Улица младшего сына - Лев Кассиль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чересчур ты, видно, прыткий. А ведь фашисты тоже стрелять умеют, — напомнил политрук. — А что, если промажешь?
— Раз промажу, другой раз попаду. Я поближе стрелять подлезу, и потом — раз, раз, раз, подряд! Уж один-то разок не промахнусь. А, товарищ политрук?
— Нет, брат, так стрельбе не обучаются. Вот погоди: если можно будет оборудовать здесь где-нибудь тир, сделаем мишени, тогда и подзаймемся с тобой. А до этого не советую тебе с оружием играть. Это плохая игрушка.
Враг, окруживший роту Петропавловского, загнав моряков в котлован, уверился в том, что деваться последним защитникам поселка уже некуда: западня прихлопнулась, из нее не вырваться. Оцепив ложбину, где попали в окружение советские моряки, гитлеровцы решили подождать до утра, чтобы с рассветом окончательно расправиться с остатками отряда. Они то и дело освещали ракетами котлован, прочесывали его очередями из автоматов и пулеметов. С вечера моряки перестали почему-то отвечать на огонь. Ночь прошла тихо, а утром обнаружилось, что отряд окруженных советских моряков исчез. Немцы были озадачены: куда мог деваться целый отряд, который они преследовали уже несколько дней? Как он мог пропасть вместе со своими ранеными, пулеметами? Не сквозь землю же провалился?
Но когда обследовали тщательно весь котлован, оказалось, что дело обстояло именно так: отряд ушел в землю.
Вскоре фашистам стало известно, что под их ногами, в каменоломнях, скрывается, по слухам, целая армия партизан. Говорили, что, выполняя приказ командования, часть советских войск, соединившись с партизанами, ушла под землю, чтобы оттуда наносить удары гитлеровской армии. Немцы попытались было войти в штольню, через которую ускользнул от них отряд морской пехоты. Однако едва они приблизились к стенке, сложенной из сероватых глыб известняка, чуть ли не из каждой дырки брызнуло огнем: застрочили пулеметы, ударили автоматы. Пришлось залечь, разрушить каменную баррикаду гранатами, затем подвести мины и взорвать стенку. Но метров через сто в глубине штольни путь преградила новая стена, из-за которой партизаны расстреливали каждого, кто приближался к ним в узком коридоре.
И немцы вскоре отказались от попыток проникнуть в глубь каменоломен через эту штольню, но поставили у входа часовых.
Весть о первой атаке, предпринятой немцами и отбитой партизанами, мгновенно распространилась среди обитателей подземной крепости. Люди в это утро давно уже настороженно прислушивались к далеким выстрелам, которые доносились со стороны «Киева», многократно повторяемые подземным эхом.
Недалеко от штаба на стене появился первый номер «Боевого листка». В нем коротко сообщалось, что попытка врага проникнуть в подземную крепость отбита, но всем следует быть начеку, так как противнику теперь известно, что под землей скрываются партизаны, и он постарается проникнуть в каменоломни. Под этим сообщением был помещен приказ командира о зачислении в отряд сорока двух человек из роты Петропавловского и об объявлении благодарности за образцовое проведение ряда хозяйственных работ Наде Шульгиной, Нине Ковалевой, Володе Дубинину, Толе Ковалеву и Ване Гриценко.
Мальчики ходили гордые и издали следили, какое впечатление производит приказ на партизан, читающих его.
К вечеру (время дня здесь, под землей, узнавали лишь по часам) часовые на верхнем горизонте позвонили в штаб и сообщили, что в одной из галерей, недалеко от выхода на поверхность, появился человек, который на чисто русском языке вызывает жителей подземелья наверх. Это было у входа широкой пологой штольни, которую шахтеры называли «уклонкой». Командир отряда Зябрев, комиссар Котло, Лазарев и Корнилов немедленно отправились туда. Они поднялись в полной тишине к «уклонке» и остановились внизу, прислушиваясь.
— Эй, граждане, — кричал кто-то сверху, — выходите сюда, наверх, ничего вам не будет! Ну что вы там хоронитесь? Господин комендант приказали всем из каменоломен наверх выходить! Им известно, кто вниз ушел. Господин комендант приказали выходить вам. От них ничего вам плохого не будет. Господин комендант вас и так всех наперечет знают. Можем, если желаете, по списочку… Гражданин Лазарев!.. Жученков!.. Зябрев!..
— Вот гадина, паразит!.. — прошептал Лазарев. — И голос какой-то знакомый… Слышал я его не раз… Кто же это нас продает?..
— Александр Федорович! — продолжал кричать неизвестный у входа в «уклонку». — Василий Андреевич! Семен Михайлович!..
Зябрев в полной темноте, спрятав фонарь за камни, повел Котло и Лазарева вверх по «уклонке». Все шли, стараясь двигаться совершенно бесшумно, прижимаясь к стенкам. Впереди сперва слабо, а потом все ярче забрезжил свет, и вскоре стало видно полукруглое отверстие выхода.
На фоне неба был резко обозначен силуэт человека, который, не унимаясь, продолжал выкрикивать имена партизан. За ним можно было рассмотреть несколько фигур с автоматами.
— Эх, удобно их всех на прицел взять! Одной очередью снять всех можно, — сказал на ухо Зябреву Корнилов.
Но командир, быстро вскинув руку, резко тряхнул его за плечо.
— Нельзя, никак нельзя! Там, в других ходах да в выемках, много жителей еще прячется. Они во время бомбежек и боев убежища там себе присмотрели. Если сейчас этих прохвостов прикончить, так столько бед мирному народу можно наделать… А так пускай себе выходят. Как ты считаешь, комиссар?
Котло утвердительно положил свою тяжелую ладонь на спину Зябреву.
— Но голосок этот мы запомним, — еле слышно пробормотал он.
— А вниз идти не решаются, — усмехнулся Зябрев. — Побаиваются все-таки. Это хорошо… Часовые пусть тут начеку будут. И караулы надо усилить. Слышишь, Семен Михайлович?
Они спустились в нижние галереи, но долго еще до них доносился надсадный, охрипший голос в «уклонке»:
— Эй, люди, граждане! Зря таитесь… Выходите, никто вас не тронет…
Поздно вечером в каменоломни вернулись разведчики Важенин и Шустов, выходившие на поверхность через одну из дальних штолен. Они прошли в штаб. Вскоре Зябрев вызвал туда всех командиров; когда все собрались, он сообщил:
— Положение на сегодня таково: гитлерье, видно, уже хорошо знает о нашем отряде. Вот разведчики наши сообщают, что всех, кто жил рядом с каменоломнями, выселяют. Район под наблюдением. Мужчин арестовывают всех без разбору.
— Да, еле выбрались, — подтвердил Важенин.
— А женщин немцы не арестовывают в этой местности? — спросил Зябрев.
— Нет, пока что ходят, — отвечал Важенин.
— Придется подумать, кого из наших женщин можно отрядить в разведку.
Через полчаса Надя Шульгина уже ходила по столовой и дразнила Важенина:
— Что, дядя Влас, кончилась твоя разведка? Полезай в нору, давай мне дорогу. Думаешь, только вы, мужчины, одни храбрые? А выходит, уже не годишься. Мой черед настал.
— Ладно ты! — отшучивался Важенин. — Язычок у тебя что твоя касса в магазине: тебе одно слово серебром, а ты сдачи десяток медью.
— Верно, дочка, — посоветовал Шульгин, — ты б свой язычок-то тут оставила, а то как бы его наверху прикусить не пришлось.
— А я наверху притворюсь, вроде будто глухонемая, — смеялась Надя.
Володя весь вечер ходил вокруг Нади Шульгиной, с завистью поглядывая на нее: вот повезло девушке — в разведку отправляется! Это действительно настоящее боевое задание. Это не сухарики перебирать.
Но не удалось Наде Шульгиной пойти в разведку: едва вышла она наверх через одну из старых штолен, как сейчас же раздался грубый окрик на незнакомом языке. Девушка метнулась обратно в штольню. Затопали тяжелые ботинки по камням. Надя что было духу помчалась в глубь штольни, свернула в боковой коридор. Провожавшие разведчицу комиссар и Важенин увидели у входа фигуру немецкого солдата с автоматом. Важенин уже вскинул винтовку, но комиссар схватил его за руку: выстрел мог привлечь внимание врага. Ясно было, что вход этот уже и так контролируется, но не следовало убеждать немцев, что именно здесь скрываются партизаны. Пусть думают, что тут одно из бомбоубежищ, откуда еще не вышли на поверхность находившиеся там жители поселка…
Надо было попытаться выпустить разведчицу через другой, более отдаленный вход.
Отправились туда.
Здесь Важенин сказал:
— Погоди-ка, Надюша, выходить. Сперва лучше я сам погляжу, что у них там творится.
Он пополз к выходу, выглянул наружу и сейчас же увидел стоящих неподалеку гитлеровцев. Они копались в земле, зарывали что-то, Важенин бесшумно втянулся обратно в лаз.
— Не состоится дело, — доложил он комиссару, — с этого боку уже минировать начали. И часовые тут везде понаставлены. Нет хода.
— Так. Положение осложняется, — пробормотал комиссар. — Быстро они, однако, все дорожки нам перебежали. Кто-то нас наверху предает… Ну, Надя, ты не печалься, — попытался утешить он огорченную девушку. — Погоди, тут торопиться нельзя, сообразим что-нибудь.