Заговор против маршалов - Еремей Парнов

Перед отъездом в Одессу Якир собрал начальников родов войск. Перебазировка с зимних квартир в лагеря прошла без сучка и задоринки. В палаточных городках вовсю разворачивалась подготовка к техническим учениям. Командиры и комиссары корпусов, дивизий и бригад, разбросанных по всему театру Днестра, Збруча, Буга, Случи, Тетерева, Горыни, Десны, а также Черноморского побережья, получили своевременное оповещение.

—      Задача у нас одна,— подвел итоги команду­ющий,— провести учения с демонстрацией всех видов техники на самом высоком уровне.

—      Как заведено в округе,— добавил начальник Политуправления армкомиссар второго ранга Аме­лин.— По-стахановски!

—      Обеспечить стопроцентную явку начсостава пору­чаю вам,— Якир передал списки комдиву Бутырскому, новому начштаба.— Вопросы есть?.. Тогда все свободны. Товарищей Фесенко и Тимошенко прошу задержать­ся,— он оставил обоих заместителей, чтобы еще раз четко разграничить обязанности. Тем более что ладить с Тимошенко было непросто. Слишком долго засиделся на кавалерийском корпусе и с трудом постигал значение технических средств. Не помогли ни высшие курсы, ни учеба в Германии. Оборону решительно не признавал. Шашки наголо и «ура». Любимчик нар­кома.

Засовывая карты в планшеты, командиры подня­лись из-за стола.

—       Желаю всласть искупаться в черноморской воде и покушать бычков,— неудачно пошутил комдив Шмидт, подойдя попрощаться. Из Дмитрия вырос превосходный танкист, но и для него время в каком-то смысле остановилось на гражданской. Что хотел, то и болтал, не считаясь ни с положением, ни с обстоятель­ствами.

Якир сделал вид, что не расслышал, и молча подал руку. Зажег новую папиросу, позвонил домой.

—      Я еще малость подзадержусь, Саечка,— успо­коил жену.— Как, уже сама собрала?.. Ну спасибо, спасибо... Тогда я пошлю машину... Поцелуй за меня Петра.

Пока шофер ездил на Кирова, а потом отвозил за­ботливо уложенный чемоданчик на вокзал, где в тупике стоял личный вагон, Иона Эммануилович благополучно разрешил тонкую процедуру раздела власти и малость побалагурил с замами.

Уехал в приподнятом настроении. С Одессой и ее портом было связано столько воспоминаний.

«Считаю, что тов. Ягода в записке от 25 марта 1936 г. правильно и своевременно поставил вопрос о решитель­ном разгроме троцкистских кадров,— оперативно отреагировал Вышинский на посланный ему матери­ал.— ...С моей стороны нет также возражений против передачи дел о троцкистах, уличенных в причастности к террору, то есть в подготовке террористических актов, в военную коллегию Верховного суда Союза, с приме­нением к ним закона от 1 декабря 1934 г. и высшей меры наказания — расстрела...»

20 мая опросным голосованием Политбюро приняло соответствующее постановление.

Санкцию на арест Муралова Сталин дал заранее, не дожидаясь формального утверждения намеченных мероприятий. Список «параллельного центра» находил­ся в работе.

Николай Иванович Муралов был активным участни­ком первой революции и одним из руководителей Московского восстания в 1917 году. Исключенный в 1927 году из партии, он только теперь решил отме­жеваться от троцкистской платформы, о чем и сообщал в заявлении, поступившем в самом начале года в ЦК. Сталин предусмотрительно распорядился оставить его без рассмотрения: слишком поздно очухался. Упорст­вующий оппозиционер подпадал таким образом под постановление. Его арест открывал интересные пер­спективы сразу по нескольким линиям. Прежде всего — по военной. В годы гражданской войны Муралов был членом РВС Третьей и Двенадцатой армий, затем — всего Восточного фронта, в последующий период коман­довал Московским и Северо-Кавказским военными округами.

По звонку из Москвы его взяли работники управле­ния по Западно-Сибирскому краю.

Семь месяцев и семнадцать дней он отказывался от признаний вины.

Командира Восьмой отдельной танковой бригады Шмидта забрали на киевской квартире за неделю до начала учений. Обыск длился всю ночь, а на рассвете героя гражданской затолкали в товарный вагон с грубо сколоченными нарами и вместе с другими арестованны­ми повезли в Москву. Впрочем, об этом он узнал лишь по приезде, когда пришла пора пересесть в подогнанный к перрону «воронок». О том, что везут на Восток, догадался по солнцу, бившему сквозь щели, а куда именно — не знал.

Очутившись в деревянном боксе внутренней тюрьмы на Лубянке, он еще на что-то надеялся, готовился что-то там доказать, но когда, стоя, в чем мать родила, увидел, как сноровисто свинтили с гимнастерки ромбы и ордена, понял: конец.

Мерзкая, унизительная процедура телесного осмотра подкосила напрочь. Стиснув зубы, чтобы не разрыдать­ся, не врезать сплеча холуям в белых халатах, так и сяк вертевшим его, он думал только об одном: как бы не лишиться сознания. Не доставить такого удовольст­вия паразитам.

—      Вы часом не из деникинцев? — процедил на пос­леднем пределе.

В камере, где каждые три минуты открывался глазок, он провел, потеряв счет времени, двое суток. Не более. Установил это, погладив обросшее лицо. Почти обрадовался, когда вызвали на допрос: затеплилась какая-никакая надежда.

С ним посменно работали Гай и Ушаков. Сначала держали на «конвейере», потом, заходясь остервенелой матерщиной, взялись за обработку. Свалив с табуретки, пинали сапогами по ребрам, резиновым шлангом поло­совали спину. Метили все больше по почкам: на третьи сутки пошла окрашенная кровью моча.

—      Вот тебе, падла, вот,— домогался признательных показаний Ушаков.— Нашли у тебя при обыске? Все расскажешь как миленький, польско-немецкий шпион! И не таких раскалывали, не чета тебе, говно.

Шмидт не сразу понял, чего добивается следова­тель, какую бумагу сует под нос. Постепенно дошло, что он, Дмитрий Шмидт, обвиняется в подготовке покушения на Ворошилова. Только и всего. Причем во время маневров и по заданию иностранных разведок, чтоб расчистить путь к власти командарму Якиру. Найденный при аресте график передвижения наркома служил уликой, вещественным доказательством.

—      Но это ж какой-то кошмар! — едва ворочая распухшим языком, хрипел комдив, и кровавые пузыри выдувались на изуродованных губах.— Бред сумасшед­шего. Да такие графики раздавали всем командирам соединений! Это же легко проверить! Этапы учения...

—      Попой-попой, сволочь,— прерывал Ушаков, сги­бая и разгибая упругую резиновую трубу.— Сейчас опять юшкой умоешься. Да нам совершенно точно известно, что твой вонючий Якир дал директиву готовить бригаду к восстанию. Когда уезжал в Вену, якобы на лечение.

—      Чего ж мы не восстали, паскуда? — силясь приподняться с приколоченного к полу табурета, дер­нулся было Шмидт, но второй следователь оглушил его ударом по темени.

—      Зачем горячиться? — попенял Ушаков.— Он уже на пределе. Завтра, вот увидишь, будет писать роман.

По сценарию в «романе» Шмидта предполагалось полностью раскрыть предательскую роль верхушки Киевского военного округа во главе с Якиром и про­тянуть связи в соседний Харьковский округ, где коман­довал Дубовой. На Тухачевского требовались отдельные показания. Собственноручно написанные, вернее, пере­писанные с подготовленного варианта, поступившего лично от товарища Ежова. Остальное — по ситуации, как выйдет.

—      Кузьмичева уже доставили? — спросил напарни­ка Ушаков.— Не знаешь? — и вызвал звонком кон­воира.— В камеру!

Начштаба авиабригады Кузьмичева арестовали чуть позже и тоже определили во внутреннюю тюрьму. Его «прикрепили» к «хорошему» следователю, «вежли­вому». Вместо того чтобы сразу сломать подследствен­ного, ввергнув его в самое пекло, такой вариант предусматривал постепенную тактику наводящих вопросов, обстоятельное разматывание, когда неизбежно выскакивают характерные подробности и, никуда не денешься, имена. Какие угодно сначала. Глядишь, где-нибудь пригодится. Следователь предполагал раз­вернуть дело как можно шире, начав с партизанских баз, которые Якир вместе с секретарем ЦК КП(б) Косиором начали создавать еще в тридцатом году. Тысячи людей прошли тогда через учебные сборы. На них формировались лесные отряды и целые соединения. Якир не только утверждал, но зачастую и разрабатывал программу, добиваясь максимального приближения к реальным условиям партизанской вой­ны. В том, что воевать придется, и именно так — от­ступая в начальной стадии под напором противника, он не сомневался: С этой целью в приграничной полосе была развернута сеть тайников, где хранилось оружие, продовольствие, портативные радиопередат­чики.