Кронос. Дилогия (СИ) - Николай Шмелёв

— Пора бы пообедать! — жалобно, но настойчиво предложил Кащей. — Кишки уже сводит.

Возражений не последовало и сталкеры разместились за столом, тайком и с интересом, разглядывая принесённые кушанья, которые впрочем, оказались вполне обычными, если не считать особый изыск в приготовлении, относящийся к средневековой манере сервировки блюд. Вместо гранёных стаканов, на белой скатерти заняли своё место серебряные кубки, а вместо белого фаянса, маскирующегося под фарфор — позолоченные тарелки. Остальное, так же соответствовало ушедшей эпохе, создавая особую атмосферу, неповторимый колорит и, некоторую напыщенность. Сутулый достал из кармана складной стакан, явно пытаясь обернуть помпезность ситуации в шутку, и со смехом предложил:

— Может быть — по старинке?

— Тогда уж, по более привычной, для нас, схеме, — ответил на вызов Комбат, доставая из штанов одноразовый пластиковый стакан, весь измятый и потрескавшийся.

— Как хотите, но я не упущу возможности почувствовать себя бароном Франкенштейном, — высказал свою точку зрения Крон, поднимая драгоценный кубок, блестящий матовым лунным светом.

В этот момент, ему даже показалось, что напиток искрится, лопаясь мелкими пузырьками над поверхностью и, оседает на лице липкими каплями. Пир шёл горой. Его товарищи расслабились и обмякли, но не забыли, за чем прибыли в эти места. Мысли об этом, червем-древоточцем проедали одеревеневшие мозги, не желая повиноваться и отступать: хоть на один вечер, хоть на один час, оставить в покое измученный разум, уже отказывающийся верить в происходящее. Разум, подчинённый логике мышления и не допускающий, даже малейших отступлений от установившихся стандартов поведения, для которого наги, идолы и прочие киборги, вместе с параллельными мирами временного фрактала, не вписывались в общую картину мироздания, отчего дамокловым мечом висели над обессиленными извилинами. В результате, оживлённый разговор неизменно свёлся к обсуждению наболевшей темы.

— А всё-таки, — Крон сделал паузу, — я никак не могу взять в толк, как неодушевлённый предмет мог самостоятельно уйти?

— Ну, этот предмет, как ты изволил выразиться, не совсем неодушевлённый, — ответила Наина, упёршись подбородком в кулачок, который лежал у Крона на плече.

— Как понять сие? — переспросил Крон. — Распилить её, да продать, по частям!

— Я же тебе говорю, что аура у идола пропитана энергией — будь здоров! — сказала она и задумалась, выдержав небольшую паузу. — Там столько бесов ютится.

— Это точно! — согласился с ней Доцент. — Презренный металл, он же дьявольский.

— И неизвестно, сколько времени подпитывался своими поклонниками, — подтвердил Дед выводы коллег. — Золото, как известно, отличный проводник, не только электричества, но и других, более грязных энергий.

— Да уж, человеческие эмоции, и подавно в нём оседают, — продолжил беседу Почтальон. — При слове золото — глаза загораются, а при его виде, крыша едет, особенно от большого количества.

— Если эту массу в руках подержать, так вовсе съезжает, — вяло обронил Кащей фразу, от которой возникло впечатление, что у него в сарае целая куча драгоценного металла, но она ему, уже надоела.

— Да, не всё так просто! — согласился Бармалей. — У многих состояние приличное, но при виде небольшого количества золота появляется нервная дрожь. Иногда, не глядя, пропивают целую кучу денег, а маленький кусок проклятого металла вызывает непонятную чёрную эйфорию, необъяснимую, только одним желанием разбогатеть.

— Платина, например, у меня не вызывает никаких эмоций, — вставил своё слово Пифагор.

Бульдозер, до этого молчавший, не упустил своей очереди в дискуссии:

— А вам то что, с этой «бабой» мучаться? Ну, ушла и ушла!

— Дело в том, что она, кое-что, с собой прихватила, — ответила Наина. — Не материальное, но всё равно, нужно забрать назад. И нам она может помешать, в осуществлении наших планов, но об этом, чуть позже.

— Почему «золотую бабу» нужно в лаву пихать! — никак не мог понять Бульдозер. — И почему, именно в эту?

— Во-первых, — ответила Наина. — В массе расплавленной породы и металла, которого в озере полно, она растеряет свою целостность, а во-вторых, этот огненный массив огромен и, уходит под землю на многие километры. Так что, от «бабы» не останется следа…

— И всё-таки, — высказал сомнение Сутулый, — как мы её найдём на необъятных просторах? Да и перемещать, как-то нужно…

— Об этом завтра, — ответила Наина, — И, об остальном — тоже.

Крон откинулся на спинку кресла. Его лицо приобрело суровую задумчивость, а глаза погрустнели и сузились. Словно нехотя, вымучивая каждое слово, он произнёс:

— Что вы всё о бренном, да о тленном! Мало ли случаев в зоопарках было, когда разлученные, по той или иной причине животные, умирали от тоски, а мы всё о наживе думаем.

— Вот жизнь! — воскликнул Сутулый. — Лишился последней радости в жизни и всё…

— Да уж, нам не до тоски, — пробурчал Комбат, опрокидывая очередной кубок. — Животный мир честнее, в большинстве своём.

— Это точно! — подтвердил Почтальон, вертя свой кубок в руке. — У нас другие заботы: деньги, имущество, положение в обществе — некогда ерундой заниматься. В погоне за наносным, забыли первоисточник сущности и живём суррогатами приобретённых благ, заменив ими самих себя. Даже в могилу упаковывали всё это барахло, искренне веря в необходимость тленного в загробном мире. Кстати, не только в древности это проделывали, но и сейчас возвращаются к забытой практике погребения.

— Налейте философу, — сделал замечание Крон окружающим. — У него, видимо, ёмкость опустела. Не хочется до утра выслушивать душещипательные изречения.

Кто, когда и как добрался до кроватей, и до какого времени продолжался банкет — никто не помнил. Ночь сейчас или вечер, так же, понять было невозможно. Звёзд не видно, благодаря прочным сводам пещеры, которые, в отличие от палатки, украсть невозможно: они могут только обрушиться. Но это в теории, а на практике, всё было надёжно.

Глава вторая Сновидения каменных сводов

Сны. Ночью люди видят цветные картинки. Кто-то, чёрно-белые. Кто-то переживает ночные кошмары, а кто разглядывает неприятные фрагменты несуществующих сцен. Некоторые окунаются в сюрреализм, а кто и в откровенный маразм.

В эту ночь Комбату снилось, что он в рыцарских доспехах и его, под общее шипение, несут на переплавку в огненное озеро. Сопротивляться сил не было, потому что любой бывалый средневековый воин знал — если упасть в такой амуниции, то подняться уже не получится. Только самым могучим солдатам удавалось встать на ноги. Что делать: или защита, или подвижность, но в этой ситуации, эпиляция обещала быть полной. Ему хотелось крикнуть, что он не идол, да и кольчуга на золотую, даже издали не смахивала, но печать молчания сковала уста, парализовав единственный орган, способный докричаться до изуверов. Кираса, так и вовсе ржавая, шлём тоже… Дорого бы он сейчас заплатил за асбестовые панталоны, лапти и другие атрибуты, в которых экстремалы катаются на расплавленной лаве, со склона вулкана…

Кащею приснилось, что он, всё-таки набил брюхо досыта, заработав при этом гастрит, так как пищей ему послужили сырые мыши, ящерицы и яйца. Тут, к тому же, ещё попахивало сальмонеллезом. В заключение банкета, двенадцать нагов, имеющих классические змеиные хвосты, на огромном блюде принесли ему зажаренную анаконду, около пятнадцати метров длиной и полметра толщиной — фаршированную арбузами. Кащей пристально вглядывался в морду водяного удава, имеющую угрожающие размеры и никак не мог понять — кого она ему напоминала? Физиономия изгибалась в конвульсиях, кривлялась и строила рожи: то расплывалась в улыбке, то морщилась, как будто ей было больно, пока не приобрела знакомые черты, в которых он без труда узнал лицо своего товарища. Бульдозер!

Бульдозер вздрогнул во сне, потому что ему, как наяву мерещилось: он, вместо трактора, волочёт «золотую бабу» на длинной верёвке, а она отчаянно сопротивляется. После того, как он притащил верещащий трофей к месту назначения, его окружили озадаченные наги. Из их разговора он понял, что наги, никак не могли понять, кого они только что переплавили. Затем его пригласили на торжественный обед, по случаю завершения операции, на котором полночи пытались разжать рот сопротивляющемуся транспорту, намереваясь напичкать Бульдозера заморскими угощениями. За столом, он лицом к лицу, встретился с Кащеем.

Сутулый тупил в своих сновидениях, не в силах осознать: кто он, где он и кто вокруг него. Лицо жены формировалось мучительно долго, болезненно перебирая образы трансформации, никак не решаясь определиться с выбором: то оно приобретало позолоченный оттенок, с которого бронзовой пылью осыпалась краска, то серебристый, мусоривший алюминиевой пудрой. Наконец, овал лица напомнил черты искажённого злобой карлика, пока не трансформировался в окончательный вариант, остановив своё решение на змеиной морде, застывшей в страшном оскале ядовитых зубов. На них медленно, янтарной каплей, наполнялась токсичная жидкость, а немигающие глаза парализовали волю. Ну, в общем, знакомая картина, когда денег нет, и не предвидится. Когда они намечаются, для этого форточка предусмотрена.