в гротах. Пейзаж показался мне мрачным и нереальным.

Поднявшись на холм по пути в Кастелланету, я остановился в удивлении. Возле дороги я увидел скульптуру шейха-бедуина в натуральную величину. Фигура была изготовлена из цветного фарфора. Преобладал синий блестящий цвет. К статуе вели ступеньки. Поднявшись по ним, я прочел: «Родольфо Валентино». Здесь, в сердце гончарного района, была увековечена память первого киношного героя-любовника — Родольфо Валентино. Это сделали люди из его родного города. Валентино появился на свет в 1895 году. В восемнадцать лет в качестве танцора уехал в Соединенные Штаты.

Я въехал в город, стоящий на горе. С одной ее стороны разверзалась страшная бездна, с другой — открывался великолепный вид на морское побережье, идущее в сторону греческой колонии Метапонт. Город казался на удивление тихим. Никого поблизости. Даже кафе пустовало. На вывеске было написано: «Бар Руди». Я обратил внимание, что парикмахерская называется «Basette (усики) di Valentino». Выходит, его не забыли.

В аптеке увидел несколько пожилых интеллигентных людей, которые, узнав сначала, что мною движет исключительно любопытство, предложили показать дом, в котором родился Валентино. Оказалось, что он находится почти против статуи. Сейчас его занимает дантист. Отец Валентино был районным ветеринаром. «Нет, — объяснили мне, — в районе больше нет его родственников». Один старый человек сказал, что учился в школе с Родольфо, однако вспомнить ничего не может. Кто-то припомнил, что великий любовник в зените славы приезжал в большом автомобиле, но надолго не задержался, завтракать уехал в Таранто. Насколько они знали, это был единственный раз, когда, сделавшись знаменитым, он посетил родной город. Однако я заметил: гордились они им не как актером, а как человеком, производившим неизгладимое впечатление на женщин.

Я порадовался тому, что увидел Кастелланету, и уехал, припоминая, что в двадцатых годах одним из наказаний для влюбленных мужчин было желание девушки увидеть фильм с Родольфо Валентино. У меня сохранились смутные воспоминания о высокой худой фигуре и усиках. Этот человек произносил слова любви под нарастающие звуки фортепьяно, а сентиментальная барышня, рыдая, падала в его объятия. Довольно странно, что в те времена это вызывало смущение. Впервые английская девственница встречалась на публике с потрясающим латинским любовником. Валентино случайно сделался киноактером, ибо его карьера танцовщика прервалась в Сан-Франциско, когда театр музыкальной комедии, с которым он гастролировал, остался без средств. В поисках работы он обратился на киностудию, и ему предложили что-то весьма жалкое. Проблема сценического имени его не интересовала: ему было из чего выбрать. Его звали Родольфо Альфонсо Рафаэль Питер Филипп Гильельмо де Валентино д'Антонгуолла. Нужно отдать ему должное, он сделал лучший выбор. Валентино стал известным, сыграв в «Четырех всадниках Апокалипсиса», и его слава стала мировой после фильма «Сын шейха». Ничто теперь не могло его остановить. Все женщины сходили по нему с ума.

Один из первых агентов по связи с общественностью, энергичный циник по имени Гарри Рейхенбек уговорил Валентино отрастить бороду. Немедленно, как и предвидел Рейхенбек, международная общественность потребовала, чтобы их герой сбрил растительность, и бороду торжественно принесли в жертву парикмахеру, однако знаменитые усики остались. Многочисленные рекламные трюки Рейхенбека — это слово киноиндустрия позаимствовала у летчиков Первой мировой войны — пользовались широкой известностью. Сам он ласково называл их «фантомной славой».

Интересно отметить, что знаменитый критик Элинор Глин считала технику великого актера-любовника довольно посредственной. В биографии своей бабушки Энтони Глин говорит, что, когда Элинор Глин в двадцатых годах поехала в Голливуд, она думала, что любовные сцены у Валентино выглядят попросту беспомощно. «Знаешь, — говорила она много лет спустя, — он целовал только тыльную сторону женской руки, пока я не заставила его поцеловать ладонь». Дело в том, что Валентино пользовался успехом у женщин только на экране. «Ни один мужчина не привлекает так женщин, как Валентино, — писал Чарли Чаплин. — Ни одного мужчину женщины так не обманывали».

Смерть Валентино в 1926 году от септического эндокардита вызвала истерию во всем мире. Сейчас больше вспоминают эту трагедию, чем саму его жизнь. Полиции приходилось рассеивать толпу, собравшуюся возле больницы. Пока он лежал в коме, сотни женщины падали в обморок, окна госпиталя были разбиты, одна актриса совершила самоубийство, заявив напоследок, что смерть Валентино была для нее «последней каплей». Врач назвал причиной его смерти передозировку ультрафиолетовым излучением на студии вкупе с калифорнийским солнцем. Этот вердикт вызвал у Голливуда тревогу. Хотя Валентино был дважды женат, актриса Пола Негри, хотя и не бывшая замужем за Родольфо, была вне себя от горя. Она присутствовала на похоронах, ее сопровождали врач и медсестра. Вечером, когда Элинор Глин пришла навестить ее, на ней был «самый черный из вдовьих нарядов». Даже сейчас, когда прошло более сорока лет, женщины, облачившись в черные платья и прикрыв лицо темной вуалью, 31 августа совершают паломничество к могиле великого любовника.

Я не спрашивал жителей Кастелланеты, поклоняются ли они блестящему изображению их идола.