Гнев Божий. - Вера Крыжановская (Рочестер)

– Это ведь бессмертные цветы, не правда ли? Взгляни, как они сверкают фосфорическим блеском, а чашечки излучают сапфировый свет, – говорила она.

Супрамати достал из шкафа флакон и спрыснул цветы бесцветной жидкостью.

– Теперь они останутся навсегда свежими и никогда не увянут, – прибавил он. – Они переживут тебя, бедное дитя, – подумал он, и сердце его болезненно сжалось. – И ты не ревнуешь больше? – пошутил он.

– Нет, я поняла, что в твоей жизни я – придорожная фиалка, которая должна цвести и благоухать у твоих ног, и довольствуюсь этой ролью, – ответила молодая женщина, грустно глядя на него.

Через несколько недель после описанного случая в большом свете разнеслась пикантная новость: интересный принц Супрамати намеревается делать у себя во дворце сообщения и показывать чудеса индийской магии. Во всех царьградских салонах только и разговору было, что про странную затею принца, которую обсуждали на все лады. Но преобладало мнение, что пресытившийся всеми удовольствиями и не знавший чем заняться миллиардер придумал развлечься ролью оратора; что восхищение его золотом, дворцами и пирами ему наскучило и он жаждет стяжать славу и аплодисменты в качестве артиста-фокусника. Некоторые, правда, зная Супрамати как серьезного и ученого человека, догадывались, что, вероятно, какая-нибудь веская причина побуждала его выступить оратором, но таких рассудительных людей, как всегда, было меньшинство.

Всеобщее любопытство еще усилилось, когда в городе стали известны шедшие во дворце приготовления. Громадная бальная зала первого этажа переделывалась в аудиторию со скамьями для публики, а в столовой устраивались буфеты.

Далее сообщалось, что бесед будет целая серия, что принц сделает предсказания о предстоящих бедствиях и переворотах, покажет волшебное зеркало и материализует духов новым, ему одному известным способом. Но, помимо предстоявшего забавного зрелища, интересно было то, что вход и угощение будут бесплатны. Эта последняя новость накалила публику добела. Билеты брались приступом и толпа вела себя, как дикари, а запоздавшие и не попавшие на собрание были вне себя от бешенства.

Настал, наконец, день лекции, и задолго до назначенного часа дворец наполнился толпой, занимавшей места и с любопытством разглядывавшей буфеты, где Супрамати, зная свою публику, приготовил изысканные угощения, наилучшие вина и сигары, какие подавались только у него одного.

С не меньшим любопытством разглядывалось и убранство залы. В глубине ее на эстраде был устроен грот, освещенный удивительно сильным голубоватым светом; там стояли мраморные стол и стул, и необыкновенный, не виданный до сих пор, инструмент в форме рамы.

Общество было довольно смешанное; очевидно, секретарь принца раздавал билеты без особенного разбора. Однако расфранченные, залитые бриллиантами дамы и элегантные, украшенные орденами кавалеры составляли большинство. В этой нарядной и блестящей великосветской толпе шли оживленные толки, втихомолку злословили и трунили над хозяином, тратившим безумные деньги, чтобы показывать разные нелепости; если, конечно, за этой затеей не кроется какого-нибудь особого плана. И злые глумливые усмешки мелькали на увядших, давно бестрепетных лицах этих представителей всех «изящных» пороков, древних и современных. Мало кому из них приходило в голову, что они получат, может быть, великие откровения и услышат советы громадной важности, которые предостерегут их от неизвестной им опасности; а потому большинство легкомысленно подсмеивалось над наивными простаками, осмелившимися не разделять общего мнения и не понимавшими, что все это «шарлатанство» – не что иное как прихоть пресыщенного богача.

Сигнал к началу положил конец разговорам. Лампы были погашены и теперь лишь голубой, исходивший из грота свет таинственно озарял залу. Нивара поднял в глубине грота голубую с золотой бахромой завесу, и появился Супрамати.

Он был в индусском наряде и белой кисейной чалме, из складок которой над его челом разноцветными огнями сверкала бриллиантовая звезда; на золотой цепи висел большой медальон, усыпанный, вероятно, особенно драгоценными камнями, судя по целым снопам исходивших из них лучей. Прекрасное лицо Супрамати было очень бледно, лишь большие, темные глаза, казалось, жили; но его высокая стройная фигура в белом производила чарующее впечатление на темном сапфировом фоне.

Гром аплодисментов встретил появление принца и вызвал на его лице легкую краску. Ему, магу, стало стыдно принимать, словно какому-нибудь фокуснику, подобные приветствия глупой толпы; но он тотчас же поборол свою слабость. Эти сотни голов, пестревших у его ног, и были той «человеческой гидрой», о которой говорили посвященные и которую ему надлежало победить.

Глубоко прочувствованно, увлекательно звучал его голос и рисовал подавляющую картину нравов настоящего времени, злоупотреблений и преступлений, заражавших воздух и надрывавших жизненные силы планеты. Он объяснял, какое значение имеют чистые силы, излучения добра для обуздания и отражения натиска разъяренных сил хаоса, которые готовы ворваться в жизнь и произвести страшные перевороты. Горячо взывал он к людям, убеждая их обратиться к Богу, молиться, призывать светлые силы, дабы избегнуть тяжкой смерти ввиду того, что организм еще полон жизненности, а трупы их уже станут добычею ларвических духов, жадно стерегущих каждое покидаемое душою тело, чтобы насытиться им…

Упоминание о ларвах вызвало сдержанный смех и в зале замелькали во множестве платки, чтобы заглушить неуместную веселость. Кое-где, впрочем, замечались и озабоченные лица, с серьезным вниманием слушавшие речь.

Супрамати не показывал вида, что замечает производимое его словами впечатление и спокойно перешел к опытам, показывавшим действие порочных флюидов на астральное тело человека.

Антракт был поглощен взятием приступом буфетов и оживленным обменом мыслей. Много забавлялись предвещаемыми наводнениями и еще более смеялись над предложенным для избежания ото всех бедствий лекарством: молиться, уверовать в Бога и вытащить вновь на сцену церковные обряды. Добрейший принц просто-напросто желал бы вернуть мир на несколько веков назад и погрузить его вновь во тьму предрассудков и суеверия; но по счастию, теперь люди не так-то глупы.

Сатанисты, со своей стороны, были обижены дурной аттестацией, которую «этот индус» давал ларвам, – очаровательным и интересным существам, с которыми можно потешаться совсем иначе, чем с простыми смертными.

Тем не менее, каждому любопытно было посмотреть в волшебное зеркало и увидеть в нем свое собственное будущее: судьба планеты их мало занимала.

Вторая часть сообщения, в которой Супрамати делал много любопытных опытов с человеческой аурой и показал видения «иного» мира, очень заняла публику, и только последняя картина своей чрезвычайной реальностью оставила по себе неприятное впечатление.

Выступившим из удивительной рамы черным паром заволокло весь грот, скрыв фигуру мага, и вдруг появился уголок Царьграда. Яркие молнии прорезывали черное небо, порывы ветра потрясали стены и гонимые ураганом косматые серые волны с грохотом затопляли город. Иллюзия была так сильна, что, казалось, вот-вот бурная вода зальет зрителей, и в зале послышались уже крики ужаса. Когда видение исчезло, много дам оказалось в обмороке, у нескольких мужчин с истрепанными нервами был истерический припадок, а другие разразились душу надрывающими рыданиями.

Но с появлением света все успокоилось и осталось только общее восхищение «кинематографическим опытом», никогда не виданным и превзошедшим всякое воображение.

На другой день Нивара сообщил Супрамати, что многие лица просили принять их, чтобы получить некоторые разъяснения по разным вопросам, возбужденным его лекцией; все выражали сильное желание поучиться.

– Просто любопытных я спровадил, но человекам десяти, истинно верующим, назначил день по твоему указанию, учитель.

– Хорошо, Нивара. Когда наберется таких пятьдесят, сообщи мне.

И Супрамати сделал нужное распоряжение для устройства открываемой им «эзотерической школы» и для помещения двух молодых адептов, прибывающих скоро, чтобы помочь ему в преподавании.

Не успел уйти секретарь, как явился Нарайяна, напевая шансонетку и в самом прекрасном расположении духа.

– Знаешь, что я делал? Обратил в свиней с десяток твоих вчерашних слушателей, – самодовольно объявил он. – Ты не веришь? А это правда.

– И тебе не совестно злоупотреблять своими познаниями?

– Ни чуточки. Меня возмутило, что ты метал вчера бисер перед свиньями и проповедовал двуногим скотам. Но вот как было дело. Гуляю я в парке театрального дворца и встречаю компанию молодых людей, смеявшихся над тобою, над предсказанными тобой переворотами и особенно над советами молиться. Каких только глупостей и кощунств они не болтали; но, наконец, один из них заявил, что если ты рассчитываешь на слушателей в храмах и на церковной процессии, то тебе следует, в таком случае, выдрессировать свиней и загонять их на эти церемонии. Я притворился, будто мне нравится их идея, и сказал, что мастер дрессировать животных и, если они хотят отправиться со мною в купленную мною виллу близ дворца артистов, то я покажу им любопытные вещи в этом роде.