Крах Шейда (ЛП) - Бигли Джейми

— Да, он не такой, — вздохнула Блисс, а затем поймала себя на том, что улыбается Лили с грустью.

Встав из-за стола, она взяла свои бутылки с водой.

— Могу я задать тебе вопрос?

— Давай, — Блисс остановилась в ожидании вопроса.

— Что заставило тебя передумать пытаться разлучить меня с Шейдом?

— Вечеринка по случаю Хэллоуина. Я не собираюсь лгать и говорить, что не буду скучать по Шейду, но могу сказать, что не возражаю, если это ты.

Лили пришлось прочистить горло:

— Спасибо, Блисс.

Оставшись в одиночестве на кухне, Лили сидела, не зная точно, как теперь относиться к тому, что между ней и Шейдом.

Дверь кухни снова открылась, и вошла все еще полусонная Бет.

— Скажи мне, почему мы снова вызвались на это?

— Потому что нам нравится готовить на праздники, — предположила Лили.

— Это правда. — Бет зевнула, наливая себе чашку кофе.

— И еще, потому что мы чокнутые.

— С этим я тоже не могу не согласиться.

После того, как допили свой кофе, они принялись за приготовление всех блюд, которые заказали члены клуба. Это была трудная задача, но вскоре появилась Эви, и утро пролетело незаметно.

Лили положила индейку на сервировочное блюдо, когда на кухню вошли пастор Дин с Вайпером.

— Запах индейки и начинки… Просите, и дано будет вам, — проповедовал пастор Дин, с восхищением глядя на индейку.

Когда Бет поддразнила его, что он может съесть почти сорокапятикилограммовую птицу в одиночку, пастор ответил:

— Насчет этого не знаю, но я надеюсь, что на одной из этих ножек есть мое имя.

Эви поднял индейку.

— Вы можете обсудить это с другими мужчинами. Господь дал этой индейке только две ноги.

Лили взяла запеканку и понесла ее в столовую, где Эмбер со Стори украсили стол, а все, кто не уехал уже расселись по местам. Девушка заняла стул в противоположном конце от того, где сидел пастор Дин.

Она сидела тихо и ела свой ужин, не принимая участия в разговорах вокруг нее, если только кто-то не обращался непосредственно к ней. После ужина за десерты боролись не меньше, чем за индейку и начинку. Лили съела небольшую порцию, а затем стала относить грязные тарелки на кухню. Шейд последовал за ней, собирая очередную стопку посуды.

— Ты была молчаливой за ужином.

— Просто устала, наверное. Это был долгий день, — тихо ответила Лили.

Шейд прислонилась к столешнице, внимательно наблюдая за ее лицом.

— Блисс сказала, что утром у вас с ней был разговор. Тебя что-то расстроило в ее словах?

— Нет, все в порядке, — ответила Лили, загружая посудомоечную машину.

Шейд кивнул, но она была уверена, что он почувствовал ее беспокойство.

— Готовы к футболу? — спросил Райдер, когда остальные члены клуба прошли через кухню в комнату с телевизором.

— Ты иди. Когда закончу, я пойду спать, — убеждала его Лили, махнув рукой, чтобы Шейд последовал за всеми.

— Я приду после игры.

— Хорошо.

Он ушел в другую комнату, выискивая место на уже переполненном диване.

— Помощь нужна? — спросила Бет.

— Нет, все под контролем. Я почти закончила. Иди, посмотри игру.

— Думаю, я так и сделаю. Я устала.

Лили наблюдала, как ее сестра села на подлокотник дивана рядом с Рейзером. Потянувшись, он усадил ее к себе на колени, и Бет положила голову ему на плечо. При виде любви между ними у Лили появился комок в горле.

Она закончила мыть посуду, вытерла руки о полотенце, сложила его и положила на столешницу. Вместо того чтобы пойти в кровать, она вышла на улицу через дверь кухни, пока внимание остальных было приковано к игре. Глубоко вздохнув, она направилась через задний двор по дорожке к дому Шейда. Она поднялась на крыльцо и села на верхнюю ступеньку. Сидя там, она смотрела на бескрайние просторы гор, не чувствуя, что становится холоднее с наступлением ночи.

— Ты заболеешь, если будешь сидеть на холоде без куртки.

Пастор Дин подошел к нижней ступеньке и посмотрел на девушку снизу вверх. Лили напряглась, она не видела, как он приблизился к дому.

— Я как раз собиралась пойти внутрь, — ответила Лили.

Когда пастор Дин поднялся по ступенькам и сел рядом с ней, Лили отвернулась от него.

— Почему ты избегаешь меня? — тихо спросил пастор Дин.

— Я не избегаю. Я видела вас на прошлой неделе в магазине и в воскресенье в церкви.

— В магазине ты пряталась за Рэйчел и ушла, как только закончилась служба, а сегодня ты не сказала мне и двух слов. Что случилось, Лили?

Она прислонила голову к деревянным перилам рядом с собой, не позволяя ему разглядеть свое лицо в темноте.

— Потому что мне так стыдно, — голос Лили дрожал.

— Чего же тебе стыдиться? — удивление в его голосе только усилило желание Лили спрятаться от него.

— Потому что мне не место в вашей церкви. — Лили облизала свои холодные губы. — Я не тот человек, за которого вы меня принимаете. Я делала плохие вещи, пастор Дин. Я знаю, что Бог не простит меня за это.

— Лили, не надо. Пожалуйста, не думай так. — Он протянул руку, чтобы коснуться ее плеча, но Лили отодвинулась, не желая, чтобы он прикасался к ней. Она была слишком грязной, чтобы даже сидеть рядом с ним.

— Это правда. Я… Я… — голос Лили окреп. — До того, как я приехала в Трипойнт, чтобы жить с родителями Бет, я жила со своей матерью. Она… она была не хорошим человеком. Она заставляла меня делать разные вещи, пастор, с мужчинами, которых она приводила к нам в квартиру. — Девушка вздрогнула, вспомнив те отвратительные вещи, которые ее принуждали делать. — Я не хотела, но она заставляла меня пить алкоголь, чтобы я не сопротивлялась им. Я перестала бороться с тем, чего она от меня хотела, чтобы она больше не заставляла меня пить. Как вы думаете, Бог простит меня за это? Она говорила, что, если я расскажу своим подружкам, она их убьет. Я знала, что она это сделает, потому что я была ее дочерью, и ей было все равно, жива я или мертва. Она просто хотела денег, которые получит за меня.

— Боже милостивый. Лили, остановись… — голос пастора Дина был хриплым, но Лили продолжала. Она должна была заставить его понять, что она не заслуживает того, чтобы находиться рядом с ним. И что не он виноват в том, что она не была такой христианкой, какой он ее считал.

— Если она не могла для меня найти кого-то, то посылала по квартирам, где, как она знала, живут одинокие мужчины, и заставляла меня спрашивать, не нужна ли им компания на ночь. Я научилась делать то, что она хотела, иначе она избивала меня так сильно, что я не могла выйти на улицу и играть с друзьями, пока все не заживало. Если кто-то приходил и спрашивал обо мне, то она говорила, что я слишком больна, чтобы играть.

— Что случилось с твоей матерью? — резко спросил пастор Дин.

— Ее парень переехал к нам. Какое-то время он был хорошим. Он оплачивал счета и давал ей деньги на расходы. Он даже купил мне мою первую куклу, но она злилась на него, потому что он не давал ей лишних денег на таблетки, поэтому она ждала, пока он не уйдет на работу, и тайком приводила мужчин в квартиру. Однажды он пришел домой раньше и увидел меня в постели с мужчиной. Маршалл достал пистолет и заставил их сесть на кровать, а мне велел одеваться. Я слышала, как он кому-то позвонил, но была слишком напугана, чтобы слушать. Он заставил нас всех сидеть там, пока кто-то не постучал в дверь.

— Кто это был?

— Я не знаю. Я никогда не видела его раньше, но для меня он был большим и страшным, потому что, когда Маршалл рассказал ему о том, что увидел, придя домой, он взял пистолет и убил мою маму и мужчину на моей кровати. — Лили глубоко вздохнула. — Потом он повернулся ко мне и спросил, прикасался ли Маршалл когда-нибудь ко мне, и когда я ответила, что да, он убил Маршалла. Он поджег мою кровать и заставил меня уйти с ним. Я не пыталась кричать, я была слишком напугана.

— Еще бы, — мрачно сказал пастор Дин.

— Он взял меня с собой в долгую поездку. Почти все время я спала. Когда я проснулась, то оказалась в доме Бет, а его уже не было. Ее родители сказали мне, что они удочерят меня, и чтобы я забыла о маме и той жизни, которая у меня была раньше. Я так и сделала. Я заставила себя забыть все грязные вещи, которые меня заставляли делать. Я забыла мужчин. Я забыла свою маму. Я забыла Маршалла. Я забыла свою няню, от которой всегда пахло шоколадным печеньем. Я забыла моих подруг, Сойер и Виду, которые были мне как сестры. Я забыла каждую уродливую деталь своей жизни, пока не забыла саму себя.