Дар тому, кто рожден летать - Ричард Бах

Но однажды это случилось. Парни на мыловаренной фабрике заставили тему работать - без невесть откуда взявшейся команды чана номер три рассказ так и остался бы сморщенным мячом на пустом бейсбольном поле.

Довольно много времени ушло на то, чтобы понять: самое сложное в писательстве - сидя перед пишущей машинкой и как можно меньше думая, позволить теме самостоятельно себя развить. Раз за разом происходит сбой, и в конце концов начинающий писатель усваивает - стоит только начать копаться в идее и медленнее стучать по клавишам, как тут же результат становится все хуже и хуже.

Мне вспоминается "Затерянный в аэропорту имени Кеннеди". Первоначально эта вещь задумывалась как книга, но в итоге оказалась небольшим рассказом, и именно в ходе работы над ним я оказался ближе всего к грани умопомешательства. Как и в случае с "Письмом", слова то и дело соскальзывали куда-то в незримую сферу смертельно унылой тоски - цифры, числа, статистические выкладки то и дело вползали в строки. Почти целый год - дни и недели - в чудовищном замкнутом круге гигантского аэропорта - созерцая все происходящее - целые сумки исследований воздушной кукурузы - корзины заметок о сахарной вате - на бумаге все это превращалось в серую безвкусную мякину.

Наконец я решил: мне нет дела ни до того, что требуется издателю, ни до того, чего, собственно, хочу я сам, просто сделаюсь наивным и глупым, все позабуду и стану писать. И только тогда рассказ открыл глаза и закрутился.

Книга была отвержена, едва лишь издатель увидел, как она галопирует поперек игрового поля без малейшего намека на майку с номером сзади. Но в "AIR PROGRESS" вещь взяли сразу - как она была - нечто странное - не книга, не рассказ, не очерк. И мне неясно - победил я тогда или потерпел поражение.

Любой, кто поверяет журнальным страницам тайны своей любви и свои страхи, и озарения, навсегда прощается с личными секретами разума - он отдает их миру. Когда я писал "Сколь их компания приятна", одна из сторон этого прощания выглядела простой и очевидной: чтобы узнать писателя, необходимо не познакомиться с ним лично, а прочесть то, что он написал. Рассказ возник сам собой в результате внезапного открытия: некоторые из моих самых близких друзей - люди, с которыми я никогда не буду лично знаком.

На то, чтобы понять другую сторону прощания с секретами, мне понадобилось несколько лет. Что вы можете сказать читателю, который подходит к вам в аэропорту, зная о вас больше, чем о своем родном брате? Мне с трудом верилось, что я доверяю свою внутреннюю жизнь не одинокой пишущей машинке, и даже не листу бумаги, но живым людям, и время от времени они будут появляться и говорить:

- Привет!

А это не так уж приятно для того, кому нравятся вещи, далекие от +n$a*. ) суеты - небо и алюминий, и места, где по ночам стоит тишина.

- Эй, привет! - эти слова могут испугать, если вдруг слышишь их в месте, которое всегда считал укромным и уединенным. И благожелательность, с которой они произнесены, не имеет при этом никакого значения.

Сейчас я рад, что было уже слишком поздно звонить Невилу Шюту, или Антуану де Сент-Экзюпери, или Берту Стайлсу, когда я понял, что люблю тех людей, которыми они были. Потому что я мог только лишь испугать их своими восхищенными похвалами, заставить возвести стены "я-рад-что-книга-вампонравилась", отгородившись ими от моего вторжения. И теперь я знаю их гораздо лучше, поскольку никогда не разговаривал с ними и ни разу никого из них не встречал в книжных магазинах на плановых мероприятиях, где раздают автографы. Я не знал этого, когда был написан рассказ "Сколь их компания приятна", но все равно получилось не так уж плохо: В конце концов, приятно, когда новые истины соответствуют старым без натяжек и допущений.

Подавляющее большинство вошедших в данный сборник рассказов было напечатано в специальных журналах. Несколько тысяч человек, возможно, прочитали их и выбросили или сдали бойскаутам на макулатуру. В том мире, где пишутся журналы, все так мимолетно. Жизнь, по продолжительности равная жизни майской бабочки, и смерть - это если тебя не печатают вовсе.

Вот они - лучшие из моих бумажных детей. Я спас их, извлек из-под многотонных гор мусора, не дал погибнуть в огне и дыму, они снова живы, они бросаются со стен замка, твердо веря в то, что полет - это радость. Перечитывая их сегодня, я слышу свой собственный голос, он гулко отдается в пустой комнате:

- Замечательный рассказ, Ричард! Именно это я называю красивой литературой!

Они смешат меня, а кое-где - заставляют плакать, и за это - нравятся мне.

Возможно, какие-то из моих детей могли бы быть вашими. И, кто знает, может быть, им удалось бы взять вас за руку и помочь вам прикоснуться к той части вашего дома, которая есть небо.