Фауст - Иоганн Гёте

Пауза.

Хор

(похоронное пение)

Ты не сгинешь одиноким,Будучи в лице другом,По чертам своим высокимСвету целому знаком.Жребий твой от всех отличен,Горевать причины нет:Ты был горд и необыченВ дни падений и побед.Счастья отпрыск настоящий,Знаменитых дедов внук,Вспышкой в миг неподходящийТы из жизни вырван вдруг.Был ты зорок, ненасытен,Женщин покорял сердца,И безмерно самобытенБыл твой редкий дар певца.Ты стремился неуклонноПрочь от света улететь,Но, поправ его законы,Сам себе расставил сеть.Славной целью ты осмыслилПод конец слепой свой пыл,Сил, однако, не расчислил,Подвига не завершил.Кто тот подвиг увенчает?Рок ответа не дает,Только кровью истекаетПут не сбросивший народ.Новой песнью кончим тризну,Чтоб не удлинять тоски.Песнями жива отчизнаИспытаньям вопреки.

Полная пауза. Музыка прекращается.

Елена

(Фаусту)

На мне сбывается реченье старое,Что счастье с красотой не уживается.Увы, любви и жизни связь разорвана.Оплакивая их, с тобой прощаюсь я,В последний раз к тебе в объятья падая.Прими меня, о Персефона, с мальчиком!

(Обнимает Фауста. Телесное исчезает, платье и покрывало остаются у Фауста в руках.)

Форкиада

(Фаусту)

Держи покрепче, что тебе оставлено.Не выронь платья. Демоны подземныеУж за него со всех сторон хватаются,Чтоб унести к себе. Держи, не вырони.Хоть платье не богиня, та — потеряна,Однако ткань в твоих руках — божественна.Воспользуйся неоценимой милостьюИ улети. Она над миром низменнымПеренесет тебя, пока удержишься.Прощай. Вдали, в великой отдаленностиОт этих мест, с тобою мы увидимся.

Одежды Елены превращаются в облака, окутывают Фауста, подымают его ввысь и уплывают с ним.

Форкиада

(подбирает с земли платье, лиру и плащ Эвфориона, подходит к просцениуму, подымает вещи, оставшиеся после умершего, кверху и говорит)

Пущу находку эту в дело.Хоть пламя, правда, догорело,Мир и останкам будет рад.Я буду гения нарядДавать поэтам напрокат,Скрывающим одеждой старойОтсутствие живого дара.

(Садится на просцениуме у колонны.)

Панталида

Ну, девушки, скорее! От заклятияКолдуньи фессалийской мы избавились.Стряхнули иго ведьмы ненавистноеИ гнет бренчанья, звуков наваждение,Чужое нам и разуму противное.В Аид толпою следом за царицею,Идущей впереди, под землю спустимся.Как подобает нам, служанкам преданным,У трона Непостижной мы найдем ее.

Хор

У цариц свое общество,Рады все их присутствию,С Персефоной, как равные,Под землей они встретятся.Что же делать нам, челяди,Средь лугов асфоделевых,На задворках, обсаженныхТополями и ветлами?Иль мышами летучимиТрепетать и попискиватьРади нетопыриногоПровождения времени?

Панталида

Принадлежит к стихиям тот, кто имениНе приобрел и не стремился к высшему.Смешайтесь с ними. Я хочу с царицей быть.И верность наша, а не только подвигиПриобретает нам значенье личности.

(Уходит.)

Хор

Свету солнца мы отданыНе отдельными лицами,А все вместе, всем множеством,И в Аид не вернемся мы,Как мы знаем и чувствуем.Но природа бессмертнаяОбо всем позаботится,Мы, сонм духов ее,На нее полагаемся.

Часть хора

Прячась и перебегая в шелестенье тысяч веток,Из корней манить мы будем вверх к побегам соки жизни,То цветов пучки, то листья в волосы себе вплетая.Упадут плоды, созревши, и толпою будут людиШарить по земле, сбирать их и откусывать на пробу,На колени перед нами, как перед богами, став.

Другая часть хора

Мы к поверхности отвесной этих гладких скалприжмемся,Чтоб подслушивать все звуки, будь то шорох камыша,Птичий свист иль голос Пана. Тотчас мы ответимтем же,На жужжание жужжаньем, громыханием на гром,Удвояя отголоски и катя в ответ раскатыОглушительнее трижды, следом десять раз подряд.

Третья часть хора

Сестры! Мы других подвижней, пустимся ручьямвдогонку.Нас к себе потянут далей низбегающие склоны.По отлогостям, все глубже, потечем мы, орошаяПоле, пастбище, усадьбу и вкруг дома тихий сад.Кипарисы обозначат линию речного русла,Подымаясь в отдаленье стройно к небу в два ряда.

Четвертая часть хора

Вы живите, где хотите. Мы шумливо холм обступим,Где в шпалерах зеленеет виноградная лоза.Целый день там виноградарь, неуверенный в успехе,Доказательство усердья беспримерного дает.Он окапывает лозы то лопатой, то мотыгой,Подрезает их и вяжет по тычинам и жердям.Он к богам и богу солнца обращается с молитвой,Но о нем, слуге радивом, мало помышляет Вакх.Этот бог в беседке дремлет иль болтает с фавномв гроте,Наделенный всем в избытке, нужном для сонливыхгрез.В бурдюках вино, в кувшинах, из даров и приношений,По углам пещер хранится с незапамятных времен.Но когда помогут боги, первый Гелиос средь прочих,И наполнят рог гроздями, солнцем их позолотив,Оживает сад, который обработал виноградарь,У кустов, где тишь царила, целодневный шум стоит.Скрип корзин, бряцанье ведер, переноска виноградаВ чан давильщикам, веселым босоногим плясунам.Семеня ногами, люди топчут, давят кучи гроздьев,Брызжет, пенится под ними дивный виноградный сок.И тогда гремят тимпаны, ибо, сняв покровы таинств,Открывается народу в шуме празднеств Дионис.Следом толпы козлоногих и Силена зверь ушастый,Попирается стыдливость, попирается закон.В этом головокруженье глохнут уши, ум мутится,Пьяный тянется за чашей, переполнены кишки.Некоторые крепятся, но пред наполненьем сноваНадо от остатков старых выпорожнить бурдюка.

Занавес падает.

Форкиада на просцениуме исполински выпрямляется, сходит с котурнов, снимает маску и покрывало и оказывается Мефистофелем, готовым, в случае надобности, объяснить пьесу в эпилоге.

Акт четвертый

Горная местность

Высокий скалистый гребень. Подплывает облако, оседает на плоском выступе горы, из облака выходит Фауст.

Фауст

У ног моих лежат холмы и пропасти.На край горы схожу с предосторожностьюИз облака, которое в дни ясныеНесло меня над морем и над сушею.Оно, не расплываясь, отрываетсяИ на восток уходит белой глыбою.За ним я наблюдаю с удивлением.Оно клубится, делится, меняется,Все больше упрощая очертания.Мне глаз не лжет. На пышном изголовииОблитых солнцем снежных гор покоитсяФигура женщины красы божественной.Юнона ль это, Леда ли, Елена ли?Как царственно рисуется видение!Но вот и нет его. Теснясь, вздымаетсяОно нагроможденьем туч, подобноеДалеким ледникам, в которых светитсяВеликий отблеск дней давно исчезнувших.Но грудь и лоб своим прикосновениемМне освежает полоса туманная.Она спешит принять черты какие-то.Не обманулся я. О, благо высшееЛюбви начальных дней, утрата давняя!Я узнаю тебя, души сокровище,Взор, встреченный зарею жизни утренней,Порывисто отвеченный, непонятыйВзор девушки, которая затмила быВсех, если бы я удержал ее.Не разрушаясь, как краса душевная,Уходит очертанье, унося с собойВсю чистоту мою, всю сущность лучшую.

На гору становится семимильный сапог, за ним — другой. С них сходит Мефистофель, и сапоги спешно отправляются дальше.