Распутник - Сара Маклейн

— Пиппа слишком умна для жизни с Каслтоном. — Борн знал, что не должен этого говорить. Знал, что его вообще не касается, за кого девушка выйдет замуж, если помолвка закончится тем, что в его руках окажется средство для мести Лэнгфорду.

Но он не мог перестать думать о Пенелопе и о том, что неудачный брак Пиппы ее расстроит. Борн не хотел ее расстраивать. Он хотел видеть ее счастливой.

Он становится сентиментальным.

Похоже, Нидэм ничего не заметил.

— Девушка согласилась, и я не могу отказать. Для этого требуется уважительная причина.

— Дайте мне несколько дней. Я найду что-нибудь.

Внезапно Борну стало по-настоящему важно, чтобы Пиппа смогла разорвать помолвку. И уже не имело значения, что он почти ощущает вкус мести, такой близкой и сладкой.

Нидэм покачал головой:

— Я вынужден принимать предложения, если их делают, иначе у меня на руках окажется еще одна Пенелопа. Этого я себе позволить не могу.

Борн скрипнул зубами.

— Пенелопа стала маркизой.

— Этого бы не случилось, если бы ты не охотился за Фальконвеллом. Почему, как по-твоему, я включил его в приданое? Это был мой последний шанс.

— Последний шанс на что?

— У меня нет сына, Борн. — Он посмотрел на Долби-Хаус. — Когда я умру, этот дом и прочие владения перейдут к какому-нибудь кузену-идиоту, которому плевать и на особняк, и на земли. Пенелопа хорошая девочка. Она делает то, что ей велят. Я ясно, дал ей понять, что она должна выйти замуж и этим исправить репутацию сестер. Она никак не могла остаться старой девой и провести остаток дней, изнывая в Суррее. Она знает, в чем заключается ее долг. Знает, что Фальконвелл перейдет к ее детям, а вместе с ним хотя бы часть истории земель Нидэма.

Перед глазами Борна возникла картинка — несколько светловолосых девочек.

Не воспоминание. Воображение.

Ее дети.

Их дети.

Мысль его полностью поглотила, а заодно и возникшее вместе с ней вожделение. Он никогда не думал о детях. Не предполагал, что захочет их. Никогда не считал, что сможет стать отцом, которого они заслуживают. В его мыслях после восстановления Фальконвелла не происходило ничего. Ничего, кроме мести.

Однако теперь за этим появилось что-то большее — там, за нависающей тенью дома и его прошлого.

Что-то, что будет уничтожено местью.

Он прогнал мысль прочь.

— Признаюсь честно, когда Лэнгфорд предложил поставить на кон Фальконвелл, я сразу подумал, что ты явишься за ним. И был счастлив выиграть его, потому что знал, что он приманит тебя.

Майкл услышал в голосе тестя самодовольство.

— Почему?

Нидэм пожал плечом.

— Я всегда знал, что она выйдет или за тебя, или за Томми Оллеса, а говоря между нами, всегда надеялся, что это будешь ты. И не только по очевидной причине, хотя не без этого, все-таки Оллес — внебрачный сын. Просто ты всегда нравился мне, мальчик. Я всегда думал, что ты закончишь школу и будешь готов унаследовать титул и земли — и жениться на Пенелопе. Когда Лэнгфорд обчистил тебя как липку и мне пришлось охотиться на Лейтона, это меня здорово выбило из колеи, говорю как есть.

Эгоистичность этого заявления могла бы показаться Майклу забавной, если бы не потрясение от мысли, что Нидэм всегда хотел, чтобы он женился на Пенелопе.

— Но почему я?

Обдумывая ответ, Нидэм долго смотрел на Темзу, а затем сказал:

— Ты больше всех любил эту землю.

Это правда. Он любил и землю, и живущих на ней людей. Любил так сильно, что когда потерял все это, ему не хватило смелости вернуться и посмотреть им в лицо. Посмотреть в лицо ей.

А теперь слишком поздно исправлять те ошибки.

— Это, — продолжал между тем Нидэм, — и еще то, что для нее ты был самым лучшим.

Борна охватило возбуждение. И это правда, для нее он был самым лучшим. Пока не уехал. А она осталась одна.

Он с самого начала собирался принести Пенелопу в жертву и тогда ничем особенным и не пожертвовал бы — а вот сейчас слишком многим.

Впрочем, этого следовало ожидать — он успел разрушить все, что ценил когда-то.

— Теперь это не важно, — добавил Нидэм, даже не догадываясь о какофонии мыслей, бушевавшей в мозгу Майкла. — Ты справился просто отлично. Утренние газеты превозносят добродетели вашего брака... признаюсь, я удивлен усилиями, которые ты вложил в развитие вашей сказки — горячие каштаны из одного пакета, вальс на коньках, шарады с моими дочерьми и прочие нелепости. Но справился ты превосходно, и Уэст, похоже, всему поверил. Газеты клянутся, что это брак по любви. Каслтон не сделал бы предложения, если бы наше имя хоть как-то оказалось запятнано скандальным браком. В любом случае ты их обдурил. Можешь мстить, как и договаривались.

Можешь мстить. Слова, которых он дожидался десять лет.

— Письмо у меня в доме, ждет тебя.

— И вы не хотите дождаться обручения Оливии? — Вопрос вырвался раньше, чем Борн успел спохватиться... прежде, чем сообразил, что напоминает тестю, что не до конца выполнил свою часть сделки.

Нидэм поднял ружье и прицелился в сторону невысокой живой изгороди на берегу реки.

— Сегодня Тоттенхем пригласил ее на верховую прогулку. В один прекрасный день этот мальчик станет премьер-министром. Оливию ждет блестящее будущее. — Он выстрелил и коротко глянул на Майкла. — Кроме того, ты справился превосходно. Я всегда держу свои обещания.

Но ведь он не справился, верно? Филиппа собралась замуж черт знает за кого, а Пенелопа... Пенелопа вышла за осла. Майкл сунул руки в карманы, чуть пригнулся против ветра, обернулся и посмотрел на нависающий над ними Долби-Хаус.

— Почему вы отдаете его мне?

— У меня пять дочерей, и хотя из-за них я вынужден порой прикладываться к бутылке, если со мной что-нибудь случится, я хочу знать, что их опекун — человек, которого я назначу лично, — будет заботиться о них так же хорошо, как я сам. — Нидэм повернул в сторону дома, наступая на собственные следы. — Лэнгфорд наплевал на это правило. Он заслуживает любого наказания, какое ты ему отмеришь.

Майкл понимал, что должен испытывать ликование. Триумф. Удовольствие. В конце концов, ему отдают то, чего он желает больше всего на свете.

Но вместо этого он ощущал пустоту. Абсолютную пустоту, за исключением единственной неоспоримой истины.

Она его за это возненавидит.

Но не так сильно, как он будет ненавидеть себя сам.

«Сегодня игра на бильярде.

Карета прибудет в половине одиннадцатого.

Элоа».

Небольшой серовато-бежевый конверт с оттиском изящного ангелочка доставили сразу после ленча. Его принесла Уорт, многозначительно улыбаясь. Пенелопа дрожащими руками развернула письмо и прочитала таинственное смутное обещание. Обещание приключения.