Голубой пакет - Георгий Брянцев

Анзират проснулась с приглушенным криком и услышала, как дребезжит телефонный звонок. Она вскочила, вытерла холодный пот и побежала в кабинет.

В комнатах было светло. Ушли кошмары и страхи. Анзират бросила взгляд на стенные часы: боже мой! Десять утра! Сколько времени она проспала!

Подняв трубку, она услышала голос Саттара.

21

Халилов приехал в Ташкент в ночь с воскресенья на понедельник и остановился в общежитии Дома офицеров. Утром, даже не позавтракав, он заторопился в военкомат. И вот тут пошли события совершенно непонятные.

Оказалось, что полковник Куприянов уже три дня назад получил отпуск и уехал в Рязань, а поэтому мог беседовать с Токандом по телефону только с промежуточной железнодорожной станции, но никак не из Ташкента. Никакой телеграммы в Токанд с вызовом Халилова на переговоры из военкомата не отправлялось. В отделе кадров никто ничего не знал.

Озадаченный и встревоженный Халилов не мог взять в толк: кому и зачем понадобилось сыграть с ним такую злую шутку? Он пришел к заключению, что, очевидно, он мешал кому-то в эти дни в Токанде. Все минувшие события сплелись в одно целое и не совсем понятное: история с загадочным клинком, странное поведение Людмилы Николаевны. Кстати, ведь она при ехала из Ташкента. Придется позвонить в Комитет по делам физкультуры и спорта и навести о ней справки.

Он тут же из военкомата позвонил, назвал себя и просил сообщить, скоро ли вернется инструктор Людмила Николаевна, командированная в Токанд. Ему ответили, что никакой Людмилы Николаевны среди сотрудников комитета нет и не было и никого в Токанд комитет не посылал.

Халилов окончательна утвердился в своих подозрениях. Все ясно… Значит, как он и предполагал, Людмила Николаевна — авантюристка. Теперь подполковник не мог отделаться от дурного предчувствия. Ему мерещилось, что без него дома произошли странные, непоправимые несчастья. Надо немедленно звонить в Токанд!

Халилов выбежал из военкомата, сел в первое попавшееся такси и помчался на междугородную телефонную станцию. Он ворвался к начальнику станции и попросил заказать срочный, вне всяких очередей разговор с Токандом.

То, что он услышал от Анзират, показалось ему до того неправдоподобным, выдуманным, что он отказывался верить и с опаской подумал, не больна ли жена.

Успокоив кое-как жену и строго наказав ей запереть все двери, калитку и никуда не выходить из дому, он попросил станцию переключать его на Шубникова.

Услышав в трубке голос Шубникова, Халилов стал торопливо и бессвязно докладывать ему о нелепом положении, в котором он оказался в Ташкенте, и о том, что произошло дома. Подполковник прервал его:

— Все знаю! Спокойствие! Не теряй головы. Мы здесь оказались недостаточно проворными и кое-что прохлопали, но ничего страшного не произошло. Игра идет к концу. Ты должен срочно возвратиться. Постарайся получить место на ферганский самолет. Он вылетает из Ташкента, кажется, в семнадцать часов. А я подъеду в Фергану на машине и встречу тебя. О доме не беспокойся. Никакой угрозы сыну нет, а жене — тем паче. И главное спокойствие!

Халилов повесил трубку, вытер взмокший лоб и облегченно вздохнул. Но тут же мелькнула беспокойная мысль: а может быть, Шубников просто успокаивает его?…

22

За окном догорала вечерняя заря. Понедельник был на исходе.

Наруз Ахмед сидел у стола в своей комнате, а перед ним лежал листок бумаги из ученической тетрадки с замысловатыми знаками, арабскими буквами, цифрами и пятью черепами. Сейчас этот листок казался Нарузу Ахмеду центром вселенной.

Удача полная! Такого хорошего настроения у него давно уже не было. Все вышло именно так, как он наметил. Даже упрямый ишак Икрам-ходжа и тот вынужден признать превосходство Наруза Ахмеда и точный расчет его плана.

Вполне возможно, что подполковник Халилов там в Ташкенте уже сообразил, что его одурачили и провели за нос. Он сейчас рвет и мечет. Тем лучше. А дело сделано. И никто, конечно, не подкопается, что вместо полковника Куприянова по телефону с токандским военкомом беседовал Гасанов и что телеграмма с вызовом Халилова и фальшивым номером отправлена опять же не Куприяновым, а Гасановым. И все прошло гладко, без сучка без задоринки. Удивительно, что такую телеграмму привяли на почтамте. Но на то и дураки водятся, чтобы умные их обставляли. А кто придумал? Он, Наруз Ахмед! А кто каркал, что из этой затеи ничего не получится? Икрам-ходжа! Не верил он и в то, что Анзират поддастся на приманку, придет на свидание и принесет клинок. Не верил, что служебную телеграмму примут от частного лица.

Ни во что не верил этот старый брюзга и трус. Слушая его, можно было и сегодня сидеть с пустыми руками. Но теперь-то он вынужден признать удачу. И до чего же упрям этот старик! До глупости! Уже после того, как таинственный шифр был скопирован с клинка, Икрам-ходжа стал протестовать против возврата клинка. В своем упрямстве он не хотел внять доводам Наруза Ахмеда. А смысл в этом возврате был глубокий: если бы они не вернули клинок, то Халилов по приезде, несомненно, поднял бы такую шумиху, что небу стало бы жарко. В розыски клинка включились бы все силы милиции и МГБ. А кому нужна шумиха? Теперь Халилов ничего не предпримет. Если Анзират все ему расскажет, он постарается скрыть это дело, ибо побоится раскрыть начальству тот неприятный факт, что жена его вступила в сговор с бывшими басмачами. Но вернее всего предположить, что Анзират будет молчать и ничего не расскажет мужу: вряд ли она рискнет возбудить в нем ревность напоминанием о Нарузе Ахмеде, а тем более напоминанием о том, что Джалил не родной сын Халилова…

Халилову нет никакого резона поднимать историю: небезопасно для карьеры и весьма неприятно с точки зрения семейной. В конце концов клинок цел? Цел. В доме? В доме. Чего еще человеку надо! Да, расчет оказался верным.

Торжествующий, довольный Наруз Ахмед встал и спрятал листок с шифром в карман. В комнату вкатился Икрам-ходжа.

— Удалось купить? — спросил его Наруз Ахмед.

— Почему бы это мне не купить? — ответил старик и подал железнодорожный билет. — Поезд отходит завтра утром, можно не торопиться.

Наруз сунул билет в карман и возбужденно стал расхаживать по комнате и рассуждать:

— Теперь вот что… Мне думается, что торчать Гасанову в Токанде нет никакой надобности. Он здесь уже примелькался, а тут еще этот роман с Людмилой Николаевной… Как вы смотрите, Икрам-ата?

— Пожалуй, в твоих словах есть истина, сын мой, но…