Неукротимая Анжелика - Анн Голон

— Кто больше? Кто больше? — прошептал Эривян, потянувшись рукой к колокольчику, чтобы возвестить о конце торгов.

Черкесский князь издал рычание и расцарапал себе лицо в знак отчаяния. На лице араба появилась улыбка, растянувшая губы. Но тут поднялся Шамиль-бей, высокий белый евнух. Пока другие повышали ставки, он перебирал в уме всевозможные финансовые комбинации, какими он поправит пошатнувшиеся дела своего повелителя и заполнит ту брешь в его казне, которую сейчас пробьет. Холодно, бесстрастно он уронил, не разжимая зубов:

— Двадцать пять тысяч пиастров.

Лицо араба погасло. Он собрал свои камни, вложил в кошелек на груди и, поднявшись, медленно ушел в тень, растворился, покинув торговый зал.

Обернувшись к Шамиль-бею, Эривян медленно поднял колокольчик. Но вдруг рука его застыла, как в параличе, и все присутствующие замерли. Настало молчание, оно было таким долгим и таким пугающим, что Анжелика прислушалась и невольно подняла голову. И тут ее словно ударило. Да так, что она чуть не потеряла рассудок, едва не завыла в последнем кромешном бреду.

К подиуму через зал под удивленными взглядами медленно и спокойно шел человек. Он был огромен и до чрезвычайности странен. Черный с ног до головы, в черных кожаных перчатках с крагами, подбитыми серебряными заклепками, и в маске из той же черной кожи, закрывавшей все лицо до губ, окаймленных темной бородой, он походил на кошмарное видение.

За ним двигался приземистый капитан Янсен.

Эривян очень мягко опустил руку с колокольчиком. Он не зазвонил. Склонившись почти до земли, он елейно пролепетал:

— Эта женщина продается. Она интересует вас, господин Рескатор?

— На чем остановился торг? — голос под маской был низким и хриплым.

— На двадцати пяти тысячах пиастров, — ответил Эривян.

— Тридцать пять тысяч!

Армянин застыл с разинутым ртом. Тогда Янсен звонко повторил:

— Тридцать пять тысяч пиастров от моего хозяина монсеньора Рескатора! Кто даст больше?

Шамиль-бей упал на подушки и застыл в отупении.

Анжелика услышала рассыпчатый звон колокольчика. Мрачный силуэт вырос перед ней, и она почувствовала, как ее облек длинный бархатный плащ, который Рескатор снял с себя и набросил ей на плечи. Складки бархата упали до земли. Она яростно запахнулась в него. Никогда, никогда в жизни она не забудет испытанного стыда!

Незнакомые руки продолжали крепко держать ее, не давая упасть. Тут она почувствовала, что ноги подкашиваются и без этой поддержки она бы опустилась на колени. Глухой хриплый голос произнес:

— Прекрасный вечер выдался вам, Эривян! Француженка!.. И какого достоинства! Кто ее владелец?

Маркиз д'Эскренвиль вышел вперед, шатаясь, как пьяный. Его глаза горели на белом как мел лице. Дрожащим пальцем он тыкал в Анжелику.

— Потаскуха! — заговорил он заикающимся тусклым голосом. — Худшая потаскуха из тех, кого носила земля. Берегись, колдун, она выжрет твое сердце!..

Корьяно выскочил из-за занавеси, откуда он следил за торгами. Он встал между ними, раздвинув беззубый рот в сладчайшей улыбке.

— Не слушайте его, монсеньор. Радость помрачила его ум. Это очень милая дама… Очень послушная и нежная.

— Лжец! — проронил Рескатор.

Он сунул руку в суму из золотой парчи, висящую у пояса, вытащил оттуда кошелек, полный экю, и бросил его Корьяно, чей единственный глаз стал круглым от удивления.

— Но, монсеньор, — прошамкал флибустьер, — у меня ведь будет моя часть добычи…

— Да бери же, это задаток.

— Почему?

— Потому что хочу, чтобы каждый был сегодня счастлив.

— Браво! Брависсимо! — проревел Корьяно, подбросив в воздух свой колпак.

— Да здравствует монсеньор Рескатор!

Тот поднял руку:

— Праздник начинается.

Капитан Янсен передал приглашение, которое крупнейший денежный туз Средиземного моря обращал ко всем присутствующим. На празднике будут танцовщицы и музыканты, будет вино, кофе, жаркое из барашка. Экипажам корсарских судов презентуют целых быков, а на каждом перекрестке поставят бочки с вином из Смирны и мальвазией. Лакеи будут раздавать горожанам хлебы и мясо на вертелах, а с крыш будут бросать деньги в толпу.

Сегодня в честь француженки Кандия будет пировать. Так желает монсеньор Рескатор.

И все закричали:

— Виват!

— Вах! Вах! Вах! — с живостью вторили турки, вновь размещаясь на подушках, с которых только что встали. Все — от корсара до шейха — готовились к новым удовольствиям. Лишь два мальтийских рыцаря направились к дверям.

— Кабальеро, кабальеро! Не угодно ли присоединиться к нам?

Дон Хозе испепелил Янсена взглядом и удалился в сопровождении байи де ла Марша.

Глава 20

Лишь теперь Анжелика поняла, что продана. Продана пирату, заплатившему за нее цену корабля вместе с экипажем!.. Ей, видно, суждено переходить от одного хозяина к другому — это обычная судьба слишком красивой и желанной женщины. Из уст ее вырвался пронзительный крик. В нем были и отчаяние от того, что с ней произошло, и ярость тигрицы, попавшей в западню.

— Нет, не продана, не продана!..

Она бросилась, пытаясь разорвать кольцо разноцветных одеяний, которые ее окружали, но оно замыкалось, как адский круг, не выпуская ее. Несколько мгновений она боролась с янычарами Рескатора, но они, быстро одолев, аккуратно положили ее к ногам своего господина. Она потерянно повторяла:

— Нет, не продана…

— Разве в обычаях французских женщин убегать почти без одежды? Подождите, по крайней мере, пока вас оденут, мадам. — Глухой насмешливый голос Рескатора звучал где-то над ней. — Я позволю себе предложить вам несколько платьев. Может, они вам подойдут. Выберите то, что вам понравится.

В полном недоумении Анжелика подняла глаза, скользя взглядом по нависшей над ней черной фигуре вплоть до устрашающей маски, в которой жили лишь глаза. В них поблескивала ирония. Он рассмеялся.

— Поднимитесь, — сказал он и протянул ей руку.

Когда он встала, подчинившись ему, он отвел волосы, в беспорядке свисавшие на ее лицо, и погладил по щеке, как непослушного ребенка.

— Продана?.. Да нет же. На этот вечер вы — моя гостья, вот и все. Выберите себе туалет.

Он указал ей на трех негритят в красных тюрбанах, держащих, как в сказке, три роскошных наряда: один — из розового фая, другой — из белой парчи и третий — из зелено-голубого атласа, украшенного перламутром, переливающимся от пламени свечей.

— Вы колеблетесь? Какая из дам не стала бы колебаться… Но так как празднество не ждет, я бы посоветовал вам вот это платье с перламутром. По правде говоря, я выбирал его для вас, поскольку слышал, что у француженки глаза цвета морской волны. В нем вы будете походить на сирену. И это почти символ. Прекрасная маркиза, спасенная из пучины!..