Нити разрубленных узлов - Вероника Иванова

Иакин Кавалено заинтересованно приподнял бровь, ожидая разъяснений.

— Она, наоборот, хотела бы занять немного силы у меня. А я… оказался для этого слишком жадным.

Бальга отпустил ложку в свободное плавание по тарелке.

— Сила у вас будет. Совсем скоро. Уже завтра, если смелость вам не откажет. — Он встал из-за стола. — Мне нужно вернуться к делам. Танна проводит вас в вашу комнату.

Возвращаясь по лабиринту коридоров в каменную спальню, я примерно на половине пути устал молча пялиться в гладко причесанную макушку помощницы верховного бальги и спросил:

— Вы тоже пришли к нему за силой?

Женщина ответила не сразу. Дошла до очередного поворота галереи, остановилась, какое-то время смотрела вперед, потом повернулась, взметнув подолом юбки пыль, и только тогда сказала:

— Сила нужна многим. Но не мне. — Темный взгляд Тайны стал вдруг бездонно глубоким, как будто собирался меня утопить. — И не вам.

Казалось, она заглянула куда-то внутрь меня, бесцеремонно расшвыряла в стороны нагромождение всевозможных мыслей и вытащила на свет только одну. Самую важную.

Это было страшно. Но это была всего лишь очередная атака в уже начавшемся бое, и ее можно было либо отразить, либо пропустить, надеясь, что противник в последний миг промахнется.

— Вы пришли за женщиной.

Я еле сдержал удивление. Она что, в самом деле читает мои мысли? Плохо. Тогда Иакин Навалено уже может знать, зачем я оказался в его доме. А еще хуже, если он все знает, но это никоим образом не заботит верховного бальгу. Это значит, что опасность подступила совсем близко и пора собирать собственную армию.

— Все мужчины так или иначе приходят за женщиной, — добавила Танна, и мне захотелось облегченно выдохнуть.

Так вот она о чем… Слава Божу!

— Только в этом доме вы не найдете то, что ищете.

— Неужели?

Я сделал шаг вперед, приблизившись к женщине в черном платье. Потом шагнул еще. И еще, пока носки моих сапог не зарылись под шелковый подол.

— Неужели в этом доме нет женщин?

Она не смутилась. Не отвела взгляд, сверлящий мои глаза. А я дал волю воображению, представив строгую Танну посреди смятых простыней. Простоволосую, растрепанную, с искусанной, а потому ставшей пунцово-красной нижней губой. Представил капельки испарины на коже, хранящей следы прикосновений сильных рук…

Женщина вдруг задержала дыхание, а потом, словно поперхнувшись воздухом, закашлялась, опустив голову.

— Вам дурно?

— Нет. Мне… Все хорошо. — Она поспешила отвернуться. — Пойдемте, мне тоже нужно исполнять свои обязанности.

Танна быстрым шагом продолжила прерванный путь, а я почему-то вспомнил лицо той дурнушки, что была прислана в Блаженный Дол за жизнью лекарки. Чем-то их взгляды были похожи. Временами. Но та прислуживала одержимой, а эта…

Еще одна недокровка? Наверняка. К бальге должны были примкнуть в первую очередь те, кто питал к демонам врожденную ненависть. Но что же она тогда почувствовала, глядя в мои глаза? Я ведь всего лишь хотел вообразить, какой Танна могла бы быть в постели. Всего лишь…

Хотел. Желал. Вот оно что. Недокровки чувствуют присутствие демона, но это, похоже, только одна сторона правды. Желания они тоже чувствуют, и, должно быть, довольно остро.

— Простите, мне нужно идти. Ваша комната там, в самом конце, — пробормотала помощница бальги и упорхнула прочь, пряча пятна румянца на бледных щеках, а я остался стоять посередине коридора, в который выходили немногочисленные плотно прикрытые двери.

Меня оставили в одиночестве? Странно. Но бродить по дому, пожалуй, не буду, иначе заблужусь в переходах или вызову еще больше подозрений. Просто вернусь к себе, прилягу и попробую вздремнуть, все равно других занятий не предложено, а лишние силы могут потребоваться в любую минуту.

Я медленно двинулся вдоль дверей, слушая шелест собственных шагов, но в него внезапно ворвался посторонний звук, похожий на бульканье воды.

Фонтанчик? Было бы неплохо его найти, потому что обеденная каша все еще царапала горло, а после того как бальга ушел, всем прочим тоже полагалось встать из-за стола, неважно, закончили они трапезу или нет. Правда, на сей раз нас и оставалось всего двое: сестра блондина к обеду почему-то не вышла.

Булькало с правой стороны коридора, из-за двери закрытой, но, к счастью, незапертой и легко поддавшейся толчку. Правда, когда она отворилась, стало ясно, что слух меня обманул: ни о какой воде речи не шло. Разве что только о той, что потихоньку текла из глаз девушки, сидящей на краю постели. Текла бесшумно, в отличие от всхлипов Лус.

— Вас кто-то обидел?

Она подняла взгляд, услышав мой голос:

— Обидел?

— Вы плачете.

Девушка провела кончиками пальцев по щеке, словно желая удостовериться в правдивости моих слов, посмотрела на капельки влаги и кивнула:

— Плачу.

— Вы не обедали. Что-то случилось?

Она моргнула, смахнув несколько слезинок с ресниц, и широко раскрыла глаза.

— Обед. Надо было пойти обедать. Но мне не сказали этого делать…

— Разве для этого нужно ждать приказа? Вы же хозяйка этого дома и можете в любой миг…

— Я не знаю, что мне делать, — ответила она, беспомощно глядя на меня.

Обычно так говорят люди, попавшие в ловушку или другие неприятности, непонятные, необъяснимые и беспощадные. Хотя в случае Лус вряд ли речь шла о чем-то подобном. Да, брат держит ее в строгости, но, насколько я помню Лодию, юг вообще славится странными нравами. Где-то, как говорят, женщинам и вовсе запрещают покидать дом от рождения и до самого замужества. И та, что выросла, не видя возможности жить иначе, не должна была бы…

— Кто скажет, что мне делать? — Ее взгляд впился в мое лицо. — Вы скажете?

— У вас есть брат, эррита. Он заботится о вас.

— Брат… Да, он говорит. Иногда. Но мне не нравится его слушать.

То ли она полудурочная, то ли просто затравленная, одно из двух. И слишком слабая, чтобы бороться за себя. Ей бы пожить немного в поместье благороднейшей из благородных, уж та бы научила девушку, как нужно поступать в этом мире со всеми вещами подряд.

— Больше со мной не говорит никто…

— А как же Танна?

— Брат ей не позволяет.

Почему, интересно? Помощница бальги вряд ли научила бы Лус чему-то дурному. Хотя гордости от нее девушка могла бы набраться, а этого блондин явно не хотел.

И все равно странно. Зачем растить рядом с собой безвольную дурочку, шевелящую руками, ногами и всем остальным только по приказу? Попахивает каким-то скверным замыслом.

— Я не знаю, что мне делать…

И я не знаю, девочка. Но мы оба что-нибудь придумаем. Обязательно. Когда придет время.