Битва за Францию - Ирина Даневская

Королева с любопытством посмотрела на него.

   — А ведь Круйе был прав, когда говорил, что на протяжённость нашей жизни влияют наши собственные мысли. А я ещё смеялась, когда мой парфюмер уверял меня, что если удастся убедить здорового человека в том, что он умирает, то он непременно умрёт.

   — Как? — переспросил Уолтер.

Генриетта вздохнула и встала. Налив ещё вина в бокал, она протянула его молодому человеку.

   — Выпейте и успокойтесь, — улыбнулась она. — Если вы и умрёте, то не сейчас. Мне нужно было знать правду, и теперь я её знаю.

Как не странно, жестокий спектакль, разыгранный Генриеттой, нисколько не ухудшил её отношений с Уолтером Монтегю. И если тот и перестал выполнять обязанности её секретаря, то только из-за того, что решил вести открытую жизнь, которая более подходила ему по праву рождения. Молодой человек с головой окунулся в дипломатическую деятельность, которая со смертью Бэкингема пребывала в крайне запутанном состоянии. Активизировалась «испанская» партия, возглавляемая Бристолем, Уэстоном и Коттингтоном, благополучно вернувшимся ко двору, которые убедили короля отправить в Мадрид сэра Эндимиона Портера, чтобы продолжить переговоры с Испанией, начатые ещё Джорджем Вилльерсом. Милорды были уверены в успехе, так как в этих переговорах тайно участвовал ещё и посланник инфанты Изабеллы — известный нам Рубенс, который прибыл в Мадрид рисовать портреты испанского королевского семейства.

Генриетта не могла активно вмешиваться в политический процесс, поскольку ожидала ребёнка, и король, необычайно гордый этим событием, запретил беспокоить королеву вещами, способными пагубно отразиться на её здоровье. Тем не менее именно Монтегю было поручено отправиться во Францию якобы для переговоров по обмену пленными, но на самом деле он должен был убедить Ришелье заключить союз между двумя государствами. Уолтер уверил Её Величество, как немногим раньше убедил короля, что прекрасно справится с этим нелёгким делом.

Перед отъездом в Париж Монтегю зашёл проститься с королевой и получить от неё последние инструкции. Вручив посланнику письма к родным и к кардиналу Ришелье, Генриетта не выдержала, и, махнув рукой на все правила приличия, обняла его.

   — Что я буду делать без вас? — печально вздохнула она.

Уолтер улыбнулся.

   — Ваше Величество, вам нужно забыть о делах и интригах и позаботиться о своём здоровье. Англия должна получить здорового наследника престола.

   — Но вдруг что-нибудь случится! Я же не справлюсь одна...

   — Конечно же справитесь, — заверил её Монтегю. Чтобы родить ребёнка, моя помощь вам не понадобится, а главнее задачи для вас сейчас нет. Да хранит вас Бог, Ваше Величество!

Он поцеловал ей руку и, поклонившись, вышел.

Простившись с королевой, Уолтер поехал в свой лондонский дом, откуда ранним утром должен был выехать в Булонь, чтобы сесть на корабль во Францию. Слуги доложили милорду, что его с самого утра ожидает неизвестный господин. Поскольку на улице уже сгущались сумерки, Монтегю очень удивился такой настойчивости и приказал привести посетителя.

   — Кто вы? — спросил Уолтер, с любопытством рассматривая темноволосого человека средних лет с выразительным взглядом чёрных глаз на желтоватом умном лице.

   — «Ad majorem Dei gloriam»[87], — проговорил тот и показал собеседнику свой простой серебряный перстень, на котором были изображены увенчанные крестом буквы «IHS»[88], в окружении палящих солнечных лучей.

Узнав опознавательный знак, Монтегю удовлетворённо кивнул головою.

   — Я ждал вас, сударь, — ответил он. — Странно, что вы так долго добирались в Лондон, ведь с тех пор, как я сообщил генералу долгожданную весть, прошло уже довольно много времени.

   — У меня были дела во Франции, — ответил тот. — Если бы я знал, что вы тоже собираетесь в Париж, мог бы и не ехать в Лондон.

   — Я узнал об этом только вчера, — объяснил Монтегю. — Как поживает аббат Фанкан?

   — Замечательно. Монсеньор Ришелье наконец-то выпустил его из Бастилии и вернул пост настоятеля Сен-Жермен Л’Оксеруа.

«Превосходно, — подумал Монтегю. — Значит, Ришелье уже начал поглядывать в сторону немецких княжеств, подыскивая себе союзников в будущей схватке с Габсбургами. И, кажется, герцогу Савойскому не придётся съесть целый пирог, именуемый мантуанским наследством[89]. Поскольку, крошками он довольствоваться также не станет, то в Европе скоро разразится новая война. И так как Франция непременно хочет одержать в ней победу, её первый министр с радостью согласится помириться с Англией, что мне и нужно».

Найдя, таким образом, аргументы для успешного выполнения своей миссии, Уолтер полностью переключил своё внимание на собеседника.

   — Так что вам поручено передать мне? — спросил он.

   — Генерал очень доволен вами, милорд, — ответил гость. — Вы выполнили возложенное на вас поручение — избавили мир от де Молина и его ордена.

   — Да, — подтвердил Монтегю. — Я сделал это.

   — Значит, королева Генриетта так и не заподозрила, что вы выполняли наше задание?

   — Я хорошо сыграл свою роль, — заверил его Монтегю. — Особенно мне удалась последняя сцена. Знаете, святой отец, когда я думал, что умираю, я вспомнил слова генерала о том, что ложь дозволительна, когда лгут с благими намереньями. И я солгал. И, как ни странно, — он засмеялся. — Остался жив.

Его собеседник тоже улыбнулся.

   — Я ничего не понял, — развёл он руками.

   — Это хорошо, — кивнул Уолтер. — Знания, друг мой, имеют неприятное свойство укорачивать жизнь.

Наступила неловкая тишина. Наконец иезуит сказал:

   — Генерал приказал сообщить вам, милорд, что вам присвоено звание професса. Вы можете выбирать себе ту область, где, как вам кажется, вы сможете полностью раскрыть свои таланты. Правда, выбор у вас невелик: Чехия либо Венгрия... Вы, конечно, можете отложить своё решение до возвращения в Рим, — добавил он, заметив колебание молодого человека.

   — Я отвечу вам сейчас, — решительно произнёс Монтегю. — Я выбираю Англию. Именно её мне предлагал святой отец в качестве вознаграждения за успешное выполнение задания.

   — Позволю себе заметить, милорд, — улыбнулся монах, — что орден иезуитов изгнан из королевства. Мы не можем гарантировать вам здесь той полноты власти, которую бы вы получили, возглавив католическую область.

   — Пустяки, — махнул рукой Монтегю. — Будьте так любезны сказать генералу, что я решил остаться в Англии.

Ему показалось, что его собеседник ничуть не удивился.

   — Генерал предвидел, что таковым будет ваше решение. Он освобождает вас от ваших обетов. И, если, милорд, вам больше нечего передать генералу, я бы хотел вас покинуть. Уже ночь, а гулять лондонскими улицами после захода солнца небезопасно.

   — Передайте генералу мои наилучшие пожелания, — улыбнулся молодой человек.

После ухода иезуита Уолтер долго сидел неподвижно, не обращая внимания на то, что свечи, тускло освещающие комнату, одна за другой начали гаснуть. Когда погасла последняя свеча и чёрная ночная тьма сменилась блёклым предутренним светом, он встал, подошёл к окну и распахнул его. Сквозь ночь уже пробивался рассвет, обагрив горизонт цветом пролитой крови. Но на тёмном небосводе ещё видны были звёзды, сияющие на тёмном небе, словно прекрасные глаза Генриетты. Это было начало нового дня, нет, новой жизни.

   — Свободен! — крикнул он ей навстречу. — Свободен!

ПОСЛЕСЛОВИЕ

20 апреля 1629 года между Англией и Францией был подписан мирный договор.

Кардинал Ришелье, который вначале отнёсся крайне настороженно к приезду Монтегю, боясь, что тот не забыл дней, проведённых в Бастилии, вскоре убедился, что английский посланник — человек незлопамятный. И, хотя у его высокопреосвященства были некоторые претензии к его острому уму и сильной воле, которые не позволили французскому министру руководствоваться исключительно интересами Франции, заключая мир, всё же он был признателен молодому человеку за то, что им всё же удалось достичь взаимопонимания. Правда, Ришелье по-прежнему не желал объявлять Испании войну, но собирался поддерживать интересы герцога Неверского в войне за мантуанское наследство. Когда Уолтер выразил опасения, что Габсбурги легко проглотят горькую пилюлю, хоть и прикрытую внушительным количеством дипломатического сахара и тогда Франция может остаться один на один с сильнейшим врагом, так как король Дании вот-вот подпишет с мир с императором[90], Ришелье сказал: