Воспоминания.Том 1 - Владимир Джунковский

Оберегая всеми мерами спокойствие и мирную жизнь населения высочайше вверенной мне Московской губернии, я не могу допустить никакого проявления своеволия со стороны кого бы то ни было, никакого покушения на частную собственность, ни малейшего неповиновения властям. А потому, убедившись в отсутствии должного порядка в жизни крестьянского населения некоторых волостей Волоколамского уезда, я должен буду обратить все свое внимание на водворение этого порядка и не остановлюсь ради этого ни перед какими законом мне предоставленными средствами.

Но крестьяне Волоколамского уезда должны понять, что подавление беспорядков и своевольства будет всегда сопряжено с тяжелыми, часто непоправимыми жертвами для них самих, и в своих интересах, ради своих семейств, не должны вынуждать власть к принятию строгих необходимых мер. Поэтому я призываю крестьянское население Волоколамского уезда обратиться на путь мирной жизни, порядка и закона. Насилием и самоуправством никогда и ничего достигнуть нельзя, и выступление крестьянства на этот путь неминуемо задержит, если не остановит вовсе, введение в крестьянскую жизнь улучшений в земельном владении и в других отношениях, предначертанных Государем императором и уже недалеких от осуществления.

Пусть верят и знают крестьяне, что все законные желания их будут исполнены мною и подчиненными мне властями, и интересы их, как и всякого другого сословия, будут строго охраняться. Я лично готов всегда выслушать каждого крестьянина и помочь ему во всяком правом деле. Но пусть крестьяне помнят постоянно, что ни своеволие, ни неповиновение властям мною допущены не будут.

В заключение я должен указать, что благоразумная часть крестьянства Волоколамского уезда открыто высказала мне свое неодобрение тем насильственным и самоуправным действиям, которые позволяют себе некоторые селения. Зная исконную преданность русских крестьян царю и существующему государственному порядку, я особо надеюсь на эту благоразумную часть крестьянства и призываю ее прийти ко мне на помощь, вразумить заблуждающихся односельчан и обратить их на путь порядка и закона".

С прибытием сотни и арестом нескольких главарей арестован был и Рыжов — марковский волостной старшина; сразу же настроение среди этих волостей изменилось, и ко мне явилась депутация от Марковской волости с выражением полного повиновения законному порядку.

Потом уже, спустя некоторое время, я узнал, что в Марковской волости Рыжов устроил мне такую торжественную встречу с тем, чтобы когда я войду в правление, окружить меня, предъявив ряд требований революционного характера, и не выпускать меня, пока я не дам согласия. В Кульпинской же волости, когда узнали, что я проехал мимо марковского волостного правления, и полагая, что я то же самое проделаю у них, крестьяне устроили засаду в версте от деревни на дороге, по которой мне предстояло проехать, когда буду ехать из Лотошина, намереваясь меня окружить и заставить приехать в Кульпинское волостное правление. Оттого и не было народа в Кульпине, когда я подъехал к правлению. Таким образом, расчеты крестьян как в Маркове, так и в Кульпине не оправдались, и из затеянных ими планов ничего не вышло. Впоследствии Марковская волость стала одной из исправнейших.

В конце июля я совершил поездку в Можайский и Верейский уезды — в этих уездах, особенно в последнем, настроение было очень хорошее. В Можайском уезде — этом историческом уезде, где под Бородином в 1812 г. сошлись две великие армии, Александра I и Наполеона I, покрыв себя неувядаемой славой, — волости Осташевская и Глазовская выделялись своим несколько повышенным и возбужденным характером, но после моей продолжительной беседы с крестьянами настроение их как будто смягчилось, и никаких репрессивных мер принимать не пришлось.

При посещении мною Глазовской земской больницы, находившейся в ведении губернского земства, я обратил внимание, что в тифозной палате с тремя мужчинами была помещена четырнадцатилетняя девушка. Приказав немедленно перевести ее в другую женскую палату, я запросил по сему поводу объяснение от губернской земской управы, на что получил от Ф. А. Головина ответ, что этот порядок был временный.

В Верейском уезде я посетил в Наро-Фоминском большую фабрику с 6 000 рабочих В. В. Якунчикова, застав там забастовку на экономической почве. После беседы с рабочими и разъяснения обстоятельств, послуживших причиной забастовки, удалось убедить их в преувеличенности некоторых из их требований, выходивших из пределов возможного, и на другой день рабочие стали вступать на работу.

В Верейском уезде предводителем дворянства был А. А. Шлиппе, очень почтенный человек, относившийся к своим предводительским обязанностям весьма добросовестно и аккуратно. Председателем земской управы был П. А. Тучков, мой товарищ по Пажескому корпусу, одного со мною выпуска, человек весьма правых убеждений, добросовестный работник, но не всегда достаточно серьезный, нетерпеливый и потому хватавший больше верхи, не углубляясь в суть дела.

Верейский уезд был одним из наименьших и бедных уездов губернии, и потому земской деятельности в нем было отведено весьма небольшое место, но все учреждения — больницы, особенно школы, которые мне удалось посетить, — все были на должной высоте.

В Можайском уезде как предводитель дворянства А. К. Варженевский, так и председатель земской управы граф Ф. А. Уваров оба принадлежали к крайне правым группам. А. К. Варженевский был очень почтенный старый предводитель дворянства, жил постоянно в своем имении, так что был отлично знаком с жизнью уезда, относился к своим предводительским обязанностям с особенным вниманием. Это был большой любитель и знаток садоводства, у него были чудные оранжереи, которые славились, главным образом, своими орхидеями.

Граф Ф. А. Уваров также жил постоянно в деревне, все свое время отдавая земству, благодаря чему все земские учреждения были всегда в порядке, все работали добросовестно, политика не имела места. Если и были какие-либо недоразумения, то только благодаря не совсем уживчивому и нетерпимому характеру графа Ф. А. Уварова.

Пока я объезжал Волоколамский уезд, а именно 7 июля, в Государственной Думе в Петербурге принят был текст воззвания к народу по аграрному вопросу с указанием, что Дума не отступила от принятых на себя задач и выработала закон о принудительном отчуждении частновладельческих земель в пользу крестьян.

Последствием этого шага Думы было высочайшее повеление о роспуске ее. Роспуск Думы последовал по настоянию И. Л. Горемыкина, который, как он сам этого не отрицал, был с докладом у Государя, как только текст обращения к народу прошел в Думе. Государь дал согласие на роспуск и подписал манифест. Горемыкин, приехав домой, тотчас послал указ в Сенат для опубликования. Исполнив это и, вероятно, опасаясь, как бы Государь под влиянием Трепова и кадетской партии, с которой этот последний вел переговоры, не изменил своего решения, лег спать и не приказал себя будить ни в коем случае. Ночью, как рассказывали, действительно Горемыкин получил высочайшую записку с повелением указ задержать, но так как он приказал себя не будить, то записку прочел только утром, когда указ уже был напечатан. […]