Амена (СИ) - Лора Вайс

Спустя пару часов номар созвал Совет и объявил о начале войны, результатом которой станет покорение Мазарата, а крианцы познают его гнев. Советники боялись возразить, поскольку каждый высказавшийся против, мог немедленно лишиться головы, как это и произошло с Тафиром, а семья Главы Совета была казнена на рассвете.

 Войско в составе смешанных и чистокровных находилось в полевом лагере, разбитом на равнинах близ Тарона, тумо же ожидали в лесах и были готовы к тому, чтобы начать Большую охоту.

К утру следующего дня Фарон вышел на своем коне к  бесчисленной армии и произнес:

- Сегодня вы узрите мое Величие! Я поведу вас, как когда-то это делал могущественный Танафер, номары снова будут громом и молнией этих земель и Скайра содрогнется от нашей ярости!

Номары рычали и ревели, приветствуя нового Лидера, лишь смешанные стояли, молча, не желая войны, но идти против Фарона не решались, так как тумо было все равно, кого разорвать на кусочки.

- Первым к нашим ногам падет Мазарат! Я лично украшу свои покои головой Нитте, а крианцы поклонятся вам и будут кормить до скончания своих дней, будут отдавать вам своих дочерей для утех, и будут служить как ничтожные рабы. Вы заслужили этого спустя столько лет лишений и унижений со стороны Эфина! И если я поймаю брата, то одам вам на расправу! Пришло и наше время отомстить!

Армия ликовала в предвкушении крови и насилия, они готовы были на все, лишь бы начать убивать. К полудню огромное войско выступило в направлении Мазарата, за ними по пятам следовали оголодавшие тумо, жаждущие свежего мяса.

Мазарат тем временем также готовился к встрече с врагом, крианцы выстраивались в длинные шеренги и выходили в центр поля, расстелившееся в двадцати километрах от города. Часть женщин и дети остались внутри, спрятавшись в глубоких подвалах казарм, остальные вошли в ряды воинов и выступили с армией.

Эфин знал, что брат выпустит смешанных первыми, затем тумо и в последнюю очередь пойдут чистокровные, поэтому выставил вперед меченосцев, за ними лучников, которые выстроились и по правому, и по левому флангу, после чего снова меченосцев, но уже на лошадях. Он принял решение не брать Амену на бой, заставил остаться в городе. Нитте и Минекая должны были повести армию, а Эфин хотел незаметно добраться до брата и как можно скорее остановить его.

Сражение должно было произойти ранним утром, поэтому эту ночь воины провели под открытым небом в ожидании номаров. Эфин понимал, что без способностей Амены одержать победу практически невозможно, ведь как бы хорошо ни были подготовлены солдаты, номары могли раздавить крианцев одним лишь числом. Он сидел у огня, пытаясь хоть что-то придумать, но не мог, в это время к нему подошел Минекая и устроился рядом:

- Что не весел, номар? Неужели приближающиеся родственнички тебя не радуют?

- Мы не одолеем их, ты же понимаешь это? – Эфин смотрел на пламя и швырял в него камни.

- На все воля Скайры.

- Нет Минекая, чего бы ни желала Скайра, но их в разы больше. Без Амены мы не справимся.

- Тогда выведи ее на поле, – крианец слегка прищурился и посмотрел на него.

- Я не могу, она все время таится, не говорит, что с ней, однако я чувствую, что что-то не так. Она не может воевать.

- А ты не пытался выяснить причины ее секретов?

- Она молчит как рыба, лишь делает загадочные глаза и гордо удаляется прочь. Мне не дано понять эту женщину, – Эфин грустно усмехнулся.

- Просто ты не пытался, – Минекая глубоко вздохнул и улегся на траву.

После этого разговора Эфин встал и, оседлав коня, направился в Мазарат, чтобы увидеться с женой. Амена ждала его, сидя у заброшенного колодца, где они проводили много времени в последние дни. Номар прошел в сад, залитый лиловым светом, и присел на край колодца.

- Ты пришел?

- Да, и хочу поговорить.

- О чем же? – Амена сидела с закрытыми глазами и улыбалась.

- Мне кажется, что ты скрываешь от меня что-то очень важное. После того случая ты стала другой, тебе словно безразлично то, что завтра здесь прольется много крови. Я больше не вижу того стремления к борьбе, к победе.

- В жизни, Эфин, есть нечто поважнее, чем пустое размахивание мечом.

- Пустое?! Завтра мы можем проиграть, и тогда Фарон разрушит ваши жизни, а главное, завладеет тобой.  Неужели тебя не волнует это?

- Волнует. Но я же говорю, сейчас есть более важные дела.

- Да ты ума лишилась! – Эфин сердился на ее безразличие и бесконечные улыбки. – Лихорадка явно задела твой разум.

Тогда Амена открыла глаза и посмотрела на него со злостью:

- Так ты пришел, чтобы просить меня воевать?!

- Нет. Мне просто непонятно такое поведение, я привык видеть женщину, у которой глаза загораются от одной только мысли о войне, у которой жажда к борьбе, к свободе. А сейчас ты просто сидишь и витаешь в облаках как, - он замолчал.

- Как кто?! Давай, договаривай, или ты струсил, номар?!

- Как бестолковая самка! Какой толк от твоего дара, если ты не можешь им воспользоваться?! – выпалил он.

- Кажется, я тебя понимаю. – Амена поднялась и вплотную подошла к нему. – Это ты боишься проиграть, боишься того, что Фарон отберет твою власть раз и навсегда! Я лишь средство! – из ее глаз покатились слезы, более Амена не сдержалась. – Убирайся Эфин, ты никогда, слышишь?! Никогда не… - однако, договаривать не стала. – Я выйду на бой! И не ради тебя, не ради твоей страсти вернуть Тарон, а ради них - крианцев, которые продолжают верить в меня.

- Это не так, Амена! – Эфин тут же попытался загладить вину, он не хотел использовать ее, он лишь хотел знать, в чем ее тайна. – Я лично запретил тебе воевать. И ты никуда не пойдешь.

- Не тебе решать, любезный муж. Это мой город, мой народ, а значит моя святая обязанность, – затем Амена заговорила тише, не замечая Эфина. – Ничего, мы выдержим, мы победим, и все будет хорошо.

Эфин пытался ее остановить, но она не слушала. Гордячка забежала в дом, переоделась и напоследок посмотрела в зеркало, но Амена смотрела не на лицо, а на живот, которого еще не было, но там внутри уже билось маленькое сердце. В ней снова заговорили боль и отчаяние, потому что тот, кого так сильно любила не смог перебороть свою жажду к власти.

Она вышла на улицу, оседлала коня и поскакала в сторону лагеря, Эфин ехал следом за ней и чувствовал, что сделал нечто ужасное в очередной раз. Стоило дочери Нитте появиться на поле, как крианцы поднялись и начали хлопать в ладоши, они радовались возвращению Оракула, единственный, кто был недоволен, так это Минекая, который немедленно подошел к ней: