Русская красавица. Анатомия текста - Ирина Потанина

— А! Вашу мать! Какого черта ЭТО тут делает?! — верещит, спустя миг. У Гава, у обычно мирного, безобидного Гава сработал инстинкт. Мало того, что на вверенной ему территории находился некто неприятный, так он еще и попытался унести что-то хозяйское… Гав подскочил и — совсем не больно, но грозно тяфкая, — цапнул Лиличку за лодыжку.

— Гав, ты что?! — глаза Людмилы на миг стали больше очков, потом она опомнилась, полезла в сумочку за аптечкой, засуетилась. — Извините, извините, с ним это в первый раз, да сейчас его дядя Миша приедет заберет. Нет, он не прогуливает, у него отгул сегодня. Ох, Лилия Валерьевна — гадость, дрянь, сволочь! — мне так неловко… Нет, это я не вам, что вы… Ругательства, это все Гаву-сволочи!

Сплошь покрытая заботой и извинениями, обработанная всеми препаратами из Людмилиной аптечки, включая детский крем и кусок лейкопластыря, офонаревшая от нашей наглости — собака в помещении! Да кто позволил такое! Ну что мне, снова охрану увольнять? — Лиличка, наконец, уходит к себе.

— Приплыли, — разводит руками Людмила, выглядя очень растерянной. — Нет, ну надо же!

Решаем забыть, возвращаемся к игре, успокаиваясь…

— Я уже возле ворот! — бодро рапортует дядя Миша из телефона. — Подготовьте Гава к транспортировке!

— Что? — шок сменился у Людмилы повышенной смешливостью. — Ты тоже не в своем уме, как и наша псинушка? Что значит «подготовьте», как это? Я его что, запеленать и вынести должна? Образно? А, чтоб предупредить, что уже близко… Давно пора быть близко, у нас тут сплошное обхохочешься. Пьем? Нет, не пьем. Играем в шахматы. На что играем? Об этом как-то пока не задумывались… — Людмила откладывает трубку, посмеивается в сторону Гава. — Все, друг мой, сейчас дяде Мише нажалуюсь, он тебя будет воспитывать.

Пес с несчастным видом отворачивается. Он хотел, как лучше, не посмотрел на общую усталость организма после прививок, не пожалел своих сил, а оказывается…

— И правда, на что играем-то? — переключается Людмила. — На деньги — наивно, все равно нет их у нас и не будет, на щелбаны — неаристократично. Выходит, на желание…

— Ага, — загораюсь вдруг. — Давайте тот, кто проиграет… Х-м… — встречаюсь глазами с заинтересованным взглядом Гава. — О, знаю! Кто проиграет, тот повторит подвиг Гава. Точно! Укусит первого же вошедшего к нам за щиколотку. Так сказать, для наглядной демонстрации. Должен же дядя Миша понимать, какую подлость совершил воспитуемый…

Людмила закрывает рот обеими ладонями и отчаянно прыскает. Я и сама хохочу на весь кабинет. М-да уж, выдался рабочий денек, ничего не скажешь…Обычно играем примерно на равных, но тут Людмила делает детскую совершенно ошибку, нервно бегает от шахов, но не спасается.

— Мат! — объявляю приговор. В тот же момент дверь распахивается. На пороге… — как?! но ведь дядя Миша позвонил, что у ворот уже, он ведь должен был войти, он обязан был!!! — разъяренная Лиличка:

— Что за хохот на весь коридор. Вы хоть вид делайте, что трудитесь. Хоть изображайте рабочую обстановку, что ли, для приличия…

На Людмилу больно смотреть. Краснеет, бледнеет, сглатывает застрявший в горле комок. Потом пересиливает себя, подходит к Лиличике, медленно опускается на колени, наклоняется, кусает.

— А-а-а! — визжит совсем очумевшая наша руководительница. — Вы что, дури нанюхались? Что у вас тут творится?

Я хватаю ее за руки, чтоб не сбежала, пытаюсь объяснить, давлюсь смехом, пытаюсь снова.

— Я смотрю, корпоративный дружеский дух на пике развития? — невозмутимо замечает дядя Миша, заглядывая в дверь. — Я могу забрать собаку?

— Ох, — хватается за живот Лиличка, корчась в кресле. — Сделайте уж одолжение!

Нам снова очень повезло. Инцидент с Гавом проделал все необходимое. Мы с Лиличкой снова были в нормальных отношениях. Смех сломал выросшую было между нами преграду субординации, и вот теперь я была приглашена посмотреть, что там у нее за новые друзья.

Все это оказалось как нельзя кстати. Прямо будто специально, честно слово. Ведь еще вчера мы с моими аферистами тщетно ломали голову, как бы наладить контакт с Лиличкой и вынудить ее пойти на некоторые уступки нашим условиям.

— Ну вот, теперь ты будешь на меня давить. Скучно! — Лиличка поднимает одну бровь, тянется к сигаретам. — Ладно, выкладывай, что там у вас за нижайшие просьбы-требования.

Мы сидим в одном частном клубе, хорошо знакомом мне по предыдущим образам жизни. Очередная закрытая вечеринка, очередные тонущие в табачном смраде завсегдатаи. От квартирных посиделок отличается лишь степенью беспредела. Тут, все — таки, нужно блюсти лицо, ввиду элитарности заведения. А в остальном — все то же. Кстати, обещанные Лиличкиными друзьями— хозяевами клуба — угощения должны лихо ударить по мозгам. Ради предстоящих плодов разговора, соглашаюсь употребить что угодно.

— Мне не хочется использовать Люду и Мишу, как рабов. Пусть их фамилии будут указаны в тексте. — предотвращаю Лиличкин отказ, повышая голос. — Не на обложке! На титульном листе с названием. Небольшим шрифтом, что-то вроде «книга создана при содействии…». Ну, Лиль, ну тебе ведь это вообще ничего не стоит, а мне — очищение совести.

Несколько минут она молча крутит все это в голове.

— В принципе, мне все равно, — соглашается. — Если не на обложке и с такой формулировкой — согласна.

— Ес! Ес! Ес! — верещу по-детски и вполне искренне. Лиличка расплывается в улыбке. Ей нравится выступать в роли щедрой покровительницы. Эх, если б еще и два других пункта плана осуществились…

— О-о-о, смотри какие люди! — хищно сощурившись, шепчет Лиличка, указывая куда-то в сторону. Оборачиваюсь и обалдеваю. Там, возле барной стойки, возвышаясь «над скоплением тупиц» улыбающейся, умиротворенной глыбой, стоит Боренька. На нем, активно размахивая руками и что-то горячо доказывая, висит Владлен. Оба уже хорошо поддали и потому говорят довольно громко. Музыка на миг замолкает и нам вдруг становится слышен обрывок их диалога…

— Инвестиции в искусство — это наш конек! — намеренно картавя кричит Леночка. — Мы сделаем мир лучше! Кто же — если не мы!

Боренька кивает молча и с пониманием. Потом морщится, без тоста опрокидывая в себя очередную рюмку.

— У меня пять профессиональных музыкантов. Они увидели во мне талант. Поверили. Из таких групп поуходили — сказать страшно…

«Я все вру, я все вру…» — мощно и метко перекрывает их треп включенный барменом «Аукцион». Не могу не радоваться таким милым совпадениям. Лиличка меня полностью поддерживает:

— Действительно просто морочат друг другу головы. И главное — оба понимают, что разговор не серьезный. Просто тешут свои амбиции бессмысленным трепом. Ну и порода! Ничтожные лгуны…У одного нет средств, у другого — музыкантов. Зато у обоих понтов выше крыши. Я наводила справки, когда исследовала твое окружение, — ничуть не стесняясь, заявляет она.

И тогда я решаюсь:

— Лиль слушай, ну его все, а? Я устала. Я смертельно устала. Давай устроим отпуск.

— Что-что? — глаза Лилички заметно округляются.

— А что? Нет, ну смотри, от нас же все для продолжения уже готово. План последних глав я окончу через пару дней. Мише и Люде нужна будет максимум неделя, чтобы дописать, и вычитать куски друг друга… И все. Понимаешь? От нас больше ничего не требуется. В издательство Людмила сама все отвезет, она ведь отлично контачит с их ребятами. Там проведут все орфо и прочие вычитки. Если что серьезное — нам позвонят. Ну, правда, ну, какой смысл нам с тобой сидеть и высиживать эту корректуру. В издательстве и без нас прекрансо справятся. А мы рванем куда-нибудь в отпуск. Ну, хоть на десять дней, а? Приедем — а книга уже всем тиражом на складе… Давай в Болгарию? Я там не была никогда, но говорят — здорово… Ох, нагуляемся, ох, начудим… Только у Геннадия гонорары мои выбей, хорошо?

— Вот это новость… Мне как-то в голову не приходило, что ты хочешь в отпуск… — Лиличка недоверчиво смотрит на меня. — Устала?

— Страшно! Хочу беззаботности, хочу веселиться, хочу… Ой, чего я только не хочу, но никак не торчания в городе. Слушай, мы имеем право на отпуск в перерыве между окончанием текста и началом шумихи вокруг него! Имеем!

Ничего определенного Лиличка не говорит. Обещает подумать, все прикидывает и прикидывает в голове, где я собираюсь ее кинуть, и можно ли действительно согласиться на мое предложение. Поначалу прикидывает молча, потом начинает делиться соображениями. А еще позже — это уже будучи глубоко не в себе, от преподнесенных «угощений», — Лиличка впадает в форменную истерику. Выясняется, что церберша моя тоже не железная, что она тоже страшно измоталась, что она тоже хочет жить… Обе мы уже изрядно не в себе. Лиличка — совершенно, а я — приблизительно.

— Устала, устала врать, устала пахать, как проклятая! — рыдает она, ничуть не смущаясь окружающих… Официант регулярно меняет пепельницу, приносит новые салфетки, но успокоительное не рекомендует. Видать, привыкший. Видать, после «угощений» здесь частенько такое бывает с дамами. — А все для чего? — орет Лиличка. — Чтоб было зачем жить. А ведь это — бред. Потому что жить на самом деле незачем! Артур-ублюдок предупреждал, что когда учишься управлять чужими жизнями, понимаешь отсутствие в них — в жизнях — ценности. И свою уже тоже воспринимаешь, как игрушку. Захочешь, попыхтишь, нагнешь кого-то, напряжешься — станешь кем угодно, расслабишься — пойдешь на дно. Вот и все законы. Скучно, жестоко, муторно… Предупреждал, а сам как раз нагибал меня. И не где-нибудь — на заднем сидении машины Геннадия, который буквально на пару минут по делам с водителем выскочил… Нагибал и шарил пальцем под платьем. Жал там на что-то многозначительно, думал, ас в женской физиологии. Да только ни фига он не ас — и давил не туда, и сжимал не так… Понты одни. Но я виду, конечно, не подала, зачем расстраивать мальчика. Ему так хотелось произвести впечатление. Тем более, за смелость надо было поощрить. Ведь додумался же, ведь решился же, почти на глазах у Геника, а?! Поощрила. Катались по сидению, как дикие звери! И как только нас никто не застукал за тем катанием…