Красная карма - Жан-Кристоф Гранже
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пойдем в молельню.
83Они зашли в комнату с белыми стенами, в которой стоял свой собственный запах – мокрой штукатурки. Неизменное распятие, разномастная мебель, словно купленная по случаю на блошином рынке. В углу сгрудились стулья, точнее, скамеечки для молитвы.
– Садитесь.
Они сели за длинный стол, заставленный завернутыми в газету тарелками и другой посудой. Вся эта угнетающая обстановка больше на Мерша не действовала – он уже давно ее не замечал.
– Что это еще за хрень с Эрве?
– Я не могу об этом говорить.
– Тебе не удастся от меня отделаться.
– Ничего не могу сказать, потому что ничего не знаю.
– Его похитили.
– Я в курсе, мне звонила твоя бабушка.
«Твоя бабушка»! Мать всегда радела за то, чтобы в семье все выглядело «прилично», но о каких приличиях можно было говорить?! Если на свете и существовала неприличная семья, то, уж конечно, их собственная. И это Мерш еще многого не знал…
– Эрве похитили два индуса при соучастии Одетты, – бросил он. – Скорее всего, он уже в Калькутте, в чьих руках – неизвестно. Кроме того, я сейчас расследую два убийства в Париже, которые тоже связаны с индуизмом, и, голову даю на отсечение, это не просто совпадение. Поэтому еще раз: что ты можешь рассказать мне об этой грязной истории? Как в ней замешан Эрве?
Сидя напротив, Симона скорбно приложила руку ко лбу. В старой вязаной кофте, с холщовым фартуком, она выглядела откровенно нелепо. Мерш разглядывал шрамы, избороздившие ее темное лицо, – он и забыл, что их так много.
– Эрве в безопасности, – пробормотала она.
Значит, он не ошибся: Индия, убийства, похищение – все это связано с его матерью. Какое-то безумие.
– Тебе известно, где он?
– Думаю, он находится под защитой духовной общины.
– Какой еще общины?
Слова вылетали у него изо рта и царапали нёбо, как острые булавки.
– Саламата Кришны Самадхи. Это очень серьезная, солидная организация.
– Ты что, издеваешься?
Она сложила ладони, словно собираясь молиться. Мерша так и подмывало грохнуть что-нибудь об пол.
– Я всегда была открыта экуменизму, – призналась она покаянным тоном, однако в ее голосе чувствовалась снисходительность к самой себе. – Меня интересовало не только христианство, но и другие религии.
– Индуизм?
– Да.
– Как это связано с Эрве?
– Это связано с его отцом.
Наступила тишина. Он должен был догадаться: фигура отца была единственным неизвестным элементом в этой истории. Секретный код.
– Расскажи мне о нем.
– После войны я поступила в парижский Институт восточных языков.
– Продолжая работать и заниматься своим приютом?
– Да.
– Должен сказать, ты не очень-то заботилась о моем образовании.
– Жан-Луи…
– Значит, Институт восточных языков…
– Там я встретила очаровательного, очень талантливого юношу, который собирался в долгое путешествие по Индии. Я помогла ему подготовиться. Я была старше его… да и рассудительнее. И в конце концов…
– В конце концов что?
Впервые Симона смутилась:
– Ну, в общем… я залетела.
– У вас был роман?
– Вовсе нет. Мы и переспали-то всего один раз…
– Почему не больше?
– Да так…
– Но почему?
– Ну… в общем… он предпочитал мальчиков.
– Значит, отец Эрве – гомик?
– Да.
– И несмотря на это, вы переспали?
– Жан-Луи…
– Отвечай.
Она вернулась к своей любимой позе: склоненная голова, прижатая ко лбу рука. Ни дать ни взять Мадонна в покрывале, размышляющая о смысле жизни.
– Да, всего один раз. Словно… какое-то безумие нашло.
– А потом?
– Потом он уехал в Индию.
Еще не полное признание, но уже его начало.
– Как его зовут?
– Не важно.
– Об этом мне судить. Так как его зовут?
– Пьер Руссель. Он из очень богатой, очень влиятельной семьи.
– А подробнее?
– Не хочу говорить об этом. Не хочу вспоминать.
Мерш глубоко вздохнул:
– Что было дальше?
– Родился Эрве, вот и все.
– Но Руссель признал его.
– Да. Он вернулся после его рождения.
– Тогда почему Эрве не носит его фамилию?
– Это сложный вопрос.
– Неужели?
– Пьер был в разладе со своей семьей. Его настоящая фамилия, которая указана в документах, – Жуандо…
– Он заботился о сыне?
– Нет… Он вернулся в Индию. Он был полностью погружен в работу.
– Какую работу?
– Пьер – специалист по индийской музыке. Он довольно известен в своей области.
Еще того лучше. Мерш искоса взглянул на Николь: девушка, судя по всему, жадно впитывала весь этот бред.
– Пьер был увлечен ви́ной – это разновидность ситара. Он научился играть на ней и начал серьезно изучать другие музыкальные инструменты. Позже собрал целый архив. Благодаря ему индийская музыка приобрела статус ценного культурного наследия. Но больше я ничего о нем не знаю.
– Он так и живет в Индии?
– Да.
– В Калькутте?
– Нет, в Бенаресе. Он учредил фонд, который организует концерты. В его институте самая большая библиотека партитур индийской музыки.
Так мы далеко не продвинемся…
– Этот Пьер Руссель мог быть замешан в убийствах?
– Невозможно. Он самый милый и миролюбивый человек из всех, кого я знаю.
– Кто сообщил тебе об убийствах в Париже?
– Дхритиман Гупта.
– Ты знаешь Гупту?
– Я познакомилась с ним в то же время, что и с Пьером. Тогда меня увлекала йога, аюрведа. Гупта был идеальным собеседником. И совсем молодым…
Мерш предпочел не останавливаться на незнакомом ему слове «аюрведа». Главное сейчас было не это.
– Что он тебе сказал?
– Что убита молодая женщина.
– Откуда ему это стало известно?
– Не знаю.
А вот Жан-Луи знал: Гупте сообщил садху. Но ясности по-прежнему не было: каким образом этот последний понял, что потенциальная жертва – именно Сюзанна?
– Что ты знаешь об этой молодой женщине?
– Она играла с огнем.
– То есть?
– Гупта приобщил ее к некоторым тантрическим практикам. После этого она захотела стать самостоятельной и зашла слишком далеко.
– Ты же не станешь утверждать, будто она выпустила на волю злые силы? Кто поверит в подобную хрень?
– Нет, не стану. Просто ее заметили. И это стоило ей жизни.
– Кто заметил?
– Я правда не знаю. Но от тантризма лучше держаться подальше.
Ну все, приехали. Вопрос – куда?
– Вторая жертва не имела никакого отношения к индуизму. Однако убийца выбрал ее. Почему?
– Не знаю.
– Каким боком в этом замешан Эрве?
Симона помолчала, прежде чем ответить. Мерш физически ощущал, что у нее пересохло не только в горле, но и в мозгу. История, которую она рассказывала, пожирала ее изнутри.
– Эрве в центре всего.
– Почему?
– Это невозможно объяснить. По крайней мере, в понятиях обычного мира.
– Не наводи тень на плетень! Почему Эрве стал мишенью?
– У него есть кое-что очень важное.
– Что?
– Еще раз говорю: это невозможно объяснить. Мы христиане, европейцы. Индуистский образ мыслей нам чужд. Бесполезно давать ответы, если ты не задаешь вопросов.
Мерш вздохнул:
– Ты знаешь убийцу?
– Нет.
– Его цель – убить Эрве?
– Не убить, а противостоять ему.
– Противостоять? С чего это?
– Эрве воплощает силу… Особую силу.
– Какую именно?
– Не могу ответить.
– То, что его отец – индолог, как-то связано с этой силой?
– Нет.
– Значит, Эрве имеет, скажем так, индийские корни, но то, что им теперь интересуются какие-то чокнутые индусы, – это чистое совпадение?
– Да.
Она лгала, но у него не было ни времени, ни власти вытрясать из нее правду.
– А каков мотив этих убийств?
– Я не уверена, но, думаю, речь идет о подготовительном жертвоприношении…
Перед Мершем мгновенно возникли картины: тела Сюзанны, Сесиль, кишки во вспоротых животах, следы укусов…
– Гупта говорил о каких-то «дверях», – вспомнил он.
– Да, двери… – Она
