Советская республика и капиталистический мир. Часть I. Первоначальный период организации сил - Лев Троцкий

И вот, в назидание Дану, я напоминаю, товарищи, что наши комиссары, комиссары тогдашнего Петроградского Совета, умели отличать боевые и оперативные приказы от контрреволюционных замыслов.

Когда Духонин, против нашей воли, по требованию Керенского, хотел вывести в октябре из Петрограда гарнизон, чтобы обессилить революционную столицу, он мотивировал это оперативной, стратегической надобностью.[210] Наши петроградские советские комиссары сказали: «совершенно ясно, что это новый эксперимент». А его проводило тогдашнее коалиционное правительство, вместе с меньшевиками в составе его, под верховной эгидой Керенского. В документах, найденных нами за подписями Керенского и Духонина, оказалось полное подтверждение этого подозрения.

Я напоминаю, что Дан и его единомышленники тогда предстали перед нами на трибуне Петроградского Совета и заявили: «вы хотите не выполнять оперативного приказа военных властей и правительства по Петроградскому гарнизону. Вы не смеете даже входить в его обсуждение». А этот приказ был, по существу, контрреволюционный замысел удушения Петрограда. Мы это угадали, а вы (обращаясь в сторону меньшевиков) были слепы, и потому мы старую власть вашу свергли и взяли власть в свои руки. Мы исторически правы против вас.

К сожалению, я не слышу реплик гражданина Мартова, и мне не совсем ясно, был ли он тогда с нами или с Даном и с Керенским. (Голос: «это позорно, Троцкий, что вы забыли роль, которую играл Мартов».)

Позиция гражданина Мартова имеет в себе всегда нечто крайне деликатное, почти неуловимое для грубого классового анализа, нечто такое, что заставляло гражданина Мартова в ту эпоху состоять праведником при грешнике гражданине Дане. Гражданин Дан в ту эпоху был с Керенским. Следовательно, гражданин Мартов был собственной оппозицией Дана. А теперь, когда рабочий класс со всеми своими ошибками, с «необразованностью» и «некультурностью», находится у власти, вы вместе с Даном в одном и том же секторе оппозиции рабочему классу.

А история, которая вообще берет вещи в их историческом масштабе, в их классовом размахе, эта история запишет, что рабочий класс в настоящее время в тягчайших условиях находится у власти, делает ошибки, поправляет их, а вы были вне его, в стороне от него, против него, и это снова показали перевыборы в Московский Совет.[211] (Голос: «Постарались фальшивыми цифрами».) Я знаю, что когда кое-кто другой был у власти, когда был Керенский с Даном… (Дан: «Я не был у власти».) Извиняюсь… когда у власти был известный противник Дана Церетели (смех), действительно, были кое-какие попытки фальсифицировать выборы в советы, и они выражались в том, что целую партию обвиняли по 108 ст.[212] (аплодисменты).

Я напоминаю, однако, что в результате этой фальсификации мы все-таки оказались в большинстве во всех советах.

Когда созывался II Съезд Советов, Даны срывали его, фальсифицировали волю рабочих в Центральном Исполнительном Комитете, в демократическом совещании,[213] подтасовывали волю революционной демократии везде и всюду при непосредственном участии моих сегодняшних оппонентов. И против всей этой фальсификации мы оказались в большинстве у власти; стало быть, наша партия – жизнеспособная, здоровая. Фальсификация, действительная или мнимая, не может повредить такой партии, а та партия, которая ссылается на фальсификацию в объяснение своего провала, это есть мертвая партия.

Возвращаясь к вопросам армии, нужно указать, что мы, само собой разумеется, не закрываем глаз ни на одну из опасностей, которые перед нами стоят, которые не нами выдуманы, а нам даны всем предшествовавшим развитием. В то же время только наши методы правильны в борьбе с этими опасностями.

Правда, нас спрашивают: «А все ли было необходимо в этом предшествовавшем развитии, все ли было исторически неизбежно? Развал старой армии, обнажение фронта, – было ли это необходимо?» Я тоже говорю: необходимо ли? Однако, можно признать, что неизбежно было то, что можно было точно предсказать.

И если вы обратитесь к нашим речам на июньском Съезде Советов Р. С. и Кр. Д.,[214] если вы заглянете в протоколы этого Съезда и прочитаете отчет первого нашего выступления на нем, вы увидите, что мы говорили гг. меньшевикам и эсерам, – эсеры тогда еще были едины: «Если вы хотите нашу армию погубить, бросайте ее в наступление. Если хотите нанести ей смертельный удар, подкопать веру в революцию – бросайте ее в наступление». Это заявление мы внесли 4 июня, а 18 июня правительство Керенского и Дана бросило армию в наступление.

Вот что нанесло армии последний смертельный удар! Тогда гражданин Мартов это понимал; он знал, что в результате наступления последует трагическое, паническое отступление смертельно больной армии. (Мартов: «А вы ее испортили, довели до окончательного развала. Я говорил: отдайте армию большевикам, они ее развратят».) Гражданин Мартов предсказывал, видите ли, кроме того, что, после того как его единомышленники нанесут армии смертельный удар, большевики эту армию развратят. Почему история так невеликодушна, что между гр. Даном и Керенским, которые нанесли армии смертельный удар, и между большевиками, которые этой же на смерть пораженной армии прививали какую-то заразу, она не нашла места гр. Мартову, чтобы спасать эту армию?

Я, разумеется, не сомневаюсь, что когда наступит социалистический строй, то будущий любитель афоризмов запишет, что сказал гр. Мартов.

Но пока мы говорим не об афоризмах, а о революции, о той самой, которая делается теперь, о том самом рабочем классе, который теперь борется, который хочет удержать государственную власть, сделав ее орудием своего освобождения, – и это о нем мы говорим: если мы вместе с ним ошибались, то вместе с ним мы и учились подниматься, и с ним мы победим. Вот еще в чем наше отличие от группы гр. Мартова.

Приступая к обучению армии, мы отнюдь не ограничиваемся 96 часами, как пытается инсинуировать гр. Мартов, изображая обязательное обучение, как фикцию.[215] Мы знаем, что рабочий класс, к счастью, проникнут огромнейшим запасом критики. Чего-чего, а этого у него достаточно. Организации, навыка – мало, способности к систематической работе, дисциплины – этого у него пока мало, но склонностью к проверке, недоверием он насквозь пропитан.

Такие наклонности есть великое завоевание; оно должно быть дополнено дисциплиной, планомерностью и др. качествами, нужными для управления и борьбы. Если рабочему нехватит 96 часов, можно будет установить вдвое, втрое больше. Если ему не понравятся генералы, он даст им отставку, а вместе с ними и нам. Но сейчас мы работу по созданию армии совершаем единодушно вместе с рабочим классом, ведя ее против вас, и в этом видим источник своей гордости.

С другой стороны, вы говорите, что мы к обучению не допускаем буржуазию. Здесь у вас два аргумента: «Не допускаете буржуазию и думаете этим обезопасить армию от контрреволюции. Но что такое буржуазия? Ее 5 %. Можно ли думать, что таким ребяческим средством можно армию обезопасить от контрреволюции?»

Вместе с тем, вы говорите, что мы все военное дело обрекаем на крах тем, что не допускаем к нему буржуазии. Если эта буржуазия так ничтожна, то зачем же мы будем спорить из-за этих 5 %, включать их или не включать? Ошибка в 5 % в то время, когда все счеты и расчеты у нас теперь так неточны – ничтожная ошибка. И центр тяжести лежит не в 5 % буржуазии.

У буржуазии есть большое охвостье, малосознательное, темное мещанство, кулаки, мелкие эксплуататоры, темные мелкобуржуазные элементы. При настоящем положении вещей, мы не могли бы их включить потому, что включение их в советскую армию теперь возможно только при помощи самой жестокой репрессии. Все эти закорузлые, темные элементы ненавидят пролетариат и революцию. Элементы эти есть не только на Дону, но и в Оренбурге, и для того чтобы перетянуть их на свою сторону, нам необходимо сделать первые крупнейшие завоевания в области организационной. Мы должны на деле показать этим темным элементам, запуганным и обманутым, что советский режим, рабочая власть может построить сельское хозяйство на новых началах, поставить фабрики в интересах народа и создать армию.

Тогда они своими глазами увидят, что новый режим работает в их интересах, и тогда не будет опасения, что, включая их в армию, мы тем самым включаем в армию гражданскую войну.

Конечно, эти соображения не имеют цены в глазах тех, которые не верят в победу рабочего класса. Но во что же они верят тогда? На что надеются господа меньшевики? Когда история сорвется, она не остановится на редакции газеты «Вперед»,[216] она скатится пониже. Вы знаете прекрасно, что после нас вы не представите никакой опоры для революции.

Мы – единственный оплот рабочей революции; мы со всеми нашими нынешними недостатками должны и будем делать свое дело, исправлять ошибки, укреплять Советскую власть, сплачивать массы вокруг себя. Дело истории не так обстоит, чтобы при этом были допустимы эксперименты. В теперешней борьбе ничего похожего нет на то, чтобы можно было поступать, как в шахматной игре: одну партию проиграл, ну, что же, другую выиграем. Если мы сорвемся, то, разумеется, вы дела не поправите – телега контрреволюции прокатится и по вашим черепам!