Любовь по завещанию - Князева Анастасия , Анна Графф

Сара

Не знаю, как у меня хватило сил сказать всё это Марку, но я всё же сделала это. Несмотря на ту боль и одиночество, что сейчас так сильно мучили сердце, я должна была оставить его в прошлом. За те три года, пока я пыталась научиться жить без него, многое изменилось. Изменилась я сама. Нет больше той наивной, доверчивой девочки, которая видела в людях только то, что хотела. Прежняя Сара жила лишь мечтами. Она любила и хотела быть любимой, но... Её оставили.

Он бросил меня через несколько дней после нашей помолвки. Исчез, не сказав ни слова. Передал через мою маму кольцо, которое я надела ему на палец и покинул страну. Наверное, вернись он тогда, я бы обязательно его простила. Потому что когда любишь человека, не можешь существовать без него, не хочешь жить вдали от него. Марк заставил меня научиться этому. Сделал всё возможное, чтобы я привыкла быть одна. Я перестала мечтать в то самое утро, когда поняла, что он уже не вернётся. Сказка закончилась, так и не успев начаться. Так пусть всё останется как прежде. Потому что я больше не хочу ни во что верить.

Отбросив прочь неуместные воспоминания, вернулась в гостиную. Несколько пар глаз, тут же просканировали меня с ног до головы, заставив почувствовать себя неуверенно, не на своём месте. Тётя Нарине, которая всегда отличалась особой «любовью» к моей персоне, недовольно нахмурилась и демонстративно отвернулась в сторону, давая понять, что я для неё — пустое место. Вполне возможно, в детстве такое отношение могло ранить меня, нанести непоправимый удар по самооценке, но не сейчас. На данный момент времени мне было абсолютно всё равно на её мнение. Единственное, о чём я могла и хотела думать — это мама, которая как никогда раньше нуждалась во мне.

Она сидела на большом диване, напротив электрического камина и выглядела сломленной и одинокой. Той прекрасной, жизнерадостной и уверенной в себе Софии будто никогда и не было. На её месте оказалась слабая, беззащитная женщина с огромной дырой в груди, где когда-то билось сердце.

Даже на расстоянии я чувствовала, как слабо в ней пульсировала жизнь. В миндалевидных глазах плескались слёзы, веки припухли и покраснели. Она нуждалась в сильном плече рядом. Ей требовалась поддержка, которую никто вокруг так и не смог ей дать. Женщины только тихонько плакали, а мужчины скупо выражали слова сочувствия и спешно отворачивались, чтобы не показать своих слёз. Никто из них не понимал, что делают только хуже. Они своими действиями ковыряли открытую рану, добавляя туда всё новые и новые инфекции, заставляя маму мучиться в агонии. 

Подошла к ней, опустилась на колени и крепко обняла за хрупкие плечи. На миг она замерла, будто в нерешительности, сжалась, не зная как реагировать. Раньше у нас не было принято обниматься. Мы обе прекрасно понимали, что не сможем стать настоящими матерью и дочерью, коими так старательно притворялись на протяжении восемнадцати лет. С того самого дня, когда папа привёл меня, пятилетнего ребёнка домой, к своей семье.

И снова я делала первый шаг. Что бы там ни было, какие бы стены между нами не стояли, София являлась единственной мамой, которую я знала. Своей истинной родительницы я не помнила, да и не хотела вспоминать. Зачем бередить былое, если ничто уже не изменить? Тем более, мысли о той, другой матери, всегда отзывались во мне только страхом и горечью. Та жизнь, что была у меня до Авагимянов, так и оставалась скрыта под густой, тёмной завесой. Папа обещал рассказать мне о ней, когда я буду к этому готова. Он не хотел ранить меня правдой, боялся, что я не переживу такого удара... И унёс это всё с собой. Я уже никогда не узнаю, кем являюсь на самом деле... 

Слёзы катились по лицу Софии, капая мне на рубашку и оставляя мокрые разводы. Короткие, всегда уложенные волосы, сейчас растрепались и были накрыты чёрным платком.

Коснувшись холодной щеки, пальцами смахнула с неё солёные реки. Наши взгляды встретились, оказавшись на одном уровне. Всего доли секунды оказалось достаточно, чтобы между нами установилась прочная нить взаимопонимания. Общее горе оказалось сильнее магнита, крепко связав наши души между собой.

— Мама, — прошептала над её ухом, сжав челюсти с такой силой, что заболели зубы. Невыплаканные слёзы душили меня, всё перед глазами расплывалось, но я не позволила выпасть ни единой слезинке. — Я рядом... Я всегда буду рядом с тобой...

Мои слова послужили для неё чем-то вроде кнопки старта. Стоило им дойти до затуманенного сознания женщины, как рыдания, так долго остававшиеся запертыми на ключ, вырвались наружу.

Она обняла меня, сжав так крепко, что стало немного больно. Уронив голову на моё плечо, мама заплакала. Громко, навзрыд.

— Как же так, Сара?! — шептала женщина, заикаясь и жадно хватая ртом воздух. — Они... Они... — голос задрожал ещё сильнее, она сама вдруг обмякла, повиснув на мне.

К счастью, к нам подбежала тётя Нарине и принесла ей воды с валерьянкой. Усадив Софию поудобнее, напоила сестру лекарством. Вскоре, вокруг мамы образовалась целая толпа помощников, которая незаметно оттеснила меня в сторону.

Наши многочисленные тёти и другие родственники носились по дому, пытаясь всячески помочь маме или Амелии, но никому из них даже в голову не пришло подойти ко мне... Всего лишь одно объятие и  мне стало бы чуть лучше. Несколько слов, брошенных в перерыве между причитаниями о том, какое же это страшное горе, могли бы придать сил. Неужели это так много? Разве несчастье не должно сближать людей? Или после папы они уже не хотят примерять на себя роли заботливой родни?