Черные реки сердца - Дин Кунц

Она оказалась перед дилеммой.

Затем, когда они уже подходили к ее машине и холодный ветер завывал в рядах пальмовых деревьев, а воздух был напоен запахом жаренных на древесном угле стейков, исходившим от ресторана, Рой Миро совершил нечто самое неожиданное и жестокое из всего, что Ева когда-либо видела за свои тридцать два года, насыщенные жестоким опытом.

В какой-то момент, уже после извлечения из «Эксплорера» и перемещения в «Ренджровер» (может быть, прошло две минуты или час, или тридцать дней и тридцать ночей — Спенсер не знал), он очнулся и увидел мчавшиеся шары перекати-поля. Темные кактусы мелькали в свете фар.

Он повернул голову влево и увидел Валери за рулем.

— Привет.

— Привет.

— Как вы сюда попали?

— Сейчас это вам сложно понять.

— А я сам сложный парень.

— Не сомневаюсь в этом.

— Куда мы едем?

— Подальше отсюда.

— Это хорошо.

— Как вы себя чувствуете?

— Мутит.

— Только не описайтесь на сиденье, — сказала она с явной насмешкой.

— Я постараюсь, — ответил он.

— Хорошо.

— Где моя собака?

— А кто, по-вашему, лижет вам ухо?

— Ох.

— Она прямо за вами.

— Привет, приятель.

— Как ее зовут? — спросила она.

— Рокки.

— Вы, должно быть, шутник.

— Почему?

— Это имя. Не соответствует.

— Я так назвал ее, чтобы придать ей побольше уверенности.

— Но это не действует, — сказала она.

Впереди показались какие-то странные каменные нагромождения, словно храмы богам, забытым еще до того, как человеческие существа получили представление о времени и научились считать проходящие дни. У Спенсера они вызывали трепет, а она вела машину среди каменных глыб с большим опытом, маневрируя, спускаясь вниз по пологому холму в обширную, темную долину.

— Никогда не знал его настоящего имени, — сказал Спенсер.

— Настоящего имени?

— Как его звали щенком.

— Но не Рокки?

— Видимо, нет.

— Не был ли он раньше Спенсером?

— Его никогда не звали Спенсер.

— Значит, в голове у вас достаточно прояснилось, чтобы быть уклончивым.

— Не совсем. Просто привычка. А как вас зовут?

— Валери Кин.

— Лгунишка.

Он снова отключился на какое-то время. Когда он пришел в себя, вокруг по-прежнему простиралась пустыня: песок и камни, кустарники и перекати-поле, и темнота, пронизываемая лучами фар.

— Валери, — сказал он.

— Да?

— Как ваше настоящее имя?

— Бесс.

— А дальше?

— Беер.

— Назовите по буквам.

— Б-е-е-р.

— В самом деле?

— В самом деле. На сейчас.

— Что это значит?

— Что значит, то и значит.

— Это значит, что сейчас это ваше имя после Валери.

— И что?

— А какое было имя до Валери?

— Ханна Рейни.

— Да, — сказал он, сознавая, что в нем пока работают лишь четыре цилиндра из шести. — А раньше?

— Джина Делюцио.

— А оно настоящее?

— Звучит как настоящее.

— Это имя, с которым вы родились?

— Вы имеете в виду имя, которое я носила щенком?

— Да. Так как вас звали, когда вы были щенком?

— Меня никто давным-давно не зовет моим щенячьим именем.

— Вы очень забавная.

— Вам нравятся забавные женщины?

— Должно быть.

— Значит, так, забавная женщина, — сказала она, словно читала раскрытую страницу, — трусливая собачонка и загадочный мужчина едут по пустыне в поисках своих настоящих имен.

— В поисках места, где можно стошнить.

— О нет.

— О да.

Она нажала на тормоза и распахнула дверцу.

Когда он проснулся, они все еще ехали по пустыне.

— У меня во рту ужасный привкус.

— Я не сомневаюсь в этом.

— Как ваше имя?

— Бесс.

— Брехня.

— Нет, Беер. Бесс. Беер. А как ваше имя?

— Мои преданные друзья индейцы называют меня Кемосэйб.

— Как вы себя чувствуете?

— Дерьмово, — ответил он.

— Ага, выходит, вот что означает «Кемосэйб».

— Мы когда-нибудь остановимся?

— Нет, пока над нами густая облачность.

— А какое значение имеет облачность?

— Спутники, — ответила она.

— Вы самая странная женщина, которую я когда-либо встречал.

— А вы еще подождите.

— Как, черт возьми, вы нашли меня?

— Может быть, я телепат.

— А вы телепат?

— Нет.

Он вздохнул и закрыл глаза. Он был почти уверен, что кружится на карусели.

— Мне было назначено найти вас.

— Сюрприз.

— Я хотел помочь вам.

— Спасибо.

Он упустил миг пробуждения. Некоторое время были только тишина и спокойствие. И тогда он вышел из тьмы и открыл красную дверь. Там были крысы в катакомбах.

Рой выкинул сумасшедший номер. Когда он уже совершал все, он даже сам изумился риску, на который шел.

Он решил, что перед Евой Джаммер будет самим собой. Не скрывая своей подлинной сущности. Его глубоко завершенной, сострадательной, любящей сущности, которую он и наполовину не приоткрывал в том вкрадчивом, бюрократичном функционере, каким он представал перед большинством людей.

Рой хотел рискнуть с этой сногсшибательной женщиной, потому что он ощущал, что ее ум был столь же великолепен, как ее прекрасное лицо и роскошное тело. Эта женщина была настолько близка к эмоциональному и интеллектуальному совершенству, что могла понять его, как никто другой.

Во время ужина они не сумели найти ключи к душам друг друга, но они жаждали соединения — это было их судьбой. Когда они покидали ресторан, Рой был озабочен тем, что момент, может быть, упущен и их судьба не сложится как надо. Поэтому он пустил в ход силу, которой одарил его доктор Кеворкян совсем недавно с телевизионного экрана в самолете. Он нашел в себе мужество открыть тайну своего сердца Еве и подстегнуть судьбу.

На автостоянке за рестораном, в некотором отдалении от Евиной «Хонды» припарковался голубой «Додж»-фургон, из него появились мужчина и женщина, видимо, приехавшие поужинать. Им обоим было за сорок, мужчина передвигался в инвалидной коляске. Электрический подъемник, управляемый им без посторонней помощи, спустил его на землю через боковую дверцу фургона.

Больше никого на автостоянке не было.

— Я отойду на минутку, — сказал Рой Еве, — только поздороваюсь.

— Хм?

Рой подошел прямо к «Доджу».

— Добрый вечер, — произнес он, нащупывая под пальто свою кобуру.

Пара взглянула на него, потом оба сказали:

— Добрый вечер, — с некоторым замешательством в голосе, словно пытались припомнить, встречали ли они его раньше.

— Я чувствую вашу боль, — сказал Рой, вынимая пистолет.

И он выстрелил мужчине в голову.

Его вторая пуля была направлена в горло женщине, но не прикончила ее, та упала на землю, забавно подергиваясь.

Рой обошел мертвого мужчину в инвалидной коляске. Женщине на земле он сказал:

— Извините, — и выстрелил в нее снова.

Новый глушитель на «беретте» действовал прекрасно. Под февральским ветром, завывающим между пальмами, ни один из трех выстрелов не был слышен на расстоянии десяти футов.

Рой повернулся к Еве Джаммер.

Она выглядела потрясенной.

Он подумал, не был ли он слишком импульсивным для первого свидания.

— Это печально, — сказал он, — что некоторые люди вынуждены терпеть, как складывается их жизнь.

Ева взглянула на тела, потом встретилась глазами с Роем. Она не закричала и даже не произнесла ни слова. Конечно, она могла быть в шоке. Но он не думал, что именно из-за этого эпизода. Казалось, она силилась понять, в чем дело.

Может быть, теперь все будет как надо.

— Я не могу их там оставить, — сказал он, убрав пистолет в кобуру и натянув перчатки. — Они имели право сохранить достоинство.

Пульт управления подъемником находился на подлокотнике кресла-каталки. Рой нажал на кнопку, и кресло с мертвецом поднялось над стоянкой.

Рой вошел в фургон через отодвигавшуюся на роликах дверь и вкатил коляску внутрь.

Полагая, что мужчина и женщина были мужем и женой, Рой продумал подобающую неожиданную сцену. Ситуация была настолько очевидной, и у него не было времени проявлять оригинальность. Он должен был повторить все, что сделал с Беттонфилдами вечером в среду в Беверли-Хиллз.

Высокие фонари хорошо освещали автостоянку. В открытую дверцу проникало достаточно света, чтобы позволить ему выполнить свою работу.

Он поднял мертвого мужчину из его кресла и положил на пол лицом вверх. В фургоне не оказалось коврика. Рой посожалел об этом, но под рукой не было ни дорожки, ни одеяла, чтобы обустроить последний приют пары более комфортно.

Он затолкал кресло в угол, чтобы оно не мешало.