Королева Виктория - Кристофер Хибберт

За пять лет до этого королева, открывая Королевскую фондовую биржу, убеждала короля Леопольда в своей популярности: «Говорят, что ни один из монархов Англии никогда не был столь популярен, как я (могу сказать это без ложной скромности). А причина всему наш домашний порядок и те положительные примеры, которые мы подаем своим подданным». Теперь принц Альберт мог с таким же основанием заявить о собственной популярности в стране.

28. «СЕМЕЙНЫЕ СКАНДАЛЫ»

«Если ты будешь применять насилие, то у меня не будет другого выбора, как оставить тебя».

Счастливый брак королевы изредка омрачался темными тучами семейных скандалов с мужем. Никто не сомневался в том, что она по-прежнему обожает принца Альберта, что этот уставший и бледный после окончания Всемирной выставки молодой мужчина тридцати двух лет все еще оставался для нее образцом не только мужской красоты, но и доброты. И тем не менее иногда королева впадала в беспричинную ярость и начинала обвинять мужа в дурных манерах, многочисленных ошибках, эгоистичности, в равнодушном отношении к ее ужасному положению, при котором вся тяжесть беременности, вынашивания детей и их воспитания ложилась исключительно на хрупкие женские плечи.

А беременность королевы следовала за беременностью, и с каждым разом это становилось серьезным поводом для дурного настроения и даже депрессии. Ее «бедные нервы», писала она королю Леопольду незадолго до рождения принцессы Алисы в апреле 1843 г., «были настолько расшатаны за последнее время», что она «страдала от этого в течение целого года». И все же она стойко выносила все тяготы семейной жизни и старалась не поддаваться минутным разочарованиям. «Я такая сильная, — писала она, — что могу вынести все на свете ради нашего семейного счастья и благополучия».

Исключительно серьезный конфликт между супругами произошел вскоре после рождения 7 апреля 1853 г. восьмого ребенка — принца Леопольда. Сами роды прошли нормально и под тщательным контролем доктора Джона Сноу, сына фермера из графства Йоркшир, который добился успеха в медицине широким применением хлороформа как анестезирующего средства. Королева, которая поразила многих медиков безоговорочным согласием использовать на себе эти новые и еще не до конца проверенные препараты, с удивлением обнаружила, что «этот чудесный хлороформ... действительно облегчает положение рожениц». А когда в апреле 1857 г. ей пришлось рожать последнего ребенка — принцессу Беатрису, — она без колебаний потребовала у доктора Сноу снова применить понравившийся ей препарат[35].

Однако вскоре после рождения принца Леопольда королева, как и много раз в прошлом, снова впала в депрессию, но на этот раз более глубокую и болезненную, чем прежде. Все дело было в том, что ее последний ребенок родился настолько слабым и хрупким, что даже обряд крещения пришлось перенести на другое время. Позже выяснилось, что он страдал гемофилией — довольно редким наследственным заболеванием, чреватым обильным и практически неконтролируемым кровотечением, которое возникало даже после самой безобидной царапины[36].

Обеспокоенность королевы здоровьем сына держала ее в постоянном напряжении, которое в значительной мере усиливалось отношением к ней принца Альберта, который обращался с женой как с маленьким и совсем глупым ребенком. В своих многочисленных и очень длинных письмах, написанных им после каждого скандала, он называл ее «дорогая малышка» или «моя добрая девочка». Причем письма эти он писал отчасти по-английски, а отчасти по-немецки, чем еще больше злил ее. Масла в огонь добавляло и его олимпийское спокойствие, которое на фоне ее депрессии и ярости казалось ей совершенно недопустимым.

«Дорогая малышка, — написал принц Альберт королеве 2 мая 1853 г., — сейчас настало время спокойно выяснить все факты, которые привели к очередной ссоре. Твоя обида, после которой началась самая настоящая истерика, продолжавшаяся целый час, заключалась в том, что я пожаловался на то, что ты из-за невнимательности несколько раз перевернула не ту страницу в нашем регистрационном журнале... И этот совершенно пустяковый случай стал причиной невероятного истерического скандала, в ходе которого ты упрекнула меня в неправильном отношении к тебе. Я готов признать, что в этом конкретном случае, как, впрочем, и во всех остальных, мое отношение к тебе действительно оставляет желать лучшего. Но, к сожалению, по-другому я поступать не могу... А когда я попытался доказать тебе всю необоснованность и несправедливость подобных обвинений, это еще больше разозлило тебя... Но я никогда не собирался и не хотел оскорблять тебя... Я оставил тебя и ушел в свою комнату, чтобы дать тебе время успокоиться и взять себя в руки. А ты пошла за мной и снова набросилась на меня с упреками и обвинениями... Не думай, что я не сочувствую и не сожалею, что тебе пришлось вынести немало огорчений. Я действительно верю, что ты перенесла немало страданий и имеешь все основания для недовольства. Я просто хочу доказать тебе, что не являюсь причиной твоего плохого самочувствия, а просто послужил поводом для очередной вспышки гнева... Я всегда сожалею о том, что мое неосторожное слово может вызвать негативную реакцию...

Позже ты совершенно откровенно объясняешь мне, что было истинной причиной твоего недовольства... Сейчас я понимаю, что ты страдаешь из-за того, что нашего ребенка вскармливает не шотландка, а совершенно другая женщина. Это и есть истинная причина твоего раздражения, а поводом для этого послужил регистрационный журнал...»

Подобные ссоры в королевской семье происходили в течение многих лет. Несколько месяцев подряд все могло быть нормально, и тогда семейные отношения развивались настолько гармонично, что королева начинала поздравлять себя с победой над своим дурным нравом. В это время она постоянно демонстрировала свою любовь и верность «дорогому Альберту» и благодарила судьбу за то, что она послала ей такого замечательного мужа. Более того, охотно признавала, что плохо «контролирует свое настроение» и часто выходит из себя по пустякам. «Я чувствую, насколько я несовершенна, — признавалась королева, — слишком чувствительна и раздражительна и как теряю контроль над собой, когда ощущаю обиду или оскорбление... Улучшилась ли я настолько, насколько требует от меня мое положение? Боюсь, что нет... Снова и снова я вступаю в отчаянную борьбу со своей раздражительностью и чрезмерной восприимчивостью и даже принимаю лучшие решения на этот счет, однако эта напасть снова и снова возвращается ко мне, к разочарованию моего дорогого Альберта — самого совершенного существа на земле».

Но после нескольких месяцев гармонии и спокойствия вдруг наступал период совершенно невероятного взрыва ярости. Как правило, это случалось неожиданно и по самым незначительным поводам. Принц Альберт, по обыкновению, уходил прочь, а королева следовала за ним из комнаты в комнату и обрушивала на него свои упреки. В конце концов принц находил надежное убежище, а у королевы через некоторое время наступал приступ раскаяния. Тогда супруги начинали обмениваться письмами и объяснять друг другу истинные мотивы своего поведения. Даже доктор Джеймс Кларк чувствовал себя в такие мгновения «не в своей тарелке». «Что касается психического состояния королевы, — писал он, — то если она не научится держать себя в руках, наступит время, когда она окажется в серьезной опасности... Многое здесь будет зависеть от поведения принца».

В письмах принц относился к жене как мудрый и доброжелательный отец. Он указывал ей на недостатки характера, на истинные причины гнева и радостно поздравлял с «маленькой победой над собой», если в течение нескольких недель она вела себя спокойно. Другими словами, письма принца способствовали превращению вулканической энергии ярости в нормальные и доброжелательные отношения между супругами.

При этом принц неизменно выражал сожаление, что королева «не находила утешения» в общении с детьми и пребывала в уверенности, что главная роль матери должна заключаться в наказании и воспитании детей, а также в руководстве ими». Он считал, что невозможно поддерживать счастливые и дружеские отношения с людьми, которых ты только что обругал ни за что ни про что. По его мнению, королева должна была попытаться контролировать свою «взрывную натуру», не влезать в мелкие детали жизни своих близких и отказаться от дурной «королевской» привычки отдавать приказы направо и налево. Как и все в королевском доме, принц Альберт с «пониманием относился к ее состоянию, вызванному очередной беременностью», но при этом не мог выносить тех «телесных страданий, которые она испытывала». По его мнению, ей лучше бы самой справляться с ними и самостоятельно восстанавливать моральный дух, вероятно, поврежденный ими». Он советовал ей пореже обращать на себя внимание, не прислушиваться к своим чувствам и проявлять «больше интереса к окружающему ее миру». Она не должна демонстрировать перед ним все свои страдания, как бы говоря при этом: «Полюбуйся, это твоя работа». Такие обвинения и упреки начисто лишали его малейшего желания делать шаги «в сторону примирения».