Многорукий бог далайна - Святослав Логинов

Отряды стражников не только воевали и поддерживали порядок, они брали на себя заботу об изгнанных общинами, не допуская, чтобы те становились бродягами, давали им еду и работу. В царстве доброты редко наказывали людей. Шооран лишь через неделю с удивлением узнал, что он не был осужден за шпионаж, а напротив, получил права гражданства, устроен на работу и теперь вместе с остальными возлюбленными братьями всего-лишь отрабатывает свой хлеб.

Однако, как ее ни называй, каторга оставалась каторгой. Выяснив все, что хотел, и поняв, что Яавдай он здесь не найдет, Шооран начал готовиться к побегу. Для бегства ему была нужна только обувь. Босиком по огненному болоту не побежишь, а буйи, в которых они работали возле аваров, на ночь отбирались. Вообще, в стране одни цэрэги имели право носить обувь, остальные ходили босиком, и Шооран не раз думал, что такой запрет куда действенней запретов на ножи или хлысты. Хорошо, что сияющий ван не додумался до такого или же не смог вести новшество из-за всеобщего злоупотребления башмаками и буйями.

Разрешить вопрос с обувью Шооран не успел, судьба распорядилась иначе.

В тот день начинали макать новый ухэр. Казалось, все было готово: клевой раствор вонял на аварах, бревно, хоть и старое, но годное в дело, заново отполировано и густо смазано салом, но Маканый был недоволен. Он размахивал руками и злобно свистел:

— Уеефки тъянь! Тууха!

Прибежал оружейник, ведавший хозяйством. Взглянул, куда указывал Маканый, и приказал начинать.

Но Маканый заартачился.

— Офоуетша! — твердил он.

Всем было ясно, что Маканый недоволен веревками и требует их заменить, но, или у оружейника не было в запасе веревок, либо, что вероятнее, он посчитал ниже своего достоинства понимать шипение и бульканье калеки, но он презрительно отвернулся и махнул котельщикам, чтобы те лили клей в ванну. Макальник поклонился раз, другой, потом с резким струнным звуком одна из веревок лопнула, бревно нырнуло в ванну, сверху посыпались обломки, и полуразрушенный накренившийся механизм замер.

Оружейник — немолодой апоплексического типа мужчина тоже замер, перекосившись, ловя ртом воздух и наливаясь багровой краской..

— Ты что, гад недомаканый, сделал? Я тебе покажу, тварь вонючая, отучишься ломать!..

Маканый пятился, шипя неразборчиво. Обломок рухнувшего механизма полетел ему в голову, но Маканый быстро пригнулся, и массивная кость, просвистев над ним, ударила в висок одного из подручных. Это был придурковатый парнишка, почти мальчик, выгнанный за ненадобностью общиной и за это попавший на каторгу. Не издав ни звука, он покачнулся и рухнул в ванну. Шооран и еще один котельщик, мрачный человек, о котором Шооран знал лишь, что его зовут Куюг, кинулись к ванне. Крюками, которыми двигали котлы, нащупали в мутной жиже тело, выдернули наверх. Признать человека в том, что они вытащили, было непросто.

Оружейник, кажется, и не заметил гибели одного из каторжников. Он продолжал наступать на Маканого, вслепую ища какое-нибудь оружие. Куюг аккуратно положил багор, не торопясь обошел ванну и саданул не ожидавшему нападения оружейнику в зубы. Подавившись криком, оружейник свалился на землю.

Двое цэрэгов, с любопытством наблюдавшие с поребрика за происходящим, перехватили копья и с воплем ринулись вперед.

«Только не вмешиваться, — подумал Шооран. — Моя жизнь дороже их всех».

Затем он шагнул, встав на пути у бегущих воинов.

Устрашающему боевому крику цэрэги были обучены превосходно, а вот, что безоружный каторжник может знать приемы рукопашного боя, в голову им прийти не могло. Иначе они не действовали бы так прямолинейно. Шооран легко ушел от нацеленного копья, ударом по ноге опрокинул одного воина, а второго крутанул, ускоряя его бег и изменив направление. Боевой крик на мгновение сменился отчаянным взвизгом, затем жарко хлюпнул нойт, и вопль оборвался.

Остальные каторжники как по команде бросились на упавшего цэрэга, принялись топтать его. Шооран подхватил валяющееся копье.

— Надо уходить! — крикнул он.

На ближнем суурь-тэсэге выла раковина.

Беглецам не дали даже выйти с сухой полосы. Полторы дюжины вооруженных лишь крюками каторжников не могли оказать сопротивления обученному, снаряженному и превосходящему числом противнику. Несколько каторжников были убиты, прочих связали и повели обратно в лагерь.

Суд был коротким. Вызванный из алдан-шавара старший брат выслушал рассказ забытого в суматохе и потому уцелевшего оружейника, затем обратился к связанным бунтовщикам:

— Возлюбленные братья! — такое обращение обычно предшествовало порке. — Я не осуждаю вас. Кто я такой, чтобы осуждать хоть кого-то? Один вечный Тэнгэр может судить людей за их дела и мысли. Я вас прощаю. Но вы сами понимаете, что погорячились сегодня, и ваш пыл следует охладить. Всем по шесть, зачинщикам — дюжина, — добавил он деловым тоном.

Зачинщиками были Шооран, Куюг и Маканый.

Шооран не обманывался относительно прощения. Он понимал, что эта фраза сродни надежде благополучно пройтись босиком по шавару. Не знал лишь к дюжине чего их приговорили, но спрашивать у собратьев по несчастью не стал. Скоро он узнает это и так. В своем поступке Шооран не раскаивался. Потом, если у него останется для этого время, он, может быть, и пожалеет о сделанном, а сейчас было только обидно, что все так бездарно кончилось.

Преступников подняли и повели через сухой оройхон к далайну. По дороге к процессии присоединилась толпа народу, очевидно, зрелище обещало быть увлекательным. У кромки оройхона все дружно вытащили буйи и принялись обуваться. Шооран усмехнулся. Ну конечно, как иначе попасть к далайну в мягмар? А без кости на оройхоне не проживешь. Вот только зачем нужен закон, который никем не исполняется? Разве только для того, чтобы все были виноваты.

Мокрый оройхон был угловым. На крошечном кусочке побережья Шооран увидел знакомый силуэт макальника. Теперь все стало ясно.

Приговоренных раздели до нага и привязали к костяным крестовинам, стоявшим на берегу, чтобы ожидающие экзекуции тоже могли наблюдать за процедурой.

Вперед вышел старший брат.

— Мы не осуждаем вас, братья, мы любим вас и молимся за ваше исправление. Но сегодня вы погорячились, и излишний жар следует охладить. Пусть грех вернется к своему родителю!

Далайн размеренно колыхал ледяную влагу.

Первого из возлюбленных братьев подвели к макальнику, начали обвязывать под мышками веревкой. Маканый, распятый рядом с Шоораном, наклонил голову, прижал изуродованную щеку к голому плечу и сказал:

— Шешть раж — это терпимо. Можно выжить. На шебе жнаю. Когда опушкают, надо жжатша, а когда вытащат — дергатша шильнее, штобы ыльков штряхнуть. А потом шнова ушпеть жжатша в комошек. Главное — мушшкие чашти шберечь. Они и не понадобятша больше, а беж них вше одно иждохнешь. Нет, шешть раж — по-божешки. А вот дюжина — это конетш.