Убийство Президента Кеннеди - Уильям Манчестер

Роберт стал как бы управляющим личными делами членов семьи Кеннеди, распределяя между ними задачи, связанные с переживаемым моментом, в соответствии с их способностями. Между тем телефоны непрестанно звонили. Число посетителей на вилле Хиккори Хилл все время увеличивалось, пока не собралась целая толпа. Внешне Роберт Кеннеди казался более спокойным, чем его посетители. Большинство их поспешили к нему, повинуясь безотчетному импульсу, и по приезде обнаружили, что не знают, что сказать. Коснувшись плеча Боба, Байрон Уайт из Верховного суда США в замешательстве сказал:

— Трудно понять, как это могло случиться, — и незаметно удалился.

— Нет слов, — сказала, всплеснув руками, Николь Альфан. Но затем, будучи одной из наиболее гостеприимных и любезных хозяек Вашингтона, она все же нашла кое-что добавить: — Мужайтесь, теперь вы руководитель рода. Вся надежда на вас.

Боб в ответ кивнул головой. В душе он недоумевал, зачем приехала к нему супруга французского посла, но вежливости ради сделал вид, что относится к ней с пониманием. Ему нужно было быть дипломатом в этой ситуации, и он был им. В отношении некоторых своих друзей он вел себя так, будто более озабочен их утратой, чем своей.

Так же, впрочем, вела себя и Жаклин Кеннеди, и это производило ошеломляющее впечатление на многих.

— Мы не хотим, видеть вокруг мрачные лица, — спокойно сказал Роберт Кеннеди Хэккету, руководителю одной из президентских комиссий. Через десять минут после телефонных звонков Шепарда и Гувера Роберт, как бы между прочим, приветствовал своего помощника Эдвина Гутмана словами:

— Как поживаешь?

— Неважно, — ответил Гутман сдержанно, ему в тон.

— Не печалься.

— Трудно.

Кеннеди отвел его в сторону. Гутман сообщил ему о предостережениях Скелтона в отношении Далласа. Боб вспомнил, что, хотя сам он норой опасался возможных покушений, президент никогда не беспокоился на этот счет. Оба брата пришли к заключению, что если фанатик и совершит покушение, то скорее на Роберта, чем на Джона.

— Быть может, это уменьшит ненависть, — сказал Гутман.

Кеннеди покачал головой. Через несколько месяцев об этом забудут. Несмотря на тяжелые переживания, мысли людей нередко выходили за пределы их личной судьбы. Размышляя над тяжелой утратой, которую понесла страна, они думали о том, каким образом может быть восполнена эта потеря. Первые слова Дина Маркхэма, также руководителя одной из президентских комиссий, обращенные им к Этель сразу же после его прибытия в Хиккори Хилл, были:

— Что теперь будет с нашей страной?

В Нью-Йорке бывший президент США Эйзенхауэр, подобно Маркхэму, думал о судьбе Америки. Он перебирал в памяти события собственной жизни. Он вспомнил, как в 1948 году, став президентом Колумбийского университета (в Нью-Йорке), обращался за разрешением на ношение огнестрельного оружия и часто вечерами ходил через Центральный парк с однозарядным пистолетом в кармане, чтобы иметь возможность защитить себя от акта насилия, подстерегающего граждан Америки на каждом углу. Углубляясь в более далекое прошлое, вспомнил, как в тридцатые годы, будучи молодым майором, он гулял один в солнечный день по улицам Порто-Пренса, столицы Гаити, и забрел в большой зал национального дворца. Стены дворца были уставлены бюстами бывших глав государства. Знакомясь с надписями под каждой из этих скульптур, Эйзенхауэр подсчитал, что две трети изображенных на них президентов Гаити умерли насильственной смертью при исполнении своих президентских обязанностей. «Какая это дикая страна, — думал он, — страна знахарей и диких нравов. И как не похожа на Гаити моя страна». Теперь он уже не был так уверен в этом, и на сердце у него было тяжело. Они могли не думать о завтрашнем дне. Однако федеральное правительство США не могло этого себе позволить. Отдельные его члены уже гадали, каков будет характер нового хозяина Белого дома и в общем чувствовали себя довольно неуверенно. До вступления на пост президента Джона Кеннеди, когда Линдон Джонсон спокойно проскользнул на малозаметную должность вице-президента, он был видной фигурой в конгрессе. В конгрессе Джонсона уважали, но для людей на другом конце Пенсильвания-авеню, то есть в Белом доме, он был загадкой. Пока Маккоун ехал от здания ЦРУ на виллу Хиккори Хилл, на протяжении этих пяти минут он успел суммировать в уме все, что знал о новом президенте. Итог его подсчетов был немногим больше нуля, и Маккоуна пугала перспектива нового руководства.

В устланном коврами кабинете в государственном департамент Ллуэлин Томпсон предавался раздумьям относительно способностей Джонсона в области международных отношений. Томпсон слыл здесь главным экспертом по СССР. Сам он себя таковым не считал. С течением времени он привык все больше полагаться в этом отношении на Джона Кеннеди. Президент поставил себе целью до конца разобраться в тонкостях изучения советской политики.

На взгляд Томпсона, успехи президента в этой области были поразительными. Позднее Томпсон говорил:

— Он выкачал из меня все, что я знал по этому вопросу, и в тех редких случаях, когда у нас возникали разногласия, оказывался прав он, а не я.

И вот в какой-то один миг вся эта мудрость перестала существовать. У нового же президента не было того всепоглощающего интереса к правительствам других стран, каким отличался его предшественник.

Тревога генерала Тэйлора имела более злободневный характер. Сохраняя на лице маску полного спокойствия во время переговоров с немцами в Золотом зале, небрежно перелистывая их предложения и таблицы НАТО, председатель Объединенной группы начальников штабов США внутренне весь кипел. Причиной тому был металлический чемодан с совершенно секретными документами, находившийся в Далласе. Чемодан был в целости и сохранности. Генерал мог положиться на своих связистов и был уверен, что они будут держать «человека с мешком», отвечавшего за чемодан, поблизости от нового президента. Главная трудность заключалась не в этом. Джонсон не имел ни малейшего представления о том, что было в чемодане. Он знал, что такой чемодан существует, но ему ничего не говорили о его содержании. И если бы в этот вечер грянул гром тотальной войны, то весь обширный арсенал ответного удара США вынужден был бы бездействовать, пока новый президент впервые знакомился бы с азбучными истинами капитана Тэйзвела Шепарда, адъютанта Кеннеди по военно-морскому флоту.

То обстоятельство, что Джонсон не знал о содержании чемодана, оберегаемого «человеком с мешком» Айрой Гирхартом, было столь же реальным фактом, как и затруднение, которые испытывал Гирхарт в общении с охраной Вице-президента в Парклендском госпитале. Убийство президента не было сигналом к внезапному нападению на страну. Поэтому опасный недосмотр остался без пагубных последствий. Но мораль сего происшествия была высечена исполинскими буквами на скрижалях истории, и стране предстояло еще усвоить этот суровый урок. Сомнения Ллуэлина Томпсона представляли явление иного порядка. О том, насколько они были обоснованны, могут судить лишь задавшиеся целью проанализировать внешнюю политику Джонсона. Настоящая книга, относящаяся к краткому переходному периоду, когда Джонсон лишь пришел к власти, разумеется, не может заниматься такого рода анализом. Возможно, опасения Томпсона были совершенно лишены основания. Именно так обстояло дело с Маккоуном, что он с готовностью и признал весной следующего года. К тому времени, а вернее почти с самого момента его возращения в столицу, Джонсон с поразительной твердостью взял в руки бразды правления.

Он не сделал этого, находясь в Далласе. Вряд ли он в состоянии был сделать это там. Джонсон силился встать у кормила власти, и хотя у него длинные руки, их длина псе же не достигает тысячи миль. Вся окружавшая его обстановка препятствовала немедленной смене власти. Пока Джонсон оставался на аэродроме Лав Филд, масштаб его возможностей был ограничен. Когда Джек Валенти вошел в салон самолета «ВВС-1», внимание вице-президента, как все еще продолжали именовать нового президента, было приковано к экрану телевизора. Джонсон надеялся, что комментатор Уолтер Кронкайт посвятит его в тайны происходивших событий.

В жизни бывают ситуации, когда можно без промедления начать создавать цельную картину событий на основе мелких деталей. Это задача разведки. Вероятно, так и удалось бы сделать, если бы убийство президента произошло в Белом доме с его великолепно оборудованным оперативным отделом. В Далласе же не было оперативного отдела, способного оценить ситуацию, а существовала лишь ситуация. Даже после того, как военный адъютант президента Тед Клифтон обнаружил, что Джонсон уехал на аэродром Лав Филд, он "не смог сообщить об этом в Вашингтон, так как Бейлс в этих необычных условиях не мог предоставить в его распоряжение закрытый канал связи.