Форсайты - Зулейка Доусон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чай! – воскликнула Селия, словно зайдя в угловое кафе. – Замечательно! Умираю, пить хочу.
Она осторожно опустилась в инкрустированное кресло с высоким сиденьем и поставила сумочку на пол.
– Ты захватила самое удобное кресло, – пожаловалась Сисили. – Все остальные ужасно низкие.
– Но ты ведь ниже меня. Подложи подушку.
Уинифрид спросила себя, нет ли в воздухе чего-то такого. В скверном настроении был не только Сентджон. Она попросила, чтобы он принес подушку кузине. Сисили положила ее на другое кресло и села. Наконец все расселись, но словно бы не собирались начать разговор.
Миллер принесла еще чашки и чайник с кипятком. Когда она вышла, Уинифрид начала разливать чай.
– Ну, как там военное производство? – наконец спросил Сентджон.
– Прикуси язык, – посоветовала Селия. – Ты бы сам попробовал!
– Не мой стиль, солнышко, – ответил Сентджон.
Вновь воцарилось молчание.
– Ну, как вы обе? – спросила Уинифрид, но отвечать им явно не хотелось.
– Тетечка! – сказала Сисили и посмотрела на Сентджона взглядом, означавшим, что это чисто женская тема.
Раздав чашки, Уинифрид поделилась главной своей новостью:
– Вы слышали? Кит записался в летчики.
Нет, никто из них об этом не слышал, и все трое сохранили полное равнодушие.
– В голубой форме он будет чудесно выглядеть. Она очень пойдет к цвету его глаз.
Никто не возразил, только Селия добавила:
– Джон говорит, что в летчики идут самые скверные выскочки.
– Полагаю, дорогая, Кит будет держаться от них в стороне.
– Я ведь только сказала, что говорит Джон. А вовсе не про Кита.
– Да-да, конечно.
Вслед за чашками появилось только что испеченное печенье. Просто было слышно, как осыпаются крошки. Против обыкновения Уинифрид прибегла к иронии:
– Вот и вкусненькое.
Ответом была новая пауза. Сентджон хмурился чему-то своему. Селия смотрела в пространство пустым взглядом. Только Сисили словно бы хотела что-то сказать, и Уинифрид ободряюще ей улыбнулась.
– Сегодня я получила письмо от Джемса.
– Как приятно, дорогая. Что он пишет?
– Да ничего.
– О!
– Вполне естественно! – зло сказал Сентджон. – Письма с войны – не его жанр!
Сисили ахнула.
– Не говори гадостей, – вступилась Селия за зятя.
– Ничего подобного. Это чистая правда. Неудивительно, что во Франции все летит к чертям, когда там орудуют ваши два идиота и им подобные!
– Сентджон! – вмешалась Уинифрид. – Что с тобой сегодня? Разлилась желчь?
– Ничуть! У меня все отлично! – Он вскочил с дивана и отошел с чашкой к окну, повернувшись спиной к комнате.
– А я знаю, что с ним, – сказала Селия ехидно, когда Уинифрид успела пожалеть, что не пьет чай в одиночестве. – Ты побывал в мобилизационном пункте, верно? И не отрицай! Ты сам сказал нам в прошлом месяце, что собираешься туда. И все дело в этом, верно?
– А мне ты ничего не говорил, Сентджон!
– Хотел устроить вам сюрприз, тетя.
– Только сюрприз устроили тебе, – продолжала Сисили, почуяв болезненную мозоль, на которую можно было со вкусом наступить. – Что произошло, Сентджон? Ну же, выкладывай! Неужели тебя не произвели сразу в генералы?
– Хватит!
Селия и Сисили дружно рассмеялись.
«Выкладывай»? Как странно выражается нынешняя молодежь!
Уинифрид решила снова вмешаться, пока не поздно.
– Но ты был там, Сентджон? Ездил туда сегодня?
Сентджон кивнул, и чашка застучала по блюдцу у него в руке.
– Так расскажи, милый, прошу тебя! Какой чин тебе присвоили?
– Старший кашевар и посудомой, – объявила Сисили, и они с Селией вновь залились смехом.
– Никакого, – ответил Сентджон, величественно игнорируя смех.
– Как никакого? – Уинифрид ужаснулась при мысли, что его могли сделать сержантом. – О чем ты говоришь?
– Вы слышали, тетя. Мне не присвоили чина, потому что меня не взяли. Признали негодным для строевой службы.
Смех сразу оборвался. Уинифрид прижала ладонь ко рту. Что, если Ангел Смерти все-таки парит где-то рядом? Сентджон обернулся к ним с печальным достоинством.
– Боже мой! Милый, ты болен? Сядь же, сядь!
Сисили и Селия сразу встали – то есть настолько сразу, насколько у них получилось, – и потащили его к дивану. Сисили предложила ему свою подушку, но он благородно отказался.
Сентджон глубоко вздохнул, откусил печенье и объяснил:
– Четвертая категория. Вот куда меня отнесли.
– А…
– Я был просто убит, можете мне поверить.
Сентджон милостиво позволил утешать себя.
– Ну, еще бы, милый! Но они обнаружили, чем ты болен?
– … … … и … … – произнес Сентджон на безупречной латыни запись, которую вручил ему военный врач.
– Ах! Бедный мальчик. Это звучит так страшно! Но все-таки, что с тобой?
Три женщины не спускали глаз с Сентджона, пока он, вздохнув еще раз, доедал печенье. Какой он мужественный, какой спокойный! Он расскажет, когда соберется с силами. Они нетерпеливо ждали его ответа.
И наконец дождались.
– Плоскостопие, вывернутость колен, расстройство слуха.
На несколько секунд воцарилось гробовое молчание. Первой его нарушила Селия, словно стараясь сдержать кашель. Сисили не обладала ее выдержкой и сдавленно хихикнула. Селия предостерегающе махнула ей, но начало было положено, Уинифрид не выдержала первой, и все трое захлебнулись смехом.
– Бедненький Сентджон, – еле выговорила Сисили, – тебя же даже в местную оборону не возьмут с такими недугами…
– Ну почему же? – возразила Селия. – А практиковаться в стрельбе по мишеням?..
Новый взрыв смеха. Сентджон остался невозмутим и достал портсигар, чтобы окутаться дымовой завесой, пока они не придут в чувство. А с Селией Кардиган он найдет случай посчитаться. Но тетушка словно бы вспомнила о приличиях и принялась его утешать:
– Ну, ничего, милый. Ты ведь можешь стать организатором противовоздушной обороны, как Джек.
Хм! Слишком мало, слишком поздно! Сентджон не желал утешиться так легко. Он щелкнул зажигалкой и затянулся.
– Немедленно погаси! – вскрикнула Селия.
Сентджон внезапно ощутил, что восстановить достоинство пока невозможно, и взял еще печенье.
Миллер доложила о мистере Роджере Форсайте, и тот с порога обозрел сцену в гостиной Уинифрид.
– Не понимаю! Я всегда опаздываю. Почему такое веселье?
Миллер не знала, а те, кто знал, не были расположены объяснять. Роджер сел на табурет у рояля и поставил портфель на его крышку.
Вскоре все пришло в норму. Глаза были утерты, горла прочищены, затребован и подан свежий чай.
– Ну, Роджер, – сказала Уинифрид, – что у тебя нового?
Селия и Сисили снова завелись, но ненадолго, так как обе устали смеяться, и вскоре умолкли, переводя дух. Селия прижала руку к боку. Сентджон презрительно фыркнул и затянулся сигаретой.
– Ничего особенного. Марта и девочки выполняют поручения добровольческой службы. А я буду дежурить по противовоздушной обороне…
Роджер заметил, что его молодой кузен бросил ядовитый взгляд на Селию Кардиган.
– Я же ни слова не сказала, – возмутилась она. – Можно еще чаю? После печенья смеяться никак не следовало.
Роджер отнес ее чашку тетке, принес ей полную и вернулся, чтобы взять свою.
– Наверное, это очень интересно, дорогой.
– Да, вполне. Мы ведь не просто патрулируем, а оказываем первую помощь, принимаем противопожарные меры, регулируем движение транспорта и еще многое.
Он перехватил еще один взгляд Сентджона, который сказал ядовито:
– Сплошное веселье! – С этими словами Сентджон встал и решительно чмокнул тетушку в щеку.
– Как, ты уже уходишь?
Но он твердо решил уйти, полагая, что на Грин-стрит его не ждет ничего, кроме нового раздражения.
– Боюсь, мне пора, тетя. Заглянул в промежутке между кислородной подушкой и курсом искусственного дыхания. Огромное спасибо за чай!
Храня вид человека, на котором лежит проклятие, обрекающее его всегда отсутствовать, когда происходит что-то увлекательное, Сентджон на пороге оглянулся с улыбкой великомученика на устах и ушел.
Уинифрид понадобилось секунды две, чтобы вспомнить, о чем они разговаривали.
– Ах да! Ну, если по ночам будут дежурить такие сильные, надежные люди, как вы с Джеком, это большое утешение. Даже если обойдется без налетов, в городе столько домов стоят теперь пустые, как тебе известно, а полиция не может быть сразу везде. Летти Мак-Эндер с Рождества не возвращается на Беркли-сквер, а свекровь Флер сказала мне, что почти не бывает у себя на Маунт-стрит.
– Да, – согласился Роджер, – у нас то же самое. И Флер, разумеется, сама скоро уедет.
– Не думаю. На субботу и воскресенье она с удовольствием ездит в Липпингхолл, но в будние дни у нее много дел в Вестминстере.
– Но я думал, она расстается с Вестминстером.
– Роджер, милый, – спросила Уинифрид, – почему ты так решил?
Проницательные глаза Роджера на мгновение сузились. Он явно сказал лишнее и, взглянув по сторонам, убедился, что помощи ждать неоткуда. Сисили с Селией шептались о чем-то своем, и все внимание Уинифрид было сосредоточено на нем. Выхода не оставалось.