Сень горькой звезды. Часть первая - Иван Разбойников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вырастить яблоню не удавалось даже Ирине, не постигшей еще таинства ослаблять воздействие лютой северной стужи, что, впрочем, не убавляло ее упорства и желания пополнять огород новыми растениями. С помощью почтальонши Гели Ирина рассылала письма по всей стране и, случалось, получала посылки с семенами и посадочным материалом.
Непрактичная, по мнению односельчан, страсть Ирины порой толкала ее на поступки обычному пониманию просто недоступные. Как-то раз, чтобы поудобнее разместить за ветром какие-то невиданные свои цветочки, она не задумываясь выдергала всю грядку кудрявого батуна, на время оставив без лука все свое ротастое семейство и в первую очередь муженька, основную пищу которого и составляли как раз картошка толченая с луковым пером.
Естественно, что такая заядлая натуралистка не могла упустить случая разжиться целым ведром нежданно-негаданно попавших на склад семян того экзотического растения, что на языке газетчиков уважительно титулуется «чудесницей», а в просторечии называется кукурузой или даже еще хуже.
Добыть семена – это еще полдела. Надо знать, как их высаживать, Ирина подумала и рассудила, что раз семена походят на горох, то и высаживать их надо по-гороховому, а потому, мобилизовав все наличные корыта и тазики и даже призаняв у соседей, замочила их теплой водичкой для проращивания. Зерна набухли и грозили проклюнуться, поэтому сегодня Ирина урвала часок, чтобы сбегать и подсмотреть, как будут сеять на колхозной пашне. А заодно и заскочить на минутку-другую к почтальонше Геле.
Несмотря на ранний час, двери почты оказались открытыми и длинноногий, как собака, Гелин боров Штемпель возлежал у крыльца. Наличие у двери Штемпеля, повсюду сопровождавшего свою хозяйку, подтверждало, что Ангелина на месте. Ирина с опаской перешагнула борова и оказалась внутри, перед невысоким барьерчиком, за которым Геля занималась делом вполне достойным: крутила патефон. Жители поселка в летнее время не очень тревожили почтальонку визитами. Поэтому, завидев гостью, она не задумываясь оборвала на полуслове Гелену Великанову и распахнула дверцу в барьере, приглашая приятельницу. Ирина для приличия по отнекивалась, ссылаясь на недостаток времени, но все же присела на краешек подставленной табуретки, потом, незаметно втянувшись в разговор, расположилась поудобнее, и кто его знает, сколько бы еще просидела, болтая о том о сем, не сообщи Ангелина под большим секретом, что Пашку-сельсоветчика назначают председателем, и не предъяви в довершение вчерашний телеграфный бланк.
– А уполномоченный приказал его величать не иначе как Павел Назарович или товарищ Нулевой, – округлив глаза добавила Ангелина.
Пудовая новость свалилась на Иринину голову и придавила кошмарной значимостью. В порыве поскорее избавиться от непосильной ноши, Ирина поднялась со ставшей вдруг неудобной табуретки и, поклявшись на прощание не подводить подругу и как в могиле сохранить тайну переписки, вприпрыжку помчалась к магазину, чтобы до перерыва успеть выплеснуть прямо-таки выпирающую наружу сногсшибательную новость.
На берегу ей встретился Яков Иванович, только что приплывший из отделения на Мысовой. Ирина хотела было сообщить новость и ему, но вдруг застеснялась и побежала дальше, чтобы, не дай Бог, не опоздать. Потной и растрепанной ввалилась она в дверь и прямо с порога бухнула:
– Пашку-сельсоветчика председателем ставят!
Торговля замерла. Клавдина рука дрогнула и упустила гирю на собственную ногу. Продавщица взвыла, но на нее не обратили внимания – все глаза обратились к Ирине. А она, насколько смогла, красочно изложила почтовые новости, клятвенно заверив собравшихся, что лично видела телеграмму с подписью: «Председатель Нулевой».
Бабоньки поохали, повозмущались, прокляли уполномоченного, постенали над несчастной судьбой колхоза и своей собственной, пожалели Якова Ивановича и, наконец, сошлись на одном, что чему быть – того не миновать. С горы видней: если решили наверху Пашку поставить, то, как ни крути, его поставят, на то она и власть.
Довольная произведенным эффектом, Ирина незаметно улизнула из лавки, чтобы достигнуть намеченной на сегодня цели – гордеевского огорода.
Против ожидания, Ирина нашла там обширное общество. У разгороженного со стороны поскотины прясла на мешках с кукурузой удобно разместилось почти все наличное колхозное начальство: счетовод Чулков с учетчиком Пашкой, конечно, Никита, как член правления, от них не отстала (или была предусмотрительно прихвачена начальством) посыльная Еремеевна. Одного зоотехника не хватало, да у него своих дел не провернуть. За день утомившаяся от безделья Еремеевна вскочила Ирине навстречу, захлебываясь скороговоркой:
– Девка! Чо деется, чо деется! Неполномоченный с Пашкой вчерась тайком от обчества всю поскотину прикончили. Уревутся теперь без травы наши коровушки, да и нам без слез не бывать. Я этому неполномоченному про выпаса втолковать хотела и про коровушек, а он мне с суровой строгостью: «Вы что – с советской властью не согласны? Не лезли бы со своей некомпетентностью!» Я так и обомлела. А ему мои укоры как гусю вода. Гогочет. Вот он, гусак, вышагивает.
Кандалинцев в своих сапогах, френче и крутоверхой фуражке с длинным козырьком издалека действительно смахивал на эту степенную и важную птицу.
Ирина, чтобы не остаться в долгу, тоже поспешила выложить свои новости.
– Девка! – ошалела старуха. – Будет теперь делов. А я гляжу, он что-то заважничал...
Остроухий Чулков подслушал сплетню и подковылял на трех ногах:
– Не помирайте до времени. У нас пока не совхоз и должно быть собрание. А тому, что вы брешете, не бывать. И точка.
– Твоими бы устами да мед пить, – одобрили Чулкова посветлевшие
