Принцесса-чудовище - Лариса Соболева

– Я убивал хамов, – сказал Левенвольде. – Тот же скот. Люблю охоту, сударыня, а на хамов охотиться куда интересней. Видеть страх, как у вас сейчас… Ах, несравненная! Ведь это вы, а не пристав напали на мой след. Я вас сразу раскусил, как только тетка показала мне лист с моим почерком. Вы меня растоптали, а не имели права совать свой глупый нос в мою жизнь! Я накажу вас, сударыня…

Он говорил, подступая к Марго, и неосторожно очутился спиной к Анфисе. Сначала раздался звон разбитого стекла. Откуда звон, Марго не поняла. Когда же фон Левенвольде, вытаращив глаза, замер, догадалась: Анфиса огрела его по голове зеркалом. Но на том не остановилась и бронзовой оправой вновь ударила. Марго кинула в него подушкой, затем второй, да баронет уже и от легкого ветерка упал бы. После обе оседлали его, нанося удары кулаками. Он не оказывал сопротивления.

– Довольно, Анфиса! – тяжело дыша, прошептала Марго. – Мы… мы, кажется… его убили…

Обе разом завизжали. Визжали до тех пор, пока не примчались Уваров с Суровым.

Шарлотта, раскачиваясь в карете, глядела в бездонную ночь. Мчались на север, где зимой ночи нескончаемо длинные и черные, мчались ночами, днем останавливались на постой, тщательно задраивая окна.

Оливье де ла Гра усмехался. Черт возьми, он оказался в выигрыше! Практически без труда получил Шарлотту, которую любил, как умел, а вместе с ней огромное состояние. Помогла ему человеческая глупость, то есть баронет фон Левенвольде. Время от времени де ла Гра брал жену за руку и подносил ее пальцы к губам, на что Шарлотта не реагировала. Профессор понимал: она чувствует себя несчастной, однако его мало заботило состояние жены. Привыкнет, как привыкают тысячи жен к нелюбимым мужьям. Главное – Шарлотта без него не сможет жить, значит, никуда не денется. Желая как-то утешить, он заверял жену, что находится на пороге открытия, и, кажется, верил в это сам.

Оливье де ла Гра не знал, что только десятки лет спустя ученые всего лишь сделают первые шаги к лечению загадочной болезни. То ли в шутку, то ли всерьез некоторые назовут страшный недуг, послуживший возникновению множества легенд, болезнью Дракулы. Но это будет лишь через сто лет.

В небольшом бальном зале собралось слишком много народу, в тесноте пары то и дело сталкивались, стояла духота, хотя двери и окна распахнули настежь. Гости выходили подышать свежим воздухом в сад, а в зале, как крылышки бабочек, трепетали веера. Уж кого стоило пожалеть, так оркестрантов. Они играли с короткими перерывами, тем не менее живости в них не поубавилось. Но вот прогремел последний аккорд, пары начали расходиться. Градоначальник попросил минутку внимания, и все умолкли.

– Господа, надеюсь, вы наслышаны о прискорбных событиях в нашем уезде. Может, и не время нынче говорить о том, однако не могу не представить героя дня, который проявил редкостный талант и развенчал миф об оборотне. Преступник пойман, его ждет суровое наказание…

– Смотрите! – ахнула Марго. – Это же…

Да, рядом с градоначальником стоял, одетый в сшитый на скорую руку фрак, пристав собственной персоной. Он слушал хвалебные оды с княжеским величием, гордо и медленно поворачивая голову, следил, все ли восторгаются им.

– Как он смешон, – прыснула Марго.

Между тем градоначальник объявил, что Ардальон Гаврилович непременно будет награжден и повышен в чине.

– От смешных и нелепых людей вреда много, когда они незаслуженно взбираются наверх, – заметил Суров. – Вы, Маргарита Аристарховна, сослужили недобрую службу даже не ему, а тем, с кем он будет трудиться.

– Да будет вам корить меня, Александр Иванович, пусть себе важничает. Идемте танцевать.

Марго с Суровым кружились в зале и нечаянно очутились возле пристава. Тот несколько стушевался, мимоходом кивнув в знак приветствия, и тут же отвернулся, будто его позвал градоначальник. Марго рассмеялась, продолжив танец. А что же, обижаться на Ардальона? Глупо. Вечер-то прощальный, завтра полк уходит…

– Как жаль, что Мишель отказался приехать на бал, – вздохнула графиня Ростовцева. – Вы уж позаботьтесь о нем, Александр Иванович.

– В нашем полку нянек нет, сударыня. Впрочем, Мишель не нуждается в них. Знаете, Маргарита Аристарховна, я провел лучшие недели в Озеркине…

– Молчите, а то мне станет грустно. Прощание будет завтра, не люблю грустить заранее.

– Я так и не понял, какая вы на самом деле.

– Спросите у брата, он расскажет, – смеялась она.

Но Суров был необычно серьезен.

– Я хочу вам сказать…

– Что? Говорите же.

– Нет-нет, завтра…

А назавтра почти весь город провожал полк. Жителей, особенно женщин, обожавших военных, ждала обычная скука, преследующая маленькие городишки. Марго неотрывно смотрела в бирюзовые глаза Сурова, оба молчали. Браво играл вчерашний немногочисленный оркестр.

– Прощайте, – сказал Суров.

– Не люблю это слово. Неужто мы не свидимся?

– Коль повезет, то… я бы хотел, – признался он.

– А что вы мне не сказали вчера на бале?

– Что вы… что вы замечательная, Маргарита Аристарховна.

– Не могу согласиться с вами. Благодаря вам я узнала о себе многое, и оно мне не нравится. Я часто бросаюсь в крайности, спешу, сначала делаю, потом думаю. Как мне всего этого избегать? Пора бы измениться. Но сумею ли я?

– Оставайтесь такой, какой я вас узнал. И еще…

Подполковник сжал губы, словно удерживая ненужное слово. А Марго ждала, чуть приоткрыв рот и гадая, о чем не решался сказать Суров. Но вот решился:

– Мне пора.

Да нет, не то он хотел сказать, поняла Марго и чуточку расстроилась. Суров наклонился к ее руке, несколько дольше задержал поцелуй, чем следовало, выпрямился и пошел прочь. Вдруг обернулся:

– Не сочтите за дерзость… Разрешите ли вы писать вам?

– Да, да, конечно! – воскликнула она, чувствуя, как душат слезы. – Я отвечу. Обязательно отвечу.

Настала очередь прощаться с Мишелем. Марго провела ладонью в перчатке по его груди:

– Ты чудо как хорош в форме, милый. Береги себя.

– У меня гора с плеч свалилась, – как бы ни к чему произнес он. Сестра надеялась услышать, что страдания по Шарлотте в прошлом, но Мишель заговорил не о том: – Помнишь наш водевиль? Представь, Шарлотта тогда сказала, будто ты и Суров влюблены друг в друга.

Будто зеркалом огрели Марго, тем самым, что разбила о голову баронета фон Левенвольде, ужасного убийцы, Анфиса. Со всей очевидностью молодая женщина ощутила: так и есть! И что же с этим теперь делать? Почему так поздно она поняла себя? А что было бы, если б поняла раньше?

– И что еще Шарлотта сказала? – вымолвила Марго полушепотом.

– Будто вы будете вместе… В общем, ерунда. Я рад, что вы сошлись лишь на почве… Марго, что с тобой?

– Ничего, – вымученно улыбнулась сестра. – Иди.

– Не говори маман с папа о… Ты поняла?

– Я не стану их расстраивать, дорогой.

Графиня поцеловала брата и перекрестила. На гнедом жеребце подлетел Суров:

– Ротмистр Уваров! В строй!

– Слушаюсь! – отозвался тот, чмокнул сестру и убежал.

Александр Иванович бросил последний взгляд на Марго, которая стояла совсем потерянная. Он усмехнулся, его рука взметнулась к козырьку. Суров отдал честь, играючи, но – женщине, заслужившей это, ведь она являлась его командиром в истории с оборотнем. И подполковник ускакал.

Марго возвращалась в коляске с Анфисой и утирала слезы, которые, к счастью, никто не видел (горничная не в счет). А Анфиса возьми да и ляпни:

– Вы, барыня, из-за подполковника плачете?

– Глупости! – взвилась Марго. – Чтоб я больше от тебя такого не слышала!

– Да ладно, барыня. Уж не знаю, как вы, а Александр Иванович так просто без ума от вас.

– Замолчи! – И Марго разревелась, как крестьянка.

– Значит, и вы тоже… – вздохнула с жалостью Анфиса. – Да не ревите, барыня, как бог положит, так оно и будет.

Марго долго всхлипывала, потом разом и успокоилась. Не из тех она женщин, что жить не могут без страданий. Марго уже улыбалась, видя перед собой образ Сурова.

Мысли ее посветлели, особенно когда выбежала на террасу.

Озеро весело искрилось на солнце. Жизнь так изменчива, так непредсказуема, полна неожиданностей, чем и прекрасна. А вдруг Шарлотте бог дал вместе с недугом дар предвидения и она окажется права? Этого не может быть, но все же…»

23

Прошел месяц.

Софию встречал Борис – даже цветы купил! А ведь перед отъездом жены в Москву их отношения так и остались, мягко говоря, натянутыми. Она заявила, что не намерена жить в режиме холодной войны, вернется и переедет к отцу. Значит, подействовало.

Сели в машину, Борис поинтересовался как ни в чем не бывало:

– Что так долго? Целую неделю проторчала в столице.

– Тетя не отпускала.

– Ну и как твой роман? Взяли?

Он был заранее готов к ответу – нет.

– Через два месяца вынесут приговор, – сказала она. – Я отдала в два издательства.