Император - Денис Старый
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, никакого Пекина не было. Русских «гоняли» вдоль границы, не разрешая удалятся в глубь Китая. Подобное унижение было бы воспринято русским вице-канцлером, как объявление войны, если подобное имело бы место в Европе, с Османской империей или в Персии. Но, тут… другой характер народа, иные обычаи, гордыня и пренебрежение интересами иных стран. Китайцы знали о том, что в торговом караване есть русский посол и специально издевались, испытывая терпение русских, или изучали степень допустимого, постоянно повышая уровень унижения.
Воронцов сжимал кулаки, но держал лицо, исполнял большинство из того, что требовалось. То поклонись портрету императора, то его отцу, переночуй в не самой лучшей комнате в трактире. И таких нюансов было много [с некоторым художественным вымыслом описываются перипетии английского посольства в Китае, примерно в это время, еще во время правления Хунли. Посольство в итоге ничего не добилось].
Насколько Воронцов испытывал решимость любыми способами, но добиться результата в переговорах, настолько он понимал позже, что ничего, кроме унижения, он в этой стране не увидит.
Когда Михаил Илларионович уже отчаялся, один из его людей, который был приписан к миссии от Тайной канцелярии, и об этом знал бывший вице-канцлер, убедительно попросил Михаила Илларионовича еще потерпеть. Российской империи нужны были сведения о такой мощном соседе, как Китай. Мощном с виду, но за красивым фасадом, опытный Воронцов видел будущий упадок страны.
Россия некогда подобное переживала. Полная изоляция, самодостаточность, слишком медленное принятие технических новшеств, как следствие — соседи начинали опережать и в военном, и в экономическом развитии. Но русские цари могли увидеть необходимость принятия опыта и технологий своих западных противников. В итоге, Петр Великий, ценой немалых жертв, дал мощный импульс к развитию России.
Китай при Айсиньгьоро Хунли выглядит величественной страной, разукрашенной разными красками. Вместе с тем, император считает свою державу самодостаточной, а торговлю с иными странами нужной только для того, чтобы больше серебра приходило в Китай, но никакого серебра из Китая уходить не должно. Это означало, что китайцы готовы продавать, но ничего не покупать, при том, что и эта односторонняя торговля ограничена лишь одним морским портом и прорвой условностей, замешанных на унижении.
Оказывалось, что отношения Китая с Российской империей даже более благоприятственные, нежели, к примеру, с Англией. Русские везут свои товары в Китай, продают меха, зерно, пусть в небольшом количестве, но раз в год, чего не может сделать та же Англия.
Так что Россия совершает обмен товарами, в отличие от других стран, а не только везет в Поднебесную серебро. Да, количество торговых караванов строго регламентировано и, как уже понял Воронцов, китайцы не собираются изменять текущее положение дел. Единственно, что потребовали, именно потребовали, без дискуссий и переговоров, скупщики русского товара, чтобы вместо иного привозили меха, прежде всего, калана.
Единственный, кто себя еще более или менее ощущал не обиженным в Китае, так это иезуиты. Однако, Воронцов, определив тенденции внутренней политики в Поднебесной, понимал, что, как только иезуиты достроят дворец, что сооружается в барочном стиле в Пекине, то и эти католики отправятся восвояси. Или иезуиты станут столь аморфным и незаметным явлением, как и русская православная миссия в Пекине.
— Арсений Владимирович, — обратился Воронцов к агенту Тайной канцелярии. — Что вы там все пишете? Поговорите же со мной, а то это пребывание на одном месте скоро окончательно сведет меня с ума!
— Извольте, Ваша Светлость, какого-либо запрета на общение с Вами и обсуждение сведений по Китаю у меня нет, — сказал Гурин Арсений Владимирович, привстал и подошел к сидящему на подушках в углу Воронцову. — Взгляните, Ваша Светлость!
Воронцов взял в руки листы бумаги, где симметричными рисунками иллюстрировались различные рода войск Поднебесной.
— Арсений Владимирович, вы считаете, что китайцы вообще могут составлять нам угрозу? — спросил Воронцов, но сразу же осознал, что, да, могут.
— Считаю, что при системе острогов и засечной черты, китайцы даже превеликим войском не смогут атаковать русские поселения и углубиться не по реке Лене, ни по иным водным путям, — уверенно отвечал Гурин.
— А я все же считаю, что они могут угрожать. Сколько армии у императора? Миллион, больше? Да! С вассальными монголами точно больше миллиона. Бойцы сильны, обучены. Помните, Арсений Владимирович, как нам показывали, как будто случайные войсковые учения? Вы же видели ту массу людей, замечу, организованных, совершавших быстрые перемещения и построения⁈ — Воронцов развел руками, приглашая собеседника парировать аргумент.
— Вот именно тот показной спектакль и уверил меня, что императорская армия, может быть, и сильна оригинальными бойцами, но мало, чем отличается от средневековой армии. Мне совершенно непонятно, почему император столь последовательно противится и мушкетам, и пушкам, предпочитая луки и мечи. Достаточно пятидесяти-шестидесяти пушек и два мушкетерских полка, чтобы остановить большую массу китайских солдат, — пояснял Гурин.
— В том и проблема, Арсений Владимирович, что граница с Китаем велика, а местами вовсе не определена, потому, где именно китайцы могут напасть, узнать не суждено, — сказал Воронцов, и чуть повеселев, добавил. — А не выпить ли нам?
— Ваша Светлость, — в комнату практически ворвался личный несменный слуга Воронцова. — Вам послание от императора.
Несмотря на то, что император изъявил желание видеть русского посланника, встреча состоялась еще через месяц после того самого приглашения. До того Воронцова провезли на не самой подобающей его статусу лодке по реке Хуанхе. Якобы властитель Китая находился где-то на природе и ждал русского посланника. Нет, не ждал, а Воронцова катали словно зверушку на показ разномастной публике, в основном, китайским чиновникам, некоторым из которых, сопровождающий Воронцова китаец предлагал поклониться. Михаил Илларионович лишь обозначал поклон, все еще веря в то, что увидит императора.
И вот она встреча. Перед русским посланником располагался в метрах не менее, чем пятидесяти, а то и больше, казалось, невзрачный, худощавый, с редкими волосами и редкой бородой император.
— Сын неба требует от России не только соблюдения Нерчинского договора, но и совместного удара по наглым зверям джунгарам. В остальном же Сын неба считает, что русские и так слишком много имеют, потому никаких улучшений или изменений в торговых отношениях не будет. Отныне Сын неба будет считать возможную торговлю с Россией только, если половина от положенного каравана будет загружена мехами. Сын неба все сказал! И не желает более вести переговоры, — провозгласил через переводчика подручный императора в то время, как сам властитель деланно смотрел в сторону, не замечая русского посланника.
Воронцову не дали сказать ни единого слова, брезгливо приняли дары, которых было на целое состояние, и сказали лишь то, что было произнесено в большом зале императорского дворца. Михаил Илларионович посчитал, что после встречи с императором, он сможет хотя бы поговорить с его сановниками. Ведь не должно же быть так, чтобы одна сторона диктовала свои условия и даже не хотела услышать, возможно, и выгодные предложения с другой стороны. Однако ни один из сановников не ответил на предложение о встрече, а еще через неделю пришло уведомление, которое, пусть и предлагало, но в ультимативной форме, отправиться Воронцову в Россию, либо сухопутным путем, либо через порт в Макао, где стоит Русский корабль. А также была приписка, что торговать с русскими и через караван, и посредством морской торговли возможно только при условии продажи русскими меха, предпочтительнее из которого будут шкуры калана, в меньшей степени песец и соболь. Иного же не привозить.
При том, что императору презентовались и красиво выделанные спички и шоколадные конфеты, самопишущие ручки. Но ничего не заинтересовало китайцев, которые, возможно, даже не пожелали ознакомится с дарами. Может, только сто шкурок каланов и приглянулись императору. В этой стране ценили самый плотный в мире мех.
