1945. Берлинская «пляска смерти». Страшная правда о битве за Берлин - Хельмут Альтнер

За дубовые листья нашего батальонного командира, видимо, было отдано особенно много человеческих жизней. Груды мертвых тел солдат, фольксштурмовцев и мальчишек из гитлерюгенда — вот цена этой награды. Он получил ее, сидя в бомбоубежище, посылая вестовых с приказом бросать в топку войны все новых и новых солдат. А теперь он пытается поднять боевой дух солдат щедрым дождем наград и новых званий, однако добиться этого уже невозможно, потому что он давно угас из-за призывов к новым бессмысленным жертвам.

Иду к Виндхорсту, чтобы снова поговорить с ним, но не нахожу его. Через окно забираюсь в подвал, где лежат русские, они мирно о чем-то беседуют. Я сажусь и принимаюсь перелистывать невесть откуда появившийся иллюстрированный журнал. Вскоре в подвал так же, как и я, через окно, спускается Виндхорст. Когда я спрашиваю, где он был, тот отвечает: «В столовой». Я уже знаю об этом. Ему присвоили звание обер-ефрейтора и наградили Крестом военных заслуг 1-го класса и Железным крестом 2-го класса. На роты, размещавшиеся в казармах, и роты, которым случилось оказаться сегодня в казармах, пролился дождь наград. Похоже, что начальство решило выдать все имеющиеся у него награды, чтобы вдохновить солдат на новые боевые подвиги.

Виндхорст жалуется по поводу того, как смехотворно распоряжаются наградами. Он считает, что теперь уже все возможно, после того как награды начали раздавать как попало. Эти слова вызывают у меня улыбку. Действительно, абсурдно и смешно, что нам, 16-7-летним парням, присваивают звание обер-гренадер всего после пяти недель службы наравне со старыми солдатами, которые раньше подолгу ждали подобного повышения. Подобными жестами невозможно избавить нас от мук, вызванных войной, или заставить забыть тех, кто погиб на наших глазах. Неожиданно мне вспоминается штабс-фельдфебель из Литцена с грубыми чертами лица и его «подвиги».

Возвращаюсь в нашу комнату, ложусь на свою койку и вскоре засыпаю. Просыпаюсь вечером. На столе горят коптилки, слабо освещая помещение. Меня это нисколько не смущает, к такому освещению я давно привык. После ужина объявляют график караула. Нам с Бекером заступать в караул с одиннадцати часов вечера до полуночи. Сегодня я иду в караул уже в третий раз за день. Позднее мы получаем немного жиденького супа и кусок хлеба толщиной пять миллиметров. Съев все это, я почувствовал себя голоднее прежнего.

В комнату неожиданно влетает обер-фельдфебель. «Быстро пошли за мной! Гражданские пытаются разграбить состав с продовольствием!» Быстро застегиваю ремень, хватаю пистолет и выбегаю наружу. На улице уже совсем темно, и мы спотыкаемся о груды мусора. Караульный у ворот показывает нам, в каком направлении находится железнодорожная насыпь, где должны находиться гражданские. Я бы с огромным удовольствием повернул обратно, но мысль о том, что мне, может быть, удастся раздобыть хоть крошку съестного, удерживает меня от соблазна. Перелезаем через забор, отделяющий железнодорожное полотно от улицы, и карабкаемся вверх по насыпи. Затем пролезаем под несколькими вагонами и видим товарный вагон, который разгружают несколько гражданских лиц. Окружаем вагон, и обер-фельдфебель спрашивает грузчиков, чем они занимаются. Один из них отвечает, что вагон разгружается по приказу батальонного командира одной из частей фольксштурма, размещенной на территории «Дойче Индустри Верке». Обер-фельдфебель приказывает штатским немедленно прекратить разгрузку и объявляет, что тот, кто не подчинится его приказу, будет расстрелян на месте. У гражданских недоумевающий вид. Один из них предлагает обер-фельдфебелю отправиться к батальонному командиру и расстрелять его за то, что он приказал им разгружать вагон. Обер-фельдфебель соглашается и исчезает во тьме, в том направлении, где находится «Дойче Индустри Верке».

Стоим рядом с вагоном, не зная, что нам делать. Мы получили приказ ждать обер-фельдфебеля, но чувствуем себя неловко, нам неудобно перед фольксштурмовцами, которые так же голодны, как и мы. Становится холодно, но наши шинели остались в казарме. Несколько моих товарищей уже незаметно исчезли среди вагонов. Фольксштурмовцы негромко переговариваются. Затем к нам подходит человек, выносивший массивные картонные коробки из вагона, и пытается уговорить нас уйти. Старый солдат из нашей роты спрашивает, что в коробках. «Тушенка», — отвечает гражданский и разрывает картон. Солдат берет две банки и растворяется в темноте.

Нас остается всего четверо. Гражданские немного успокоились от только что пережитого страха и теперь посмеиваются над той поспешностью, с которой обер-фельдфебель Кайзер собирался пристрелить их на месте. Мы смущаемся еще больше. Мне очень хочется поскорее вернуться в казарму, потому что обер-фельдфебель отсутствует уже больше получаса. Скорее всего, командир фольксштурмовцев угостил нашего Кайзера бокалом шнапса, от которого тот никогда не отказывается. Не исключено, что они сейчас пьют за боевое братство и совсем забыли о нас. Я подхожу к вагону и беру сначала одну банку тушенки, затем еще и еще и засовываю их в карманы штанов. Однако я никак не решусь уйти в казарму. Нас четверо, и мы внимательно следим друг за другом, ждем, когда уйдет первый, и за ним последуют остальные. Но никто из нас не может решиться, и мы остаемся возле вагона. Неподалеку стоят всего трое гражданских, остальные разошлись. Отданный нам приказ теряет всякий смысл. Чувствую, что замерзаю все больше и больше, на чем свет стоит проклинаю себя за то, что не ушел вслед за гражданскими. Однако уйти раньше было бы гораздо сложнее.

Наконец, я решаюсь. Обер-фельдфебель отсутствует почти час, и неизвестно, когда он вернется. Кроме того, скоро мне заступать в караул. Отхожу в сторону и ныряю в тень.

В казарму я вернулся почти вовремя с остальными моими товарищами, задержавшимися у вагона. Они жалуются на обер-фельдфебеля, втянувшего нас в сомнительную авантюру. Между тем я должен готовиться к караулу. Кайзера по-прежнему нет. Большая часть моих товарищей уже лежит в койках и спит. Натягиваю на себя шинель, беру винтовку, тушу коптилку и выхожу сменять караульного.

Ночь тиха, над ночным городом ясное звездное небо. Ветви больших деревьев тихо шуршат на ветру, как будто ведут спокойный неспешный разговор. Иногда над землей проплывают редкие тучи. Со стороны ворот казармы иногда видны вспышки фонарика. Зажигаю сигарету и неторопливо курю, пряча ее в ладонях. У ворот снова зажигают фонарик, освещая солдата, вошедшего со стороны улицы. Его шаги гулко отдаются в ночи, не нарушаемой никакими другими звуками. Солдат останавливается прямо перед моим входом. Я быстро прячу в карман руку с сигаретой, чтобы он не заметил ее огонька. Не заметив меня, солдат быстро ныряет внутрь помещения. Это обер-фельдфебель Кайзер, он явно нетрезв. Похоже, что из затеи с «расстрелом» ничего не вышло.